— Ворошиловские стрелки, — скрипнул Гоцман зубами. Мотнул головой в сторону уцелевшего инкассатора: — А этот?

— Ерунда. Легкая царапина плеча, но сильный шок. Говорит бессвязно…

Гоцман еще раз пристально взглянул на инкассатора. Михальнюк по-прежнему сидел на тротуаре, раскачиваясь и что-то горячечно бормоча.

— Та-ак… — протянул Гоцман, неспешно стряхивая шелуху в водосток. — Значит, говорить не может, а сумму помнит до рубля? И живой еще? Тишак, вези-ка этого царапнутого до себя и крути ему антона на нос, пока не расколется.

— Думаете, он? — приглушенно прошелестел Тишак

Гоцман кивнул и добавил:

— Да, и держи еще в голове вторую занозу — инкассаторская машина. Шо сломалось, отчего, когда, кто знал, где починяют?.. Взгляни у светлые глаза водителя—в общем, бикицер… Я буду через три часа.

Гоцман сел в машину и уже закрывал дверцу, когда в окошке появилась разъяренная потная физиономия директора артели шорников.

— Значит, уезжаете?! А искать кто будет?! Это ж наши трудовые гроши! Моя артель горбатится, ни дня, ни ночи! А какой-то поц делает сиротами детей, с подлючей мыслью пожировать на наши кровные?!

— Калитку закрой, — мирно заметил Гоцман. Опешивший директор отпустил дверцу, Гоцман захлопнул ее.

— И это все, шо вы имеете сказать?! — взвизгнул директор. — И это лично Давид Гоцман, которого мы держим за легенду уголовки?!

— В три часа придешь до моего кабинета, — перебил его Гоцман, — перекинемся за твои деньги и за убитых инкассаторов. Неси ихние личные дела и прочие подробности. А пока не делай мне нервы, их есть где еще испортить… Поехали.

Директор спрыгнул с подножки. «Опель», натужно зарычав, круто развернулся посреди Арбузной улицы.

Одесский вокзал по-прежнему гудел сдержанным хором нетерпеливых голосов. По-прежнему переминались перед зданием солдаты оцепления, нервно покуривали на перроне ответственные товарищи. Но внимательный взгляд заметил бы и кое-какие перемены. Не было старого рабочего, старавшегося запомнить текст приветственной речи, не было маляров, торопившихся закончить работу…

— И как вы думаете он поедет? — негромко переговаривались принаряженные одесситы, толпившиеся с букетами в руках перед оцеплением.

— Шо за вопросы?.. Конечно, по Пушкинской и свернет на Дерибасовскую. Не проехать по Дерибасовской — это ж все равно шо сильно обидеть Одессу…

Перед цепью солдат, пронзительно завизжав шинами и заставив людей испуганно шарахнуться в сторону, замер «Виллис». Вестовой, выпрыгнувший из джипа, заученным движением показал начальнику охраны пропуск и бегом бросился к вокзалу.

В конце перрона Кумоватов и Телешко, измученные бесплодным ожиданием, без всякой надежды вглядывались в уходящие вдаль пути. Все возможные соображения были высказаны, все уместные шутки озвучены. Обменивались утомленными взглядами, вздыхали. И не сразу услышали топот бегущего к ним со всех ног человека.

Вслед ему смотрели десятки встревоженных глаз.

— Ну?! — выдохнул Кумоватов, глядя на вестового.

— Маршал въехал! — задыхаясь, отрапортовал тот.

— Куда въехал?! — судорожно сглотнул Телешко.

— В Одессу…

Первый и второй секретари горкома обменялись растерянными взглядами. Происходившее было выше их разумения.

— И где? — наконец промычал Кумоватов, тыча пальцем в сторону путей. — Где он въехал-то?

— На машине въехал, — наконец восстановив сбитое бегом дыхание, объяснил вестовой. — Приказал всем срочно прибыть в штаб округа…

Некоторое время над перроном висела гнетущая тишина.

Первым опомнился Кумоватов. Отстранив вестового, он быстрым шагом, почти сразу перешедшим в заполошный бег, бросился к выходу на вокзальную площадь. За ним устремился Телешко, а там и остальные встречающие.

Перед подъездом дома по улице Островидова, 64, толпились потрясенные одесские пацаны. С немым восторгом они разглядывали две запыленные черные машины — «Мерседес-Бенц» и «Бьюик». Водитель «Мерседеса», лейтенант в танкистской форме, со значительным видом прохаживался рядом, делая вид, будто не замечает жадных мальчишеских взглядов.

А по бескрайним коридорам второго этажа штаба Одесского военного округа размашистым шагом двигался коренастый человек лет пятидесяти. Его крупное решительное лицо, словно высеченное скульптором, было усеяно гневными красными пятнами. На груди при каждом шаге прыгали три Золотые Звезды Героя Советского Союза.

Рядом с новым командующим округом шли — вернее почти бежали — Чусов, Мальцов, Омельянчук, начальник штаба округа генерал-лейтенант Ивашечкин, порученец маршала генерал-лейтенант Минюк, адъютант подполковник Семочкин и несколько офицеров из личной охраны.

— Мы — страна-победитель! — на ходу говорил Жуков, сопя от гнева. — Мы год как закопали Гитлера! Всю Европу поставили на карачки! И что?! Что, я вас спрашиваю?!

Он не глядя отшвырнул фуражку, которую нес в руках. Адъютант подхватил ее на лету.

— Особо тяжкие снизились на десять процентов, товарищ Маршал Советского Союза, — виновато вставил Омельянчук. — А раскрываемость возросла на двенадцать процентов…

— Мне цифры в нос совать не надо, — бросил в ответ маршал.

Он остановился так же резко, как и шагал. Провел платком по вспотевшему лбу, на котором взбухли крупные вены, двинул нижней челюстью. Гневный взгляд голубых глаз остановился на Мальцове.

— Кто?..

— Военный прокурор округа полковник юстиции Мальцов!

— Где мирный сон, Мальцов?! — рявкнул маршал. — Страна поднимается из руин, а какие-то недобитки взрывают железные дороги!

Адъютант Жукова, не оборачиваясь, сунул маршальскую фуражку одному из офицеров охраны. Второму приказал вполголоса:

— Воды и полотенце маршалу. Быстро…

— Да как взрывают! — продолжал греметь Жуков. — Под самым носом! Здесь что, фронт?! Передовая линия?!

В коридоре показалась толпа, в ней преобладали штатские, но встречались и военные мундиры. Запыхавшиеся Кумоватов, Телешко, начальник железной дороги директор-полковник Горский, следователь Максименко и другие, затаив дыхание, смотрели на легендарного военачальника.

— Эт-то что еще за безобразие?.. — процедил Жуков, окидывая новоприбывших взглядом.

Стремительно прошагав несколько десятков метров, он ткнул пальцем в плечо Кумоватова:

— Что за дрянь такая? Вся страна голодает, а тебя, как борова, раздуло!..

— Я… — мгновенно вспотел секретарь горкома. — У меня нарушенный обмен веществ…

— Жрешь много!.. «Обмен веществ»! — брезгливо передразнил Жуков. — Кто такой?

— Первый секретарь горкома КП(б)У Кумоватов Михаил Мефодьевич, — тихо произнес тот.

Новый командующий на мгновение осекся и даже нахмурился с досады, понимая, что, видимо, хватил лишку. Но тут же взял себя в руки.

— «Ты одессит, Мишка, а это значит…» Что?! — огорошил он Кумоватова вопросом.

— «Что не страшны…» э-э… — выдавил из себя угодливо-растерянный смешок секретарь горкома, — мене ни горе, ни беда…

— Ни хрена это не значит! — рявкнул трижды Герой. — Значит, что бардак в Одессе! Я въехал в город, как к себе домой! Дрыхнут на постах! Ни проверки документов, ни досмотра!

— Было дано распоряжение не задерживать машины маршала, — уточнил Кумоватов.

— Не звезди мне в нос!.. — Сорвавшись с места, Жуков зашагал дальше, свита бросилась за ним. — Я им снес шлагбаум, они не пикнули! И не твое это дело — посты!.. Где начальник контрразведки округа?..

Худощавый полковник МГБ поспешно сделал шаг вперед. Обернувшись к нему, Жуков, словно метлой, прошелся пренебрежительным взглядом по его лицу и остановился на маячившей на заднем плане растерянной физиономии Максименко.

— Что здесь делаешь, майор?..

— Старший следователь МГБ майор Максименко, — зачем-то пролепетал помертвевший от ужаса следователь.

— Вижу, что МГБ… — Взгляд Жукова равнодушно скользнул по синим просветам золотых погон. — Где старшие по званию? Мне что, с тобой обсуждать ситуацию в округе?