Тем же вечером Тацуя вот уже в третий раз за последнюю неделю попытался отыскать способ поговорить с братишкой, но, как и в предыдущие разы, застрял на серой мгле, как он окрестил стену из тумана и холода, которая, как предполагал Поттер, являлась ментальным щитом малыша, а значит брать препятствие с нахрапа не стоит, ибо можно сделать всё ещё хуже. Безрезультатно потоптавшись у края мглы, Тацуя опустился на голую пустынную насколько глаз хватало землю и тяжело привалился к стене. О том, что этой стены не было ещё секунду назад, он как-то не задумался, погружённый в свои невесёлые думы. «Где же ты, братик? Неужели совсем не слышишь? Я очень скучаю по тебе и нашим играм, помнишь, мы вместе качались на качелях, ты так радовался и просил раскачать повыше! — то ли в голос, то ли мысленно спрашивал Тацуя у пустоты. — Я бы многое отдал, чтобы вернуться на ту детскую площадку, где мы играли! — в сердцах Тацуя саданул по земле кулаком. — Хочу вернуть те дни, когда я считал тебя воображаемым другом, и мы играли. Знаешь, после того как ты ушёл, осталась только пустота и боль, но я всё пережил, и я всё ещё здесь».
Уже собравшись уходить Тацуя открыл глаза. К вящему удивлению безкрайняя пустота и мгла исчезли, сменившись пейзажем постапокалиптической направленности. Теперь Тацуя стоял на краю развороченной детской площадки. Все сооружения были покорёжены и покрыты ржавчиной, но это была та самая детская площадка. Как и когда-то давно она располагалась недалеко от улицы с однотипными домами, но если раньше тут цвела сакура и светило яркое солнце, то теперь всё было разрушено, а небо имело пыльно-серый цвет и не пропускало ни лучика света, создавая багровые тени. В полумраке отчётливо скрипел наполовину сломанный фонарь, а ветер — он то появлялся, то исчезал, поднимая тучи пыли, перемешанной с пеплом.
— Казуки, ни-тян, ты слышишь? Отзовись! — переполненным отчаяния и невысказанной годами боли голосом позвал Тацуя, но ответом ему был лишь ещё один порыв ветра и жалобный скрип фонаря. Потребовалось минут пять, чтобы взять себя в руки, но Тацуя решил пойти по улице в надежде, что найдёт хоть какие-то следы брата.
Так он медленно шёл по улице с полуразрушенными домами, прислушиваясь к каждому шороху. Сколько прошло времени понять не получалось, здесь вообще понятие времени было каким-то своим. Багрово-серые небеса словно застыли и лишь ветер был единственным, что было живым в этом разрушенном месте. Идя вверх по улице, Тацуя вспоминал, как они бегали здесь с братом среди придомовых палисадников и играли в прятки. Тогда здесь было очень красиво. Дойдя практически до конца улицы Тацуя замер у почти разрушенного дома. Второй этаж почти обвалился и держался на чудом уцелевших несущих стенах, дверной проём засыпало как при взрыве. Абсолютно безсознательно Тацуя начал руками разбирать заваленный вход, когда услышал детский всхлип, донёсшийся откуда-то из глубины полуразрушенного строения. Более думать связно Тацуя не мог, сознание затопила единственная мысль: разобрать завал и во что бы то ни стало добраться…
Не зная усталости Тацуя ворочал обломки, использовать магию он и не думал. Наконец заваленный вход был расчищен настолько, что через него можно было пробраться в уцелевшую часть дома. Тацуя максимально осторожно пробрался внутрь и начал осматриваться. Внутри всё выглядело так, будто тут взорвали несколько фугасных зарядов. Умом парень понимал, что если и есть смысл что-либо искать, то только в уцелевшей части дома, там, где осталась чудом необвалившаяся часть второго этажа. Лестница была разворочена, но это не стало препятствием, и через пару минут Тацуя был в уцелевшей части второго этажа, хотя уцелевшей её можно было назвать с большой натяжкой. Истлевшая крыша, ветхие стены, всё шатается и грозит обрушением в любой момент.
Замерев, Тацуя вслушался, плача больше не было слышно и лишь звук на грани слышимости, словно кто-то что-то тащит, появился и тут же стих, но его источник точно был где-то у стыка несущих стен, и Тацуя направился туда. Единственная уцелевшая комната второго этажа была пыльной и на первый взгляд пустой. Только приглядевшись, Тацуя сумел различить маленькую, сжавшуюся в углу фигурку. Малыш подобрал к себе ножки и, обхватив их руками, сидел, повесив голову, от него отчётливо тянуло безысходностью.
— Они-тян?! — малыш сжался в комочек и закрыл уши руками. Тацуя в растерянности смотрел на напуганного малыша. В сознании была только одна мысль — брата надо забрать из этого грозящего вот-вот обрушиться здания. Так что Тацуя больше не колебался: в несколько шагов преодолев разделавшее их расстояние, он подхватил хрупкую чумазую фигурку на руки и бегом рванул из начавшего угрожающе шататься дома. Он едва успел покинуть развалины, как те окончательно сложились, оставляя лишь клубы пыли. Малыш тихо дрожал, беззвучно плача.
Тацуя прижал его к себе покрепче и пошёл в сторону разрушенной детской площадки. Когда они оказались на месте, Тацуя огляделся, взгляд зацепился за не иначе как чудом уцелевшую лавку. Убедившись в прочности конструкции, Тацуя аккуратно посадил на неё брата, тот тут же сжался в комочек.
— Они-тян, всё хорошо, не плачь.
— Ты пришёл меня убить? — прошептал малыш. От такого Тацуя опешил. «Почему брат думает, что я его убивать пришёл?»
— От тебя пахнет смертью, как от той, что разрушила наш с братиком дом. — Тацуя мог лишь ошалело моргать.
— Они-тян, это я твой брат, помнишь мы играли здесь до того, как...как… — договорить Тацуя не смог и тяжело сглотнул, видеть малыша таким было ужасно. Сбитые в кровь коленки, одежда порвана и вся грязная, безпризорник из страны четвёртого мира, не иначе. Пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.
— Мне пришлось многое пережить, с тех пор как мы крайний раз играли здесь и да, мне пришлось нести смерть. Помнишь, как ты плакал, когда они заставили меня убить щенка? — малыш шмыгнул носом.
— Они-тян, не плачь, ты же знаешь, как я не люблю, когда ты плачешь.
— Это правда ты?
— Да, они-тян, я просто вырос с нашей крайней встречи, а ещё узнал, что у нас есть сестрёнка, знаешь? она хорошая. Я бы хотел, чтобы мы все поиграли вместе.
Малыш робко поднял голову и в его глазах промелькнуло узнавание.
—Они-сан, — зарыдал малыш в голос.
Тацуя снова подхватил его на руки. Сколько времени прошло, прежде чем малыш успокоился и вперемешку со слезами рассказал, что произошло, Тацуя не знал. Со слов Казуки получалось, что все эти разрушения устроила их мать, и прятался малыш именно от неё. Она загнала его в тот дом и попыталась взорвать строение, но то обрушилось не полностью, но больше она не приходила, а сам малыш не знает о том, как давно это было, для него они недавно играли, а потом было очень страшно, и сколько он ни звал, брат не приходил.
— Теперь всё хорошо, я пришёл, прости, что так долго, они следили, чтобы я не мог прийти к тебе. — Малыш с пониманием дела кивнул. То, что братик не может часто играть, он знал, так как есть плохие, они заставляют брата делать плохие вещи, а если он отказывается, то жестоко наказывают.
Тацуя огляделся по сторонам, оставить братика в такой разрухе было немыслимо, но куда пойти и что сделать... Ведь план был для начала найти, о том, что будет вот так, Тацуя и представить не мог. «А чего ты хотел? Ну и что, что Гарри думал, что это мост. Разве не ты сам забыл об этой детской площадке и друге, с которым играл? Эта детская площадка и есть наш мост, это наше неизменное место встречи. Но вот что теперь делать?» — невесело подумал Тацуя.
— Она сломала наши качели, — отвлёк от размышление грустный голос брата. — Почини их, ты же можешь, как забор тогда, помнишь? — Тацуя удивлённо моргнул, память услужливо вернула картинку с тем, как играя, они случайно сломали забор у одного из домов и как он починил его, применив магию.
— Хорошо, я попробую починить наши качели, — ответил Тацуя и сосредоточился на образе тех прежних качелей. Когда он открыл глаза, малыш уже тянул его к абсолютно новым и таким неестественным в этом мире качелям. Сопя от усердия, малыш забрался на сиденье, и Тацуя, как в детстве, начал его раскачивать. Теперь это давалось куда как проще. Не прошло и двух минут, как малыш забыл обо всех бедах и весело смеялся, словно нет никаких разрушений. Затем сдвинулся к самому краю и закричал: