3
Первый «звоночек» случился, когда прервалась связь с Большой землей. Мы решили тогда, что это простой технический сбой. Но когда связь не наладилась и спустя трое суток, стали готовиться к худшему. Под худшим мы понимали возможность зимовки на Соловках без какой-либо связи с внешним миром. Перспектива не очень приятная, но и не смертельная: запасов у нас было предостаточно.
Только вот ученые начали сетовать на недостаток материала. Они его, видите ли, израсходовали на опыты. В лабораториях успели покромсать на части всех привезенных зомби. Не знаю, мо жет, так и должно происходить при форсировании научных изысканий, только становилось непонятно, что делать теперь, без связи с Большой землей, когда невозможно вызвать ни самолет, ни корабль? Док лично просил меня раздобыть зомби, а я лишь тупо улыбался в ответ. Откуда им здесь взяться?
Еще мне запомнилось туманное предложение его заместителя: устроить как-то так, чтобы кто-то из местных «спонтанно заразился». Он так и выразился – «спонтанно». Чрезвычайно корректно выразился, я бы сказал. А то, мол, вся работа стоит.
Тогда я подумал, что он шутит.
Короткое северное лето закончилось, на острова надвигался холод и зимний мрак. Ученые не боялись наступления холодов, их беспокоила лишь перспектива остановки работ вследствие недостатка подопытных. А ведь, по словам Дока, научные изыскания вот-вот должны были дать результаты.
Я, конечно, не специалист, но, по-моему, все ученые – психи. У меня было ощущени е, что они забыли уже, ради чего прибыли на эти острова. Вряд ли их так интересовало спасение человечества, как сам факт открытия и научный приоритет. Все-таки избыток интеллекта – такая же патология, как и его отсутствие.
Но вскоре всем нам стало не до открытий.
Они пришли прямо из-под воды. Я просто не хотел верить в лихорадочные доклады бойцов. Пока не увидел сам.
Мы вышли на берег. Была морозная ночь, пальцы примерзали к спусковым крючкам автоматов. Луч мощного прожектора с монастырской стены обшаривал поверхность моря. Берег уже подернулся тонкой ледяной коркой, в отдалении по волнам позли первые льдины.
И тут лед начал вспухать и лопаться, будто кто-то взрывал в глубине динамитные шашки. А затем, посреди этих «прорубей» и проплешин начали медленно подниматься темные фигуры. Переохлаждение, наверное, действует и на зомби – оттого первые их движения были заторможенными, будто в замедленной съемк е. Никогда не видел ничего более жуткого и… удивительного. Я просто не мог оторвать взгляда от этого зрелища: десятки зомби неторопливо распрямлялись среди льдин и так же медленно, в полной тишине выходили на берег.
Первую волну мы положили там же. Мне даже в голову не пришло, что ученым они могут понадобиться живьем – настолько сильно было потрясение от увиденного. Помню, как я молча вдавил спусковой крючок и услышал, что товарищи сделали то же самое. Потом мы в полной тишине шли вдоль линии прибоя, добивая тварей одиночными в голову.
От этого немного полегчало.
Но все только начиналось.
Первые подозрения у меня возникли тогда же. В одном из убитых зомби я узнал лесника с соседнего, Анзерского острова. Вскоре ребята доложили, что месяц назад видели моторную лодку, ходившую на Анзер. Что их удивило: в лодку погрузили пластиковый мешок – похоже, что с телом. У нас как раз оставался последний «опытный » зомби. А командовал всем заместитель руководителя проекта собственной персоной.
Что характерно, через пару недель работа в лабораториях закипела с удвоенной энергией: откуда-то появился «свежий» материал. Тогда я не придал этому значения. Мало ли, может, нашелся забытый контейнер с живыми мертвяками.
Но теперь нервы у меня сдали. Я впервые открыто сцепился с Доком. Криков и угроз было много. Я быстро убедился, что Док не в курсе происходящего. Пришлось как следует потрясти заместителя.
Тогда-то и открылась правда, от которой даже у меня, повидавшего много всякого дерьма, сделались ватными ноги.
Эти ученые-маньяки тайком от меня и от собственного руководства решили устроить на соседнем, отделенном широким проливом, острове заповедник дармового «материала» для опытов. С этой целью они самым циничным образом заразили там кого-то из местных (для чего и понадобился перевезенный туда зомби). Разумеется, зараженный вскоре сам стал ходячим мертвяком и принялся бросаться на ничего не подозревавших соседей. Немногочисленное местное население было перезаражено почти мгновенно, и у научников появилась обильная материальная база для их чертовых опытов.
Только они, кретины, не учли, что эти твари, оказывается, могут спокойно передвигаться по дну ледяного моря. Пересечь узкий пролив от Анзера до Большого Соловецкого им не составило труда. Тем более что сюда их влекло то единственное чувство, что все еще роднит их с людьми.
Голод.
4
Осмотрев территорию монастыря, возвращаюсь в лабораторию. Сажусь на хлипкий лабораторный стул, наблюдаю.
Док работает неистово, бешено, словно соревнуется на скорость с невидимым оппонентом. Я помогаю по мере сил, но моя помощь выглядит жалко. Ведь я ни ч ерта не понимаю в этих формулах, в действии химических реагентов, в микроскопах и центрифугах, в чашках Петри, компьютерах, строящих модели ДНК. А он бросается на все сразу, пытаясь в одиночку справиться с работой всей погибшей группы.
Мне жутко об этом думать, но Док все больше становится похожим на тех, кого изучает. Он работает без перерывов, без сна, почти не ест. Словно своей работой он пытается заглушить в себе чувство вины. Я-то понимаю, что никакой вины за Доком нет и в помине, да только этот человек устроен иначе. Он считает, что в ответе за всех, кто работал под его началом и сгинул, сожранный заживо или же ставший одним из НИХ.
Я пытаюсь говорить с ним, шутить, но он словно не слышит.
5
…Все случилось настолько неожиданно и дико, что у нас просто не было шансов. Да, мы знали, что из моря могут вылезти зомби. Да, мы начали готовиться к возможному вторжению. Оружия и боеприпасов у нас было достаточно. Подчиненная мне группа боевого охранения состояла из двадцати опытных бойцов, прошедших горячие точки. Некоторые были из бывших сталкеров.
Но к этому невозможно подготовиться.
Я помню, как все началось. Переговариваясь по рации, я обходил посты. В стены монастыря спешно эвакуировалось немногочисленное население близлежащего поселка. Когда здесь была создана лаборатория, почти всех местных вывезли на материк, включая большинство послушников. Но кто-то остался, и сейчас мы не могли им отказать в защите.
Теперь монахи спокойно, без особой паники организовывали перепуганных мирян, распределяя их по зданиям. С монахами нам вообще повезло. Трудно найти более дисциплинированных помощников. Только Док сетовал на то, что они упорно отказываются идти в лаборанты, считая работу ученых сатанинской забавой. Мне было проще договориться с ними: все, что касалось организа ции быта и безопасности мирян, монахи выполняли ответственно и четко.
Вот и тогда ко мне подошел собственнолично отец игумен, собираясь, по его словам, сообщить что-то важное. Я остановился, ожидая, что скажет настоятель. Тот явно волновался, лицо его дергалось, руки дрожали, и я понял, что дело серьезное. Никогда я не видел этого человека таким взволнованным.
– Они… – пробормотал он. Помотал головой, – Мы все… Понимаешь? О Господи…
Игумен обхватил руками голову, затрясся. Я подошел ближе, протянул руку, пытаясь его успокоить:
– Что случилось, батюшка?
И замер как вкопанный.
Есть у меня такое свойство. Почти животная чуйка. Опасность я словно кожей чувствую. Я еще не понял, в чем дело, но адреналин уже прыснул в кровь, и я физически ощутил, как расширяются у меня зрачки.
И тут же рация взорвалась воплями:
– О черт! Ты видел?!
– Третий, третий – сзади!
– Ты его видишь?! Огонь!
– Всем тревога! «Зет, зет, зет»!
– Они здесь! Эти твари внутри!