Он посылает Кука в Виргинию. Там, возле городка Харперс-Ферри, соединяющего два штата — Виргинию и Мэриленд, должен обосноваться Кук, завязать связи с «полевыми» неграми на плантациях, выяснить их настроение. Попутно Кук узнает, сколько в городе милиции, какое оружие имеется у местных жителей и кто из помещичьей аристократии пользуется наибольшим влиянием. Чтобы не возбуждать подозрений, Кук может устроиться куда-нибудь на работу.

Так был отправлен первый лазутчик в город, которому через год суждено было сыграть такую трагическую роль в судьбе Джона Брауна.

Нет, Браун не сдался, и если бостонские аболиционисты думали, что он навсегда бросил свои «безумные затеи», они глубоко ошибались. Никогда еще Джон Браун не стремился к своей цели так настойчиво, никогда еще не верил так сильно в свое назначение на земле.

Препятствия только закаляли его. Он едет в Канзас, он согласен на эту уступку, но только на самый короткий срок. С собой он берет трех «студентов» спрингдельской школы. Быть может, в Канзасе опять встретится надобность в хороших стрелках, и его юноши еще раз пройдут военную практику.

Ожидания не обманули Брауна. В момент его прибытия весь Канзас был снова охвачен волнением. Монгомери, уполномоченный сторонников свободного штата, выслал из пределов Канзаса рабовладельца Гамильтона. Гамильтон подчинился, но, дождавшись отъезда Монгомери, вернулся с большим отрядом «сынов Юга» и застрелил одиннадцать приверженцев свободы. Это было сигналом к возобновлений старой вражды 1855–1856 годов. Снова запылали поселки, загремели выстрелы, снова каждое столкновение рабовладельцев с аболиционистами кончалось поножовщиной…

И в этот озлобленный, ополоумевший от бесчинств и крови мир прибыл Джон Браун со своими молодыми бойцами.

Разумеется, они не могли оставаться спокойными свидетелями.

Но теперь Браун стал осторожнее. Если жизнь ему дорога, он не может выступать в Канзасе под своим собственным именем. Он называет себя Шубелем Морганом и дает знать Монгомери, что собирается ему помочь. Три «студента» не теряют времени даром: в Канзасе у них много старых друзей, и они приводят своему капитану по десятку добровольных рекрутов. Шубель Морган тайно формирует небольшой отряд.

Между тем Монгомери совершил налет на верховный суд в Форт-Скотт и развеял по ветру все дела о сторонниках свободных штатов. Спустя неделю дом Монгомери был весь продырявлен пулями «сынов Юга». На помощь прибыл «капитан Шубель». Люди его укрепили хижину по соседству с домом Монгомери и засели там в ожидании незваных гостей. «Сыны Юга» не замедлили явиться. Из хижины их угостили таким метким огнем, что они поспешили убраться. В отместку «сыны Юга» спалили по дороге поселок сторонников свободных штатов.

Верховный суд заочно осудил Монгомери и приговорил к тюремному заключению. В то же время рабовладельцы оставались безнаказанными. Это была явная несправедливость, и Джон Браун не мог с этим примириться. Он до сих пор не сумел привыкнуть к тому, что большинство судей и высших чиновников в его стране являлись ставленниками рабовладельцев и всегда решали дела в их пользу. Он готов был стрелять, жечь, уничтожать все на своем пути, лишь бы покончив с наглой кривдой.

Вместе с Монгомери Джон Браун атаковал Форт-Скотт и выпустил из тюрьмы всех заключенных там аболиционистов. Но это казалось ему еще недостаточной отплатой за несправедливость.

В конце зимы владельцы негров из мисзурийских поселений перевели своих невольников в Техас и Арканзас. Черных рабов днем и ночью сторожила усиленная охрана.

20 декабря 1858 года Браун разделил своих людей на два отряда. С ним оставались Каги, Тид и другие; вторым отрядом командовал Стевенс. Ночью оба отряда переправились через Миссури и подошли к плантации богатого рабовладельца Хиклэна. Джон Браун с поднятым револьвером вошел в дом и потребовал выдачи всех невольников.

— Кто вы такой? — спросил его дрожащий плантатор и вдруг, вглядевшись хорошенько, замахал руками. — Я знаю, вы — старый Браун из Осоатоми.

Из дома Хиклэна Браун вышел в сопровождении целой толпы радостно взволнованных, боящихся поверить в свое счастье негров. То же самое повторилось на соседнем участке, в доме рабовладельца Ларю. Кроме невольников, люди Брауна забрали у Ларю еще большой фургон и в него посадили всех негров. Не было пролито ни одной капли крови.

Отряду Стевенса, который отправился на другие участки, не так повезло в этом отношении. Первый же плантатор, к которому вошел со своими людьми Стевенс, оказал сопротивление. Он начал стрелять в вошедших и грозил, что перестреляет всех своих рабов, лишь бы не отдавать их аболиционистам. В виде доказательства он застрелил молоденькую негритянку, которая прибежала на шум. Это так взорвало Стевенса, что он ударил рабовладельца прикладом ружья по голове и убил его.

Той же ночью оба отряда возвратились в Канзас и встретились в доме Монгомери.

Трофеем этого похода были сорок освобожденных от неволи негров, измученных работой, истощенных от недоедания. Среди них было несколько женщин, в том числе молоденькая Салли, которая должна была на днях родить. Негры еще не пришли в себя от неожиданности, еще боялись верить в свое спасение, но отныне высокий человек с белоснежной бородой, мог неограниченно властвовать над их жизнями, они беспрекословно последуют за ним всюду, куда бы он их ни повел.

Оставлять негров на спорной территории было опасно, их нужно было как можно скорее переправить в свободные штаты и дальше — в Канаду. Кроме того, Брауну нужно было подумать о собственной безопасности. Еще ни один белый в Америке не отваживался силой отнимать рабов у их владельцев. Он первый, и ему этого не простят.

На рассвете Браун и Тид запрягли в фургон быков Монгомери и зарядили ружья. Было очень холодно, голая прерия и серое небо казались бесконечными. Внутри фургона жались друг к другу озябшие негры. Их спаситель шагал рядом с быками, и негры слышали его голос, уговаривавший быков поторопиться.

Браун почувствовал вдруг, что он очень устал. Дни и ночи, наполненные тревогой, стрельбой, неожиданными атаками, — в его возрасте это было тяжело. Ему шел пятьдесят девятый год, рваные сапоги и старая куртка совсем не грели его. Серое небо и холод наводили тоску, ему и неграм казалось, что они затеряны в огромном, бесприютном мире и никто не хочет им помочь. С трудом добрались они до Лоуренса и передохнули в доме аболициониста, майора Аббот.

Отсюда их путь лежал на Топеку, где им должны были помочь местные аболиционисты. Но в дороге пришлось остановиться: из фургона раздавались громкие вопли. Салли рожала, и мужчинам пришлось уйти подальше в прерию, чтобы не мешать женщинам, хлопотавшим возле роженицы. Когда крики стихли и они вернулись, Брауна позвали в фургон. Там в углу, на связке соломы, лежала молодая негритянка и рядом с ней маленькое, сморщенное существо.

Джон Браун погладил Салли по голове; она с жаром схватила и поцеловала его руку.

— Он родился уже свободным, — сказала она, осторожно притрагиваясь к младенцу, — и я назову его в вашу честь Джоном Брауном.

Слух о новом выступлении Брауна дошел до властей. Губернатор Канзаса отдал полковнику Семнеру приказ во что бы то ни стало задержать беглецов. Он телеграфировал президенту Бьюкенену, и возмущенный президент приказал объявить о награде за поимку похитителя рабов — Джона Брауна Осоатомского.

Как нарочно, Спринг-Крик, протекающая невдалеке от Топеки, разлилась и преградила беглецам путь. Браун послал Тида в Топеку за помощью, а сам остался ждать у реки. В это время на другом берегу появился конный полицейский отряд, посланный перехватить Брауна на пути. Полицейских было человек восемьдесят. Они рассыпались по берегу и ожидали, чтобы добыча сама пошла к ним в руки.

Негры обратили посеревшие лица к Брауну:

— Что вы думаете делать, капитан?

— Перейти реку и двигаться на север, — невозмутимо отвечал Браун.

Негры сразу повеселели — они беспредельно верили этому человеку.