Евгений Евтушенко
ОБЕЩАНИЕ
СТИХИ
СОВЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ
Москва 1957
ПРОЛОГ
Я разный —
я натруженный
и праздный,
я целе-
и нецелесообразный,
я весь несовместимый,
неудобный,
застенчивый и наглый,
злой и добрый.
Я так люблю,
чтоб все перемежалось!
И столько всякого во мне перемешалось —
от запада
и до востока,
от зависти
и до восторга!
Я знаю,
вы мне скажете —
где цельность?
О, в этом всем огромная есть ценность!
Я вам необходим.
5
Я доверху завалей,
как сеном молодым
машина грузовая.
Лечу
сквозь голоса,
сквозь ветки,
свет
и щебет,
и —
бабочки в глаза,
и —
сено
прет
сквозь щели!
Да здравствуют
движение,
и жаркость,
и жадность,
торжествующая жадность!
Границы мне мешают...
Мне неловко
не знать Буэнос-Айреса,
Нью-Йорка.
Хочу шататься,
сколько надо,
Лондоном,
со всеми говорить,
хотя б на ломаном!
Мальчишкой,
на автобусе повисшим,
хочу проехать
утренним Парижем!
6
Хочу искусства —
разного, как я!
Пусть мне /искусство не дает житья
и обступает пусть со всех сторон...
Да я и так
искусством осажден!
Я в самом разном сам собой увиден.
Мне близки
и Есенин,
и Уитмен,
и Мусоргским охваченная сцена,
и резкие смещения Гогена.
Мне нравится
и на коньках кататься
и, черкая пером,
не спать ночей.
Мне нравится
в лицо врагам смеяться
и женщину нести через ручей.
Вгрызаюсь в книги
и дрова таскаю,
грущу,
чего-то смутного ищу
и алыми морозными кусками
арбуза августовского хрущу.
Пою и пью,
не думая о смерти,
раскинув руки,
падаю в траву,
и если я умру на белом свете,
то я умру от счастья, что живу.
1936
7
* * *
Я сибирской породы.
Ел я хлеб с черемшой,
и мальчишкой
паромы
тянул, как большой.
Раздавалась команда.
Шел паром по Оке 1.
От стального каната
были руки в огне.
Мускулистый,
лобастый,
я заклепки клепал
и глубокой лопатой,
где велели,
копал.
На меня не кричали,
не плели ерунду,
а топор мне вручали,
приучали к труду.
О к а — река в Восточной Сибири.
8
Л уж если и били
за плохие дрова —
потому что любили
и желали добра.
До десятого пота
гнулся я под кулем.
Я косою работал,
колуном и кайлом.
Не боюсь я обиды,
не боюс'л я тоски.
Мои руки оббиты
и сильны, как тиски.
Все на свете я смею.
Усмехаюсь врагу,
потому что умею,
потому что могу...
1956
9
глубокий снег
По снегу белому на лыжах я бегу.
Бегу и думаю —
что в жизни я могу?
В себя гляжу,
тужу,
припоминаю...
Что знаю я?
Я ничего не знаю.
По снегу белому на лыжах я бег> г.
В красивом городе есть площадь Ногина
Она сейчас отсюда мне видна.
Там девушка живет одна.
Она
мне не жена.
В меня не влюблена.
Чья в том вина?..
Ах, белое порханье!
Бегу.
Мне и тревожно и легко.
Глубокий снег.
Глубокое дыханье.
10
Над головою тоже глубоко.
Мне надо далеко...
Скрипите,
лыжи милые, скрипите,
а вы,
далекая,
забудьте про беду.
Скрепите сердце.
Что-нибудь купите.
Спокойно спите.
Я не пропаду!
Я закурить хочу.
Ломаю спички.
От самого себя устал бежать.
Домой поеду.
В жаркой электричке
кому-то буду лыжами мешать.
Приеду к девушке одной.
Она все бросит.
Она венком большие косы носит.
Она скучала от меня вдали.
Она поцеловать себя попросит.
«Не подвели ли лыжи?» —
тихо спросит.
«Нет, нет, —
отвечу я, —
не подвели...»
А сам задумаюсь...
«Ты хочешь, милый, чаю?»-
«Нет».—
«Что с тобой —
понять я не могу...
И
Где ты сейчас?»
Я головой качаю.
Что я отвечу?
Я ей отвечаю:
«По снегу белому на лыжах я бегу...»
1955
12
* * *
Г. Мазурину
Я на сырой земле лежу
в обнимочку с лопатою,
во рту травинку я держу,
травинку кисловатую.
Такой проклятый грунт копать—
лопата поломается,
и очень хочется мне спать,
а спать не полагается.
— Что,
не стоится на ногах?
Взгляните на голубчика! —
хохочет девка в сапогах
и в маечке голубенькой.
Заводит песню на беду
певучую-певучую:
«Когда я милого найду,
Уж я его помучаю...>
Лопатой сизою сверкнет,
сережками побрякает
и вдруг такое завернет,
что даже парни крякают.
Смеются все:
— Ну и змея!
Ну, Анька,
и сморозила! —
И знают разве только я
да звезды и смородина,
как, в лес ночной со мной входя,
в смородинники пряные,
траву
руками
разводя,
идет она, что пьяная,
как, неумела и слаба,
роняя руки смуглые,