Значительное место уделено Фонтанке и в петербургской фразеологии: «С тобой спорить только у Фонтанки», «Ну и ты не дешевле Фонтанки», «На Фонтанке треснул лед — в гости корюшка плывет». А в одной из пословиц заключена петербургская формула вечной интеллигентской душевной раздвоенности, когда и Петербург дорог до слез, и унестись хотелось бы куда-то, где деревья более аккуратно подстрижены и газоны менее вытоптаны, да и сам Петербург мог бы быть другим, более благоустроенным и приспособленным для человека. Короче: «Жить бы на Фонтанке, но… с видом на Манхэттен». Впрочем, ностальгирующие по родине выходцы из Петербурга, в разное время и по разным причинам переселившиеся на постоянное место жительства в Америку, охотно пользуются другим вариантом той же самой поговорки: «Жить бы на Манхэттене, но… с видом на Фонтанку».

Такая озорная дразнилка, героем которой был знаменитый владелец шоколадной фабрики Жорж Борман, до революции была весьма популярна среди питерских мальчишек. Георгий (Жорж) Григорьевич Борман родился в 1837 году. Он был потомственным почетным гражданином Петербурга и учился кондитерскому делу в Германии, куда специально для этого послал его отец. По возвращении в Россию Борман расширил шоколадное производство и открыл целую сеть специализированных кондитерских магазинов. Их адреса были хорошо известны петербуржцам. Магазины Бормана были на Невском, Английском и Забалканском проспектах, в Финском переулке и на Садовой улице, в Чернышевом переулке и в других самых многолюдных местах старого Петербурга.

На шоколадной фабрике Ж. Бормана в Санкт-Петербурге

Известность Бормана, равно как и продукции его фабрики, стремительно росла. Его шоколад пользовался неизменным спросом и был самым любимым лакомством детворы. С владельцем фабрики петербургские дети расплатились более чем сполна. Реклама его сладкого продукта звучала в каждом дворе: «Жоржик Борман нос оторван», — дразнили друг друга дети. И даже дразнилка: «Жорж Бормáн наср… в карман», вероятно, родившаяся от ощущения расплавившихся в карманах шоколадных плиток, выглядела как высший знак качества.

Шоколадная фабрика Жоржа Бормана находилась на Английском проспекте, 14, а рядом стоял особняк, в котором располагалось правление фабрики. В народе этот дом получил несколько названий, сохранившихся в арсенале городского фольклора до сих пор. Его называли: «Домик братьев Гримм», «Сладкий домик», «Шоколадный», «Кофейный».

После революции фабрика «Жорж Борман» была национализирована и на ее базе создана кондитерская фабрика имени Н. К. Крупской (ныне «Петроконф»), Дальнейшая судьба Г. Г. Бормана, в том числе и дата его смерти, неизвестны.

Эта блестящая и выразительная аббревиатура появилась благодаря видному революционному деятелю Ларисе Михайловне Рейснер. Ее мать была писательницей, отец — известным юристом, профессором Университета. Она рано увлеклась революционными идеями. Пробовала писать. Однако в литературных кругах серьезным успехом не пользовалась. Например, известный поэт и переводчик М. Л. Лозинский отзывался о Рейснер, как о «завиральном человеке». «Это Ноздрев в юбке. Она страшно врет и она глупая», — говорил он.

Сразу после октябрьского переворота 1917 года в революционном Петрограде родилась легенда о том историческом выстреле крейсера «Аврора», который возвестил всему миру о начале новой эры в истории человечества. Будто бы на крейсер, в сопровождении отряда красных моряков, «взошла женщина невероятной, нечеловеческой красоты, огромного роста, с косами вокруг головы. Лицо бледное. Ни кровинки. Словно ожившая статуя». Она будто бы и распорядилась дать залп из корабельной пушки. Моряки крейсера молча переглянулись: женщина на корабле — плохая примета, но команде подчинились и выстрел произвели.

Говорили, что это была Лариса Рейснер, писательница, вступившая в партию большевиков сразу после революции. Среди товарищей ее называли: «Муза революции». Решительная и непримиримая красавица, ставшая во время Гражданской войны политработником Красной армии, она была женой комиссара по морским делам России Федора Раскольникова. В народе ее считали заместительницей комиссара по морским делам, навеки наградив Ларису Михайловну исключительно колоритной аббревиатурой: «ЗамКом По МорДе».

Шушары — это ближайший к южной границе Петербурга поселок городского типа. Его современное название происходит от имени финской деревушки Суосаари, что значит «болотистый остров» (suo — болото, saari — остров). Со старинным поселком связана современная легенда о том, как родилось имя знаменитого сказочного персонажа — крысы Шушары. В 1923 году советскому правительству удалось уговорить вернуться на родину писателя Алексея Николаевича Толстого, с 1918 года находившегося в эмиграции. «Красный граф», как его тут же окрестили в России, с 1928 года жил в Детском Селе и обладал всеми привилегиями любимца советской власти, в том числе и личным автомобилем, что по тем временам было редкостью. Живя в пригороде, писатель постоянно ездил к своим ленинградским друзьям и знакомым на собственной машине. И, как назло, постоянно и надолго застревал перед опущенным шлагбаумом у железнодорожного переезда на станции Шушары. Избалованный судьбой писатель нервничал, негодовал, протестовал, но ничего не мог поделать с такой фатальной задержкой. Однажды он решил раз и навсегда заклеймить и опозорить это злосчастное место. Говорят, именно здесь, у шушарского шлагбаума, он придумал крысе из «Золотого ключика» имя Шушара.

В Шушарах находится одна из крупнейших в Петербурге сортировочных железнодорожных станций. Здесь отстаиваются груженые вагоны, из которых затем формируются составы. В местном блатном жаргоне появилось слово «зашушарить», то есть украсть: железнодорожные вагоны на сортировочной горке в Шушарах безжалостно грабят как воры-одиночки, так и организованные воровские шайки.

Вместе с тем, в городском жаргоне известен и экзотический, с примесью иронии, микротопоним, которым охотно пользуются местные жители: «Рио-де-Шушаро».

Вполне возможно, что процесс мифологизации старинного финского поселка в скором времени получит новую, восточную окраску. Здесь разворачивается строительство российско-японского предприятия по производству автомобилей.

Впервые о кавалергардах, как о роде вооруженных сил, заговорили при Петре I. Тогда кавалергарды составили почетный конвой на коронации в Москве супруги императора Екатерины Алексеевны. Уже в то время о них с уважением говорили: «Кавалергардия — старая гвардия». Позже кавалергарды несли службу в Зимнем дворце. В 1762 году они приняли активное участие в дворцовом перевороте, в результате которого на престол взошла Екатерина II. Кавалергарды составили личный внутренний караул императрицы. С тех пор в петербургском обиходе появилось новое выражение: «За кавалергардов», которое обозначало черту, за которую могли проходить только особо приближенные люди. За кавалергардами находились личные покои государыни.

Офицер и рядовой лейб-гвардии Кавалергардского полка

В кавалергарды, как правило, подбирали высоких, стройных, голубоглазых блондинов дворянского происхождения. Это была, как тогда говорили, «Гвардия рыцарей», о которых шутили: «Кавалергарды высоки — подпирают потолки». Правда, в известной устной поэме гвардейцев «Журавль» предлагаются и иные варианты той же поговорки: «Кавалергарды дураки — подпирают потолки», или «Кавалергарды дудаки — подпирают потолки». Если вспомнить, что дудак, или дрофа, — это степная птица вроде индюка, то пословица приобретает уже иной, несколько уничижительный смысл. Может быть, это связано с реакцией петербуржцев на традиционные шутки кавалергардов. Рафинированного, аристократического характера они не носили. Одна из таких шуток заключалась в том, что ночью кавалергарды нанимали траурный катафалк, ставили на него гроб, заполненный бутылками с шампанским и, распевая погребальные песни, разъезжали по городу. Случайные прохожие шарахались в стороны, зная, что подвыпившие офицеры заставят их пить шампанское «за упокой некой мифической личности».