Такие взаимоотношения Ширин и Хосрова объясняют и отношение Ширин к Ферхаду. Ширин знает о его любви, видит, что он становится ее жертвой. Можно было бы упрекнуть ее в холодности по отношению к несчастному влюбленному. Но Ширин ничем не может помочь ему. В ее сердце нет места для другого. Любовь Ширин сильнее ее самой. Она оплакивает Ферхада, си души жалеет его, но отвернуться от Хосрова и броситься в объятия Ферхада, с которым она, может быть, и нашла бы большее счастье, Ширин неспособна. Тогда она не была бы той чистой, преданной Ширин, которая цельностью своей натуры способна пленять нас и посейчас.

Конечно, для создания идеального образа женщины Низами мог найти образцы в «Шах-намэ» Фирдоуси, где есть такие прекрасные фигуры, как Рудабэ или Манижэ. Но все же можно думать, что создать образ Ширин ему в значительной степени помогла близость к христианским кругам. При смешанном характере населения Ганджи и ее близости к Грузии поэт не мог не знать о том, что женщина там была свободна и не подвергалась тому унижению, которое было обычно в стране мусульман.

Совершенно исключительное значение имеет третий герой поэмы - Ферхад. Роль Ферхада чисто эпизодическая, его трагическая гибель оказывает сравнительно небольшое влияние на течение событий (если не считать того обстоятельства, что гибель Хосрова - кара за совершенное им предательство). Но, несмотря на это, для замыслов Низами Ферхад совершенно необходим. Поэт противопоставляет эгоистической любви Хосрова другой тип любви - любовь жертвенную. Ферхад ничего не требует, ничего не добивается, - напротив, он готов отдать все вплоть до самой жизни. Любовь для него сама по себе уже величайшая награда. Низами чрезвычайно тонко показывает, что если любовь Хосрова парализует человека, лишает его воли, доводит до низости, то любовь Ферхада, наоборот, поднимает его на неслыханную высоту, толкает на геройские подвиги, помогает полному раскрытию его личности.

Противопоставляя Ферхада Хосрову, Низами еще отчетливее вскрывает недостатки царевича. Но ведь дело в том, что Ферхад - не аристократ. Низами ничего не говорит, о его происхождении; поэт только упоминает, что Ферхад с Шапуром учились у одного мастера. Из этого можно заключить, что Ферхад, как и Шанур, представитель городского ремесла. Но какими чертами наделяет его поэт? Это искусный мастер, бесстрашный, независимый, честный и благородный. Его гигантский рост и сверхчеловеческие силы заставляют видеть в нем, скорее, не индивидуального богатыря, а олицетворенное воплощение труда.

Низами сталкивает между собой представителя замка и представителя города. Представитель города в этом столкновении гибнет. Иначе и не мог решаться вопрос для Азербайджана XII века. Город еще не был достаточно силен. Но характерно, что Ферхад гибнет в результате предательства, а не в честной борьбе. Низами как будто хочет сказать, что пека город еще не может совладать с коварством замка, но, может быть, наступит то время, когда он осознает свое право и сбросит с себя ненавистные - оковы. Для XII века весьма характерен этот рост самосознания города, его стремление окончательно отделаться от опеки замка. Поэма еще лишний раз показывает, какое мощное движение было оборвано кровавым потопом монгольского нашествия, надолго прервавшего естественное развитие стран Ближнего и Среднего Востока.

Таким образом, мы должны признать, что вторая поэма Низами - один из величайших шедевров не только азербайджанской, но и мировой литературы. Первый раз в литературах Ближнего Востока личность человека была показана во всем ее богатстве, со всеми противоречиями, взлетами и падениями.

* * *

Поэма имела успех при дворе. Поэту обещали столько богатств, что ему не верилось в возможность такой щедрости. Ему сулили китайские шелка, коней с царственным убором, десять рабов, пять рабынь. Все это было обещано, но

Смотри, как задержалось выполнение обещания,

Как мое вьючное животное пало, а вьюк застрял на пути,

Как обещавший унес свои пожитки,

оставил несжатым засеянное поле[44]].

И вот примчался -гонец с письмом, поспешно приветствовал поэта и сел. Он сообщил, что в тридцати днях пути от Ганджи находится шахский кортежи что шах зовет поэта к себе на несколько дней. Затем он вручил Низами письменный приказ. Поэт собрался в путь. Когда он прибыл к шахскому лагерю, о нем доложили, и он был допущен в собственный шатер шаха. На престоле восседал Кизилшах [45]] . Когда Низами вошел в шатер, там происходила веселая попойка под звуки музыки, причем исполнялись газели Низами. При входе Низами шах из уважения к его аскетической жизни приказал убрать вино и удалить певцов и музыкантов. Он оказал:

Напев стихов его - слаще музыки,

Его речи от начала до конца - пение.

Низами приблизился к шаху, тот обнял его и разрешил ему сесть.

Началась беседа, в которой поэт увещевал шаха творить добро и быть справедливым и милостивым.

Затем вошел рави (декламатор) [46]] Низами и прочел касыду Низами в честь шаха. Выслушав стихи, шах положил руку на плечо поэта, похвалил его и завел речь о «Хосрове и Ширин»:

Для тебя и на мне и на брате моем

Стало обязанностью назначить кормление, словно молоко матери.

Брат, который был царем мира,

Миру был и меликом[47]] и богатырем,

За ту книгу, над которой ты годы трудился,

Что дал тебе в награду из самоцветов и сокровищ?

Слыхал я, что он вытянул жребий на избавление тебя от нужды,

Написал на тебя две деревни из своих личных имений.

Что ты скажешь: дали тебе эти деревни или нет?

Ярлык на деревни тебе послали или нет?

Низами был крайне смущен этим вопросом. Как мы видели, он получил только обещание, а даров не получил. Но сказать об этом было опасно. Тем самым он принес бы жалобу на тех вельмож, которым было приказано выполнить веление и которые, очевидно, приказ утаили. Сказать же, что он получил то, чего ему не давали, было бы против правил Низами. Он вышел из затруднения, сказав, что шах, конечно, обещал ему дары, но ведь он же скончался и тем самым «причинил ущерб не только мне, но и всему миру». Он тут же прибавил, что все его надежды на нового шаха.

Кизил-Арслан дал ему грамоту на владение (уже одной!) деревней Хамдуниан и добавил к этому почетный халат. Хотя шахская «милостью и убавила вдвое обещанную предшественником награду, но поэт все же осыпал дарителя благодарностями и получил разрешение отправиться домой. При выходе из шатра какой-то завистник посмеялся над ним, говоря, что особенно распинаться не стоило, так как награда эта -

Деревня, да что за деревня! Словно тесная печь.

Длина и ширина ее полфарсаха,

Дохода она не дает, а расходы на нее истощат любой карман,

Ведь на полях ее работает исполу абхазское царство.

Другими словами, она лежит на границе Абхазии, и урожай ее полей целиком достается не крестьянам, а совершающим набеги абхазцам. Верно ли было это утверждение, Низами не говорит. Он дал обидчику горький ответ, сказав, что шах увидел его скромность и нетребовательность и соразмерил по ней дар свой. Можно думать, что Кизил-Арслан действительно выбрал из всех своих поместий то, которое ему самому ничего не приносило, будучи уверен, что скромный шейх протестовать не посмеет. Никаких указаний на доходы с этой деревни мы в дальнейшем в произведениях Низами не находим.

Этот рассказ о свидании с Кизил-Арсланом дал историку XV века Доулатшаху повод к такому фантастическому преданию:

«Атабек Кизил-Арслан пожелал побеседовать с шейхом Низами. Он послал кого-то за шейхом. Доложили: шейх - отшельник и с султанами и правителями не общается. Атабек, желая проверить это, поехал повидать шейха. Шейх чудесным образом узнал, что атабек едет испытать его и относится к шейху с презрением. Шейх из духовного мира кое-что напустил в глаза атабеку. Тот увидел, что поставили царственный престол, украшенный самоцветами, и увидел кресло из драгоценных камней. Увидел, что сто тысяч слуг и воинов и свиты царской, и гуламы [48]] с изукрашенными драгоценными камнями поясами, и хаджибы [49]] , и недимы [50]] стоят вокруг, а шейх, словно падишах, сидит на том престоле.