– А ну все по местам! – негромко, но властно проронил замкомвзвода. Солдаты потоптались немного и неспешно разбрелись по своим проломам.
– Не надо бы так, товарищ лейтенант.
– Не учи отца, – хмуро ответил Потапов, остывая и чувствуя, что на этот раз он окончательно подорвал свой авторитет. Нельзя было так срываться. Господи! Полчаса до рассвета! Ну пошли караван!
– На, – буркнул он Кукушкину, отдавая ему свою последнюю воду, – попои свою сволочь, чтоб заткнулся.
Сапёр слил остатки воды в миску Ермака. Тот сразу же начал жадно лакать, иногда отрывая морду от миски и поглядывая в сторону, куда удалился лейтенант, порыкивая ещё, но из рук уже не рвался. Кукушкин смотрел, как пёс пьёт. В горле у него было сухо.
"Тойота" пошла, когда солнце почти полностью встало. Во всяком случае развиднелось уже полностью. Потапов, не надеясь уже ни на что, успел дать команду радисту, чтоб тот вызывал вертолёты. "Тойота" шла полугрузовая. Кузов открытый. Из-за борта торчат головы. Оружия не видно, но это ещё ничего не означает, оно и на полу может лежать. Если оружие там есть, то можно стрелять, – а если его нет? Рассвело – невооружённые имеют право двигаться. Потапов лихорадочно думал.
До ближайшего кишлака километров пятнадцать. Значит, выехали ещё в темноте! С другой стороны, могли и просто по своим делам торопиться! Может, остановить, досмотреть? А если они всё-таки "духи"? Так они и дали себя досматривать. Полоснут из автомата – и привет!
Машина уже выходила на линию огня. Головы в кузове даже и не поворачивались в сторону крепости. "Нельзя трогать, нет у них оружия", – подумал Потапов и неожиданно для самого себя вскрикнул отчаянно:
– Огонь!!!
Утро раскололось… Враз всеми стволами. "Огонь, открываемый внезапно всеми огневыми средствами с близкого расстояния, называется кинжальным", – ненужно всплыла в голове заученная училищная фраза.
Свинцовый, отливающий багровым, оглушительный, кинжал огня потаповской группы с грохотом вонзился в машину, выворачивая внутренности. Из "Тойоты" даже не кричали. Всё произошло быстро и неожиданно. Команду "прекратить огонь" лейтенант не давал. Пулемёты умолкли сами собой. Стрелять больше было некуда…
Потапов и замкомвзвода спустились к машине. Обшивка кузова и кабины – в клочья. Всё залито кровью. Убитых шестеро. Один – по-видимому, водитель – моложавый дядька с нечёсаной бородой. Два старика. Один пацан лет четырнадцати. Ещё двое – не разберешь теперь. Груз – два мешка с мукой, какие-то тряпки. И ничего больше. Ни ствола…
Лейтенант присел у переднего колеса, привалившись спиной к изрешечённому крылу. Столько трудов, надежд!… Столько шли!… Внутри – как в бездонном колодце. Кричи не кричи – не аукнется…
– Мирняк, – вяло сказал замкомвзвода. – Мирняк завалили, получается.
…Тоже мне открытие. Только есть ли он, мирняк, в этой проклятой стране? Скорее всего, обычные "духи", вот только оружие не взяли специально, чтобы не рисковать, если на досмотровую группу напорются. Не напоролись… "Духи"! Самые настоящие! А кто докажет?! А может, и не "духи" совсем. Может, они за нас были. Не спросишь у них теперь… И не докажешь ничего, когда к стенке припрут. Прокурору-то не расскажешь, как две ночи шли, как патруль через себя пропускали. У прокурора кран с водой под боком. Выйди к умывальнику и пей себе сколько хочешь. И "результат" у него камнем на шее не висит. Он, прокурор, может себе любую роскошь позволить: даже в "интернациональную идею" поверить. Или вид сделать, что верит. Он всё может. А ты – нет… Тебе война один закон диктует, а ему – другой. Но прав всё равно он будет. И комбат, которому твой закон в десять раз ближе, чем прокурорский, за тебя не заступится – и не надейся, даже! За кого б другого комбат постоял бы – а ты для него кто такой? Что ты комбату принёс, чтоб на справедливость его рассчитывать? Есть у комбата право тебя защитить, от трибунала спасти. Да только стоит оно – право это комбатовское – дорого. Не "добытчик" ты. Не будет за тебя комбат собой рисковать, местом своим и положением. Эх, мать твою…
– Непруха, – сказал замкомвзвода. – Может, обойдётся, а?
Потапов отрицательно мотнул головой:
– Не-а, навряд ли…
Неплохой он парень, "замок", да только ведь и ему – всё равно. Он сегодня вне ответа. На командире группы всё…
– Хватит!!! Собираемся и выходим на площадку! Сержанты! Проверить всё тщательно, чтоб не забыть чего!
…какая, впрочем, разница, ну и забудем… да хоть пулемёт забудем, всё теперь едино!…
В большом дворике в углу что-то неместное, необычное. А! Так это же указка! Прут стальной, вроде виселицы загнутый, а на нём флажок пластмассовый, с вырезом "М" – мина. Яркий флажок, красный. Чтобы каждому дураку заметен был. Треугольничком сделан. Острый угол в землю указывает – "М" – мина! Совсем про неё забыли.
– Кукушкин! Иди сюда! Ты ж чего, старик, указками разбрасываешься? Этак и не напасёшься на тебя. Забыл, что ли?
– Никак нет, товарищ лейтенант! Сейчас все из крепости выйдут, я указку сниму, а фугасик этот накладным зарядом уничтожу. Как вы вчера приказывали. Я сейчас, только вот выйдут все!
– А ну-ка погоди…
Фугас – это спасение. Если удастся снять, конечно. Кроме замкомвзвода, к машине никто не подходил. Он не заложит, надеюсь. Так… Предъявить взрывчатку, взрыватель… За машину в этом случае никто не спросит! А если и спросит – на своём стоять насмерть! Нашли в кузове, и всё тут! "Замок" не заложит, не должен. Только бы сволочь эта без "неизвлекаемости" была. Если поставлен на "неизвлекаемость" – тогда всё насмарку. Но не может он неизвлекаемым быть! Не может! Не должен!…
– Погоди-ка, Кукушкин… Не надо сейчас фугас подрывать…
– Как же это, товарищ лейтенант, оставить его? Нам вроде говорили, что…
…не понял он меня, не понял…
– Не надо фугас подрывать, – твёрдо произнёс лейтенант, глядя в глаза солдату. – Его надо снять!
– Как снять?!! – Кукушкин решил, что ослышался. – Обычно же…
– Плевать мне на обычно! Я сказал – снять! Обезвредить и снять!
– Да вы что, товарищ лейтенант?! Это же нельзя. Запрещено!
Ермак, крутившийся рядом, подошёл поближе и замер, словно прислушиваясь. Кукушкин растерянно обернулся на красный флажок с буквой "М" в середине.
– Ладно, солдат, – зловеще проговорил Потапов, – боишься, значит. Трусишь! Понятно! А ну давай сюда свои причиндалы! Я сам всё сделаю! Только – не обижайся потом!
Лейтенант нагнулся и протянул руку к кукушкинскому рюкзаку. Солдат быстро схватил рюкзак и отскочил с ним в сторону:
– Вы не сапёр! – с отчаянием воскликнул он. – Вам и подходить туда не положено!
– Здесь я командую! Я сам знаю, что мне положено, а что нет! Не тебе учить! Давай щуп и "кошку"!
– Не надо, – враз обмяк солдат, – я сам сниму… – И быстро, деловито достав из рюкзака щуп, пошёл в угол, к указке. Ермак, обежав его спереди, встал боком, не пропуская. Кукушкин потрепал его по загривку и, отстранив с дороги, пошёл дальше. Ермак заметался суетливо и вдруг, прогнув спину, почти ползком, поскуливая и подвывая, двинулся за хозяином.
– Ну?! – крикнул лейтенант.
Сапёр зашевелился на коленях:
– Не понять ничего! Не с той стороны подрыл. С другого бока взрыватель, оказывается! Ну, Ермак, не мешай, ну куда ты лезешь?!
– Ладно, брось его! Слышишь, что говорю, брось!
Вдалеке послышалось комариное гудение вертолётов.
– Бросай! Накладывай шашку, взрывай, к чёртовой матери, и поехали отсюда!
– Сейчас, сейчас! Нащупал, кажется! Ничего тут особенного. "Кошку" только зацепить не за что!
Потапов сжал кулаки. Только бы не было в фугасе секрета! Только бы не было!
– Ой! – вдруг воскликнул солдат. – Товарищ лейтенант, "кошку"-то я в рюкзаке оставил. Вы не принесёте? А то у меня руки заняты и отпускать я это дело не хочу.