Тут и сказке конец, потому что на этом совпадения с русской народной сказкой закончились. Г-н царь в отличие от сына был не дурак и женить на жабе его не собирался. А что касается двух прочих сыновей, так они, что называется, неспешным пирком да за свадебки. Они-то поимели много денег, жили долго, счастливо и потому неинтересно.

Так что забудем об этом и вернемся к жениху на выданье.

– Что ж, раз стрелой в целевую аудиторию мы не попали, то пойдем другим путем, – решил г-н царь. – Как ни крути, а дурака пристроить надо. Будем продвигать его активней и нестандартней.

У некоего Емели за немалые деньги была приобретена самоходная печь, на которую усадили Ивана-дурака-царевича и отправили его в промо-тур. Тут уж и вторая половина царства в придачу к первой восторженно высыпала на улицы тыкать пальцами в транспортное средство:

– Круто! Чудо чудное, диво дивное, креативное!

В общем, накатался женишок на круглую сумму, зато каждая собака в царстве-государстве по звуку могла определять, на каких дровах едет сегодня самоходная печь.

Однако замуж никто по-прежнему Ивана не звал – ни жаба, ни собака, а о девушках что и говорить.

Г-н царь как персона настойчивая и небедная решил на недостигнутом не останавливаться и увеличил инвестиции в нестандартную рекламно-сватательную кампанию. В качестве носителей Ивана-дурака-царевича были использованы Серый Волк, Жар-птица, ковер-самолет и несколько Сивок-Бурок. Царство-государство стало напоминать симбиоз аэродрома, ипподрома и зоопарка [113] . Любознательный и восприимчивый к нововведениям народ веселился от души, восторженно принимая и живо обсуждая каждого иваноносителя. Однако невесты в очередь не выстраивались.

Так бы и ходить дураку-царевичу в невостребованных холостяках, но умные (и добрые) люди в лице облагаемых сверхналогами бояр и купцов [114] , будучи не в силах более подсчитывать упущенную выгоду, посоветовали г-ну царю обратиться к сиамским мудрецам, что жили и работали в некотором (но другом) царстве-государстве, но на определенных условиях вполне могли посоветовать чего-нибудь умного и, главное, экономного.

Долго ли, коротко ли, но после особо креативного использования избушки на курьих ножках, которая надолго запомнилась народу своим перманентно повернутым к нему задом, а Иван-дурак-царевич все равно ничем не запомнился, г-н царь послал послов к сионским близнецам, дабы привезти их с почестями во дворец.

Прибыли мудрецы с почестями на аудиенцию, почести за дверью оставили, сидят себе, в усы дуют, по которым мед-пиво текут и тем не менее в рот попадают, и уважительно так интересуются, какая беда случилась у г-на царя, который, казалось бы, со своими неограниченными финансовыми, политическими и административными полномочиями бед знать в принципе не должен.

– Да вот, уважаемые, рекламную кампанию провожу, – отвечает царь.

– Это не беда, – говорят сионские близнецы, закусывая живую воду молодильными яблочками. – Это с каждым может случиться, у кого денег много. И что кампания – удается?

– Кампания-то удается, народ ее надолго запомнит, я же злата-серебра на нее не жалею, – хвастается г-н царь.

– Не видим в том беды покудова, – говорят близнецы, уминая разносолы и налегая на мед-пиво. – На то она и кампания, чтоб ее запомнили. – Да только не клюет невеста на моего сына, – жалуется г-н царь. – Я ж лучшие инструменты для привлечения потребительского внимания использую, а невеста не идет. Может, у вас, уважаемые, в интеллектуальном загашнике какие хитрые маркетинговые приемчики завалялись? Моя казна открыта для нестандартных решений (при этих словах несколько бояр упали в обморок, а двое купцов подавились: один – медом, другой – пивом).

– Так вы, Ваше Величество, еще и результата хотите от нестандартно-креативной рекламной кампании? – удивляются сиамские мудрецы, деликатно вытираясь салфетками-самовытиралками, лежащими на скатерти-самобранке. – Вы, Ваше Величество, уж что-нибудь одно выбирайте: либо народ веселить, либо сына женить. За вашей креативностью целевая аудитория посыла-то и не видит! Все потенциальные невесты, глядя на сивок с бурками да на курьи ножки про жениха-то и забыли! А чтоб невес

ту найти, никаких чудес демонстрировать не надо. Надо всего лишь быть царевичем, хоть бы и дураком. У вас, Ваше Величество, товар настолько незатейливый (уж простите за откровенность), что жену ему найти – раз плюнуть. А сильно творческий подход можете показывать на международных конкурсах сказочно креативной рекламы.

Пригорюнился г-н царь, призадумался. А потом и говорит:

– Где эта жаба-то, которую Иван с болота притащил?Тут уже не только сказке, но и притче конец. А традиционный хеппи-энд каждый, кто с царем в голове, пусть сам додумает.

Смысль: А смысль сей притчи такова, что не гонись, хоть ты и царь, за креативизной, а гонись за результатом. Хотя, конечно, самоходная печь – это очень круто.

Вишня от вишни недалеко падает Притча двенадцатая, ботаническая – о многообещающести

Одна г-жа была вишней. В том смысле, что деревом со всеми неотъемлемыми атрибутами: корнями, стволом, ветвями, цветами и плодами – все как полагается. Росла г-жа в вишневом саду среди таких же, как она, вишен из семейства Amygdalaceae, рода Prunus, подрода Cerasus vulgaris – то есть совершенно обычных древесных растений. В положенное время г-жа цвела, в положенное – отцветала, чтобы затем наплодить определенное количество плодов, а затем в установленном порядке бывала обираема и потом сбрасывала листву, чтобы, перезимовав, снова покрыться почками-листочками-цветочками-плодочками, – и таким цикличным образом существовала без особых приключений, пользуясь у садовников стабильной популярностью, поровну поделенной между всеми участницами процесса, то есть прочими г-жами вишнями.

Собственно, стабильность популярности и явилась причиной появления у г-жи некоторых скрытых комплексов. В глубине своей деревянной души г-жа вишня считала себя значительно лучше окружающих ее прочих вишен [115] . («Ах, они такие vulgaris! – вздыхала она. – А вот мой потенциал явно недооценивают».)

Долго ли, коротко ли, но в один непрекрасный [116] весенний день скрытый комплекс неоцененной полноценности вылез у г-жи наружу. Причем сразу во многих местах, то есть ветках. Потому что г-жа вишня решила не страдать, а действовать и, поднапрягшись, поднакачавшись удобрениями, органическими и не очень, понадышавшись углекислым газом, ускорила процесс фотосинтеза и расцвела.

Нежно-розовые, огромные цветы распустились на ее ветвях. Казалось, облачко опустилось в сад с рассветного неба и укутало г-жу вишню в свои воздушные объятья, и легкий весенний ветерок тихо шептался с лепестками в сени ее пенной кроны. И… впрочем, ну ее, эту лирику, потому что все видели, как вишни цветут. Так вот умножьте это на два, а лучше на четыре и получите нужную картинку.Восхищенные садовники толпились вокруг г-жи вишни – никогда ничего подобного они не видели. Только один очень старенький дедушка, который, по слухам, еще самому Мичурину инструмент подавал, не водил хороводов вокруг г-жи вишни, а тихо копался в земле, неразборчиво бормоча что-то в желтые усы. Обратите на него внимание, потому что в данной притче он выполняет функцию сионских близнецов, которые на тот момент были заняты в других притчах.

Короче, выделилась наша г-жа своим пышно-буйным цветом в продуктовом ряду, то есть в вишневом саду. И хотя собственно продукта, то есть сочной костянки [117] с шаровидной косточкой, еще не было, уже ни одному садовнику не могло прийти в голову, что наша г-жа – какая-то там vulgaris. Кое-кто даже подумывал – не вывести ли нашу г-жу в отдельный подрод с названием, к примеру, luxuriosus или magnificus. Столь многообещающей казалась наша г-жа на фоне прочих вишен, которых уже и г-жами величать не очень хотелось.