История превращения безобидного пассажирского парохода «Константин» в минный крейсер и его действия на Черном море против турок представляют исключительный интерес не только как блестящий пример русской изобретательности и бесстрашия. В пропаганде минного дела в России пароход «Константин» также сыграл весьма видную роль. В течение четырех месяцев, ушедших на переоборудование парохода, он служил практической школой для минеров Черноморского флота. Два раза в неделю на борту «Константина» собирались офицеры-минеры, чтобы ознакомиться с минным делом. Объясняли технику и тактику минного дела лейтенант Макаров и его ближайший помощник лейтенант И. Зацаренный. Оба они охотно делились с посетителями знаниями и приобретенным опытом, объясняли конструкцию придуманных ими мин, устройство проводников, запалов и т. д. Для желающих более детально ознакомиться с минным вооружением парохода делались в одной из кают сообщения с демонстрацией моделей и чертежей.

Эта практическая школа минного дела, создавшаяся в острый момент, заинтересовала не один десяток морских офицеров, ставших впоследствии видными специалистами. Лейтенант Зацаренный в статье «Заметки по минному делу на пароходе «В. кн. Константин» писал: «Этот пароход, единственный в своем роде по идее и исполнению, не только в нашем, но и в иностранных флотах давал в течение почти двух лет много тем для разговоров, даже и в не морском обществе». В словах этих не было преувеличения. Важность минного оружия понималась всеми сколько-нибудь образованными людьми. Прислушивались и к словам Макарова. «Никакие средства, никакие затраты на развитие минного дела не могут считаться чрезмерными, — писал он. — По моему мнению, в будущих наших войнах минам суждено будет играть громадную роль».

Макарова недаром называли впоследствии «дедушкой минного флота». Он первый привел в систему все изобретения по минному делу, суммировал их, применил на практике, обогатил минное дело своей творческой мыслью, изобретениями и усовершенствованиями, положил начало созданию тактики минной войны на море, причем тактики, характерной для русской военной мысли вообще — наступательной.

Макаров всю жизнь интересовался минным делом, изучал его и всячески пропагандировал, как важнейшее средство в морской войне.

12 апреля 1877 года, когда была объявлена война, Макаров вызвал всех наверх. Матросы выстроились на палубе. Макаров был заметно возбужден. «Война объявлена, — произнес он. — Мы идем топить турок. Знайте и помните, что наш пароход есть самый сильный миноносец в мире и что одной нашей мины совершенно достаточно, чтобы утопить самый сильный броненосец. Клянусь вам честью, что я не задумаюсь вступить в бой с целой турецкой эскадрой и что мы дешево не продадим нашу жизнь!..»

Командиру не дали договорить. Раздалось такое «ура», какое, по собственному признанию Макарова, ему никогда не пришлось более услышать. На корабле царило необычайное возбуждение. Макаров приказал поднять пары, чтобы идти на Константинополь, он думал врасплох атаковать турецкую эскадру. Расчет был правильный: вряд ли турки были готовы к бою, зная, что у русских нет флота. На корабле деятельно готовились к бою. Сменили проводники, поставили боевые пироксилиновые мины, вставили шашки с гремучими запалами, мины надели на шесты. Всего больше Макаров опасался какой-нибудь непредвиденной случайности, вполне возможной в деле, не имеющем еще опыта. «…Наш успех верен, — писал Макаров в приказе, — но может случиться, что из-за какой-нибудь мелочи, из-за какого-нибудь бензеля[28] произойдет неудачный взрыв. На эти-то мелочи я обращаю внимание всех служащих на судне. Я надеюсь, что всякий с любовью и полным спокойствием осмотрит свою часть».

Но инертное высшее командование не возлагало на предприятие Макарова сколько-нибудь серьезных надежд и не думало торопиться.

Тем временем, не встречая отпора, турки уже начали хозяйничать на берегах Черного моря, преимущественно вдоль кавказского побережья, и громили русские порты: Поти, Гудауты, Очемчиры. 2 мая 1877 года пять турецких броненосцев подошли к Сухум-Кале и, обстреляв артиллерийским огнем, причинили, серьезные разрушения крепости и городу.

Легко представить себе нетерпение лейтенанта Макарова, внимательно следившего за событиями на Черном море. Четыре месяца работать с лихорадочной энергией, снаряжая свой пароход для борьбы с противником, и теперь, вместо смелых набегов, боев и побед, которые так необходимы сейчас на море, выполнять будничные функции командира портового судна. Макаров несколько раз обращается к командующему флотом с настоятельными просьбами разрешить ему выйти в море. И только спустя две недели после объявления войны ему разрешили, наконец, осмотреть крымские берега.

Макаров почувствовал себя на свободе. Настало время действовать.

Сопровождаемый криками «ура» сотен провожающих, ранним солнечным утром «Константин» покидал Севастополь. В его намерение входило прежде всего обойти крымские берега. Но турок здесь не оказалось. Макаров решил идти на юг, в Батум, куда, по имевшимся у него сведениям, турки переправили войска для своей анатолийской армии. Все встречные нейтральные суда Макаров останавливал и расспрашивал, не видели ли где неприятеля. Но все отговаривались незнанием. «Константин» направился в Поти. Но и в Поти турецких кораблей не оказалось. Они уже побывали здесь накануне, бомбардировали город и ушли на рассвете. Решив, что суда должны быть в Батуме, Макаров направился туда.

Солнце клонилось к закату. «Константин», уменьшив ход, медленно приближается к батумским берегам. В девять часов сорок пять минут вечера в расстоянии семи миль остановили машину. В полном порядке и при полной тишине спустили на воду катера, и они направились к рейду. Во главе флотилии шел катер «Минер» с Макаровым в качестве командующего. Далее следовал катер «Чесма» под управлением минного офицера «Константина» лейтенанта Задаренного, за ним — «Синоп» и «Наварин» с их командирами — лейтенантом Писаревским и мичманом Подъяпольским.

Вдали замелькали огоньки неприятельского судна Макаров приказал катеру «Чесма», обладавшему наилучшим ходом, атаковать неприятеля. Остальные катера должны были приготовиться к атаке других турецких кораблей. Командир «Чесмы», лейтенант Задаренный, сбросив в воду пироксилиновую мину и ведя ее на буксире, дал полный ход и бросился в атаку. С затаенным дыханием ожидал Макаров взрыва. Тем временем на турецком корабле забили тревогу, был открыт бешеный огонь по катеру. Макаров не мог понять, что произошло. Мимо катера, на котором он находился, осыпаемая картечью и ружейными пулями, пронеслась «Чесма», за ней, догоняя ее, следовал турецкий корабль.

С «Чесмы» что-то кричали. Макаров прислушался. То был голос Зацаренного:

— Неудача. Мина не взорвалась. Подвел мину хорошо! — кричал он.

Тогда решил действовать сам Макаров. Но турки уже заметили катер и стали осыпать его пулями. Пришлось отойти в сторону, чтобы изготовиться к атаке. Необстрелянные еще люди в непривычной обстановке, находясь все время под градом свистящих пуль, несколько растерялись и замешкались, отправляя мину с поплавками за борт. Момент для молниеносной атаки был упущен. «Это же самое замешательство людей при первых выстрелах, — откровенно признается Макаров, — вероятно, было причиной невзрыва мины и на катере «Чесма». Неприятельский пароход, дав полный ход вперед, скрылся».

Оставаться на рейде было и бесполезно, и опасно, В Батуме забили тревогу, взвились сигнальные ракеты, следом погасли огни на маяке и в городе. «Нападение на Батумский рейд, когда все суда извещены и везде будут целую ночь стоять в полной готовности, я считал неблагоразумным и решил отступать», — доносил Макаров.

Макаров приказывает дать сигнал катерам возвращаться. Но, кроме «Наварина», никто не подошел. Сигналы повторились еще несколько раз. До двух с половиной часов утра ждали катеров, но их не было. Отсутствие катеров не внушало Макарову большой тревоги. Было условлено, что в случае, если связь с «Константином» будет потеряна и катера не смогут его быстро разыскать, они направятся в Поти. Решив, что так именно и случилось, Макаров поднял на палубу катера «Минер» и «Наварин» и приказал идти в Севастополь.