Неверно, что в обществе «Декамерона» «ставится только одна цель: приятно провести время».[6] Даже развлечения рассказчиков серьезны и идеологически значительны. Самым серьезным в жизни общества «Декамерона» был процесс рассказывания и обсуждения новелл. В противоположность средневековым притчам и «примерам», новеллы «Декамерона» не дидактичны: они не преследуют никаких внеэстетических целей. Но мысль об их «бесполезности» с презрением отметается (IV, вступление; «Послесловие Автора»). Новеллы «Декамерона» не моралистичны, но они no-ренессансному назидательны. Это одно из следствий их реалистичности. Они рассказываются ради них самих, потому что рассказчиков интересует реальная жизнь вне ее связей с потусторонней и якобы единственной истинной действительностью. Их рассказы, как правило, начинаются с указания на «реальный факт» или на какое-нибудь распространенное мнение, подлежащее общественному рассмотрению и осмыслению. После этого рассказчики «Декамерона» не просто подбирают произвольные аргументы для доказательства того или иного абстрактного тезиса, не вырывают факты из земного контекста жизни, не превращают их в аллегории, а подвергают окружающую человека действительность объективному и в то же время планомерному эстетическому анализу. В «Декамероне» учит сама жизнь, и учит она искусству жить, а не искусству умирать, как того требовали средневековые моралисты. В процессе анализа действительности в «Декамероне» создается новый мир, новый человек и новая литература. «Декамерон» не только утопия, но и своего рода «воспитательный роман». В возможность воспитания и перевоспитания человека зрелый Боккаччо верил, пожалуй, тверже, чем в бога. В его книге перевоспитываются герои и даже само общество рассказчиков.

В отличие от средневековых богословских «гексамеронов» (наших «шестидневов»), в которых пересказывались библейские легенды о сотворении мира, в «Декамероне» новый мир был создан не за шесть, а за десять дней; зато создавался он не богом, а человеческим обществом.

Новый мир книги Боккаччо создавался по строгому, хорошо продуманному плану. В смене дней «Декамерона» имеется своя последовательность и даже закономерность, но и она выступает как проявление человеческой свободы. Для новелл первого дня обязательной темы, например, не устанавливается. Тем не менее внутреннее единство тематики первого дня выявлено с большой определенностью.

Неправильно было бы считать «Декамерон» произведением по преимуществу сатирическим. Как почти для всех великих писателей Возрождения, для Боккаччо важнее всего было эстетическое утверждение новых и, как ему казалось, вечных в своей общечеловечности идеалов любви, великодушия, ума, доблести, красоты. Однако именно потому, что утверждение гуманистических идеалов происходило в его время в непрестанной и очень напряженной борьбе с религиозно-аскетической идеологией упорно не сдававшегося средневековья, Боккаччо не мог полностью отказаться ни от сатиры, ни от социальной критики.

Главной идеологической проблемой средневековой культуры была проблема отношения человека к богу. Проблема эта ставится и одновременно эстетически снимается в двух первых новеллах «Декамерона». Она заменяется в них проблемой отношения человека к человеку. Начиная первую новеллу, Панфило специально оговаривает, что в ней он имеет в виду «не божественную мудрость, а человеческое разумение». На смену теологической логике средних веков в «Декамероне» приходит гуманистическая логика Возрождения.

В первой новелле «Декамерона» изображен мир флорентийских купцов и банкиров. Об отношении Боккаччо к этому миру дает возможность судить характер центрального персонажа. Чеппарелло — мерзавец, пакостник, клятвопреступник, содомит, пьяница и вообще человек, лишенный каких бы то ни было моральных принципов. Тем не менее в глазах той среды, к которой он принадлежит, Чеппарелло вполне респектабелен. В новелле это все время подчеркивается. Даже способность Чеппарелло на хладнокровное убийство ни в чем не повинного человека не выводит его за пределы нравственных стандартов, принятых среди итальянских купцов, менял и банкиров. Этой способностью в «Декамероне» наделены многие «благопристойные негоцианты», и она специально анализируется в новелле об Изабетте и ее братьях (IV, 5), потрясающей по силе осуждения бесчеловечного торгашеского эгоизма итальянского «жирного» народа. В первой новелле «Декамерона» бесчеловечная эгоистичность свойственна и магнату Мушьятто Францези, и братьям-ростовщикам, в доме которых умирает Чеппарелло.

Отношение Боккаччо и созданного им общества «Декамерона» к «жирному» народу было достаточно сложным. Боккаччо никогда не ограничивался одним лишь моралистическим, абстрактным, «зряшним» отрицанием человеческой ценности предков современной буржуазии. Флорентийское купечество все еще оставалось для него частью славного флорентийского народа, и в «Декамероне» нередко встречаются новеллы, в которых с известной симпатией изображены ум, энергия и целеустремленность новых «хозяев жизни», экономическая практика которых подрывала устои феодализма и в XIII–XIV веках объективно создавала материальную основу для новых эстетических, этических и социальных идей итальянского Возрождения. Но Боккаччо уже не отождествлял ни современный ему «жирный народ» с народом, ни «идеалы» флорентийского купечества с идеалами той новой, гуманистической интеллигенции, к которой он сам принадлежал. Одним из крупнейших достижений ренессансного реализма «Декамерона» было откровенно критическое изображение того нового общественного класса, который, придя в XIV веке к власти во Флоренции, отказался от всех своих революционных, антифеодальных и общенародных требований, и — стихийное, интуитивное отражение исторической диалектики превращения антигуманной, эгоистической практики итальянского средневекового купечества, расшатывавшей традиционные, христианско-католические нравственные нормы и каноны, в новые, индивидуалистические, но по самой своей сути антибуржуазные идеалы итальянского гуманизма.

В первой новелле «Декамерона» Чеппарелло наделен не только всеми нравственными пороками «жирных» горожан, но и некоторыми чертами ренессансной «virtù» (доблести), придающими ему типичность нового человека Возрождения. Вся блестяще написанная сцена исповеди построена так, чтобы привлечь внимание не столько к факту кощунственного обмана исповедника, сколько к тому, как артистично этот обман осуществляется. Чеппарелло не атеист, но прямой, непосредственной связи между вечностью бога и бренностью человека для него уже не существует. Бог вынесен им за пределы человеческого бытия, и в пределах человеческого бытия высшей, величайшей ценностью оказывается сам человек. Разыгрывая доверчивого монаха, Чеппарелло не обманывает бога, о котором он в эту минуту просто не думает, а в последний раз выявляет все заложенные в нем возможности, защищает и утверждает неповторимое, индивидуальное своеобразие своей личности и тем самым достигает того единственного вида бессмертия, которое, согласно убеждению всех великих гуманистов Возрождения, в том числе и автора «Декамерона» (IX, заключение), было возможно для земного, смертного человека.

Вся первая новелла «Декамерона» построена так, чтобы не просто подтвердить правильность логики Чеппарелло, но положить ее в основу нового, художественного мышления. Однако, утверждая этой новеллой ценность человеческой личности и делая ее главным объектом эстетического анализа, Боккаччо продолжал считать Чеппарелло «героем» в высшей степени отрицательным. В первой новелле «Декамерона» отчетливо обозначалось трагическое и свойственное всему итальянскому Возрождению противоречие между чисто человеческой, индивидуалистической «доблестью» (virtù) и общественной нравственностью — не только христианско-аскетической «добродетелью» (vertù), но и «естественной», с точки зрения самих же гуманистов, общечеловеческой моралью. Как чуткий художник, Боккаччо это противоречие отметил, но он стоял в самом начале эпохи Возрождения и потому верил еще, что его можно преодолеть эстетически. Парадоксальность превращения средневекового нотариуса в «нового человека» в первой новелле «Декамерона» комически нейтрализована парадоксом превращения клятвопреступника, богохульника и содомита в святого, необычайно почитаемого среди прихожан, уверенных, «что господь через него явил уже много чудес и продолжает ежедневно являть их всем».