После этого я увидел огненную вспышку, услышал что-то похожее на очень далекий взрыв и учуяв, как в воздухе поплыл запах сожженного пороха, почувствовал, как моя голова отлетает...

Сквозь слегка приоткрытые ворота моего дома я увидел во дворе уйму людей. Как это они узнали, что я вернулся домой? Я обратился к своим спутникам:

– Спасибо вам, братья, за заботу при возвращении домой!

На синих лицах адских слуг заблестели хитрые улыбки, и они, подхватив за руки меня, еще не успевшего даже понять смысла этих улыбок,  потащили дальше.

Перед моими глазами повисла тьма, как перед тонущим человеком. И неожиданно до ушей моих донесся радостный крик какого-то мужчины:

– Родился!

Я раскрыл глаза и заметил, что лежу покрытый липкой жидкостью возле зада ослицы. О, небо! Кто мог бы подумать, что я, Симэнь Нао, один из уважаемых землевладельцев волости, получивший образование в частной школе, повторно появлюсь на свет в теле ослика с белоснежными копытами и чувствительными нежными губами?!

Мужчина, который стоял позади ослицы, сияя от радости, был моим бывшим наемным работником. Звали его Лань Лянь. Я помнил его худым и щуплым парнем, но на мое удивление, за два года после моей смерти он окреп и стал высоким, крепким и степенным мужчиной. Я подобрал его ребенком на снегу перед храмом Гуань-ди и принес к себе домой. Он был босой, одетый в мешковину, задубевший от холода, с посиневшим лицом и со спутанными больными волосами. В то время мой отец только что умер, а мать еще была жива. Из рук моего отца я получил бронзовый ключ от ящика из камфарного дерева, в которой хранилась купчая на право владения нашей семьей восьмидесятью му плодородной земли, серебро, золото и другие драгоценности. Мне было тогда двадцать четыре года и я недавно женился на второй дочери состоятельного человека из городка Байма. В детстве ее звали Син, то есть Абрикос, и взрослого имени она еще не имела, поэтому, когда пришла невесткой в наш дом, стала называться Симэнь Бай. Как дочь из богатой семьи она была образованной и умной, хрупкого телосложения с грудками, похожими на сладкие груши, и привлекательными формами в нижней части своего тела. Да и поведением в постели она меня удовлетворяла. Однако, безупречная почти во всем, имела один недостаток – вот уже на протяжении нескольких лет все ещё не могла забеременеть.

В те годы я, можно так сказать, мог похвастаться своими юношескими достижениями. Каждый год приносил щедрый урожай, арендаторы наперегонки платили ренту, закрома переполнялись зерном. Шесть голов домашнего скота были в хорошем состоянии, к тому же вороная кобыла неожиданно родила двух жеребят. Это было какое-то чудо, о которых рассказывают только в легендах, но которое редко когда случается в жизни на самом деле. Крестьяне нашей волости, нескончаемым потоком приходившие взглянуть на двоих жеребят, рассыпались в похвалах. Мы одаривали гостей жасминовым чаем и папиросами «Зеленый форт». Сельский подросток Хуан Тун украл у нас одну пачку сигарет, но его поймали и за ухо привели ко мне. Проказник имел желтые волосы, желтую кожу и изменчивые желтые глаза, будто затаившие в себе злой умысел. Махнув рукой, я отпустил его и дал ему пачку чайного листа, чтобы отнес отцу. Хуан Тяньфа, его отец, был порядочным и честным человеком, изготавливал вкусный сыр из перекисших соевых бобов и был одним из моих арендаторов – обрабатывал пять му моей плодородной земли над рекой. И вот неожиданно оказалось, что он вырастил такого непутевого сына. Хуан Тяньфа принес нам корзину соевого сыра, такого густого, что его куски можно было бы цеплять на крючки весов, и столько же извинений, поэтому я велел жене дать ему полметра толстого зеленого сатина, чтобы он сделал себе на следующий год обувь. Эх, Хуан Тун, Хуан Тун! Если бы ты хоть обратил внимание на мою долгую дружбу с твоим отцом, то не смог бы застрелить меня из старого ружья. Ясное дело, ты выполнял чужой приказ, но ты мог бы целиться мне в грудь и оставить мой труп целым! Ох, какое же ты неблагодарное создание!

Меня, Симэнь Нао, человека достойного и великодушного уважали все. Несмотря на то, что мне довелось унаследовать семейное хозяйство в тяжелые и смутные времена, когда приходилось иметь дело и с партизанами, и с солдатами марионеточного правительства, мое хозяйство с каждым годом расширялось: я прикупил дополнительно сто му отличной земли, увеличил с четырех до восьми голов количество домашней скотины, приобрел большую повозку на резиновых колесах, взял на работу, кроме двух имеющихся, еще двух наемных рабочих, еще одну служанку и двух пожилых женщин, чтобы они готовили нам еду. Именно в таком состоянии было мое хозяйство, когда я подобрал Лань Ляня под храмом Гуань-ди – закоченевшего от холода и еле живого. В тот день я встал очень рано, чтобы собирать навоз. Может, вы и не поверите, но я, даже став самым богатым землевладельцем в волости Северо-Восточная Гаоми, никогда не чурался ручного труда. В третьем месяце я пахал землю, в четвертом – сеял, в пятом – косил и собирал урожай, в шестом - сажал тыквы, в седьмом - рвал бобовые, в восьмом – косил   коноплю, в девятом – веял и очищал зерно от мякины, с середины десятого – перепахивал землю под черный пар. Даже в холодный двенадцатый месяц меня не привлекала к себе теплая лежанка. Как только рассветало, я брал корзину и шел собирать собачий помёт. Люди в волости шутили, что, мол, однажды я встал так рано, что вместо навоза принес домой камешки. Все это чистая ерунда, так как я имею очень чувствительный нос – и уже издали чувствую запах собачьего кала. И ни одного хозяина нельзя считать хорошим, если он равнодушен к собачьему помёту.

В тот день выпало очень много снега – дома, деревья и улицы лежали под его белым покровом. Собаки попрятались, поэтому я не мог бы найти их помёта. И все равно я вышел из дома. Воздух был свежим и холодным, ветерок – слабым. Если встать рано, то на рассвете можно увидеть много чего странного и мистического. Я свернул с главной улицы на боковую, обошел село вдоль оборонительной глиняной стены и увидел, как на востоке горизонт из белого превратился в красный, как розовые предрассветные облака вспыхнули огнем, как поднялось красное солнце, и панорама пейзажа в красном свете, отраженном снегом, стала казаться сказочным хрустальным царством. И тут я и обнаружил наполовину засыпанного снегом мальчика перед храмом Гуань-ди. Сначала я подумал, что он уже мертв, и решил купить за свои деньги какой-нибудь гроб и похоронить его, чтобы его не обгладывали бродячие собаки. Лишь за год перед этим событием перед храмом замерз до смерти голый мужчина. Он лежал на земле и у него, красного от головы до ног, словно копье, торчал напряженный член, что вызывало у зрителей бурный смех. Этот случай описал ваш странный приятель Мо Янь в своем рассказе «Человек умер, а его член остался живым». Того человека с живым членом, умершего на обочине дороги, похоронили на мои деньги на кладбище на западе деревни. А подобный благотворительный поступок оказывает огромное влияние на людей и весит больше, чем возведение памятника или написание биографии.

Положив на землю корзину, я потрогал мальчика и пощупал рукой его грудь – она была еще теплая, значит он был еще жив. Сняв свою теплую куртку, я укутал его ею и понес домой. Нёс замерзшего мальчика на руках по дороге навстречу утреннему солнцу. В этот миг небо и землю залил яркий свет. Вдоль улицы люди отворяли ворота и очищали дорогу от снега, поэтому многие мои односельчане были свидетелями моего милосердного поступка. Уже этого должно было быть достаточно, чтобы они не расстреливали меня из старого ружья! И уже этого было бы достаточно, чтобы Янь-ван не возвращал меня в этот мир в виде осла! Ведь часто говорят, что спасти кому-то жизнь значит больше, чем построить семиярусную пагоду. А я, Симэнь Нао, действительно спас человека, а то и не одного. Так, я во время одного весеннего голода продал голодающим десять мешков гаоляна по низкой цене, освободил своих арендаторов от уплаты земельной ренты и тем самым помог многим людям выжить. Но зато какая ужасная судьба выпала мне! Небо и земля, люди и боги, скажите, есть ли справедливость? Есть ли совесть? Я протестую. И просто не понимаю, что происходит!