Где-то, на границе между сном и явью, я слышала голоса. Сначала они сливались в неразборчивые, бессвязные слова но постепенно, обретали четкость и ясность. Один голос: испуганный и взволнованный, принадлежал Флозетте, второй: спокойный и уверенный, но все же с нотками скрытой тревоги — Дрейку Гатлею, а третий, полный ярости и отчаяния, Геллару.

— Расскажи еще раз, что тебя так напугало, Фло. — Обратился камадо к служанке. — Ты говорила, что Ниэль приходила в себя.

— Не знаю, в себя ли. — Видимо от пережитого стресса, Флозетта забыла о своем почтительном страхе перед повелителем. — Видели бы вы ее глаза! Две пустые, ничего не выражающие стекляшки! А голос! Вы не поверите, мой камадо, когда она заговорила, у меня чуть волосы дыбом не встали! Мне на мгновение показалось, что ко мне призрак обращается!

— Это все ты! — зло прорычал Гел, и я как то отстраненно удивилась тому обстоятельству, что телохранитель, вот так вот, просто общается со своим господином. — Из-за тебя она убежала за защитный контур!

— Не забывайся, Геллар. — С холодной яростью отозвался Дрейк. — Флозетта, ты можешь оставить нас одних?

Это была не просьба — приказ. И судя по тяжелому вздоху женщины, она была категорически против оставлять меня наедине с двумя пышущими праведным гневом, мужчинами. Но ослушаться Флозетта не посмела, поэтому вскоре я услышала ее тяжелые шаги и звук скрипнувшей двери.

— Что с ней, ты знаешь? — голос всегда веселого и жизнерадостного Гела прозвучал как-то обреченно.

— Мне кажется, Ниэль перегорела. — Слова давались камадо с трудом.

Да что ты, гений! Сам догадался, или подсказал кто? Сквозь тягучую, всеобъемлющую тоску холодным лезвием прорвалась злость. Ведь это он — он виноват в том что я теперь такая! Ненавижу! Прав Геллар — Дрейк первопричина всех моих несчастий!

— Объясни мне толком, что это значит! — потребовал Гел, в голосе которого вновь слышалась еле сдерживаемая агрессия. — Или ты забыл, что ты единственный маг на этом острове?

Теперь единственный. С глухой яростью подумала я.

— Это значит, что от испуга, или боли в сломанной ноге, Ниэль не рассчитала силы и израсходовала весь свой магический резерв без остатка. — Тихо, почти шепотом ответил камадо. Видимо, он лучше своего друга представлял, какими фатальными последствиями это для меня обернулось. — На большой земле, мне доводилось видеть магов, которые пережили такое… — голос Гатлея дрогнул, — я молю богов, чтобы Ниэль не повторила их судьбу…

— Да ты можешь объяснить толком, чем ей этот грозит! — Геллар, уже по всей видимости с трудом держал себя в руках.

— Сумасшествием, помешательством… — в отчаянье рыкнул Дрейк, — маг, лишившийся своей силы, теряет часть своей души! Слышал, что рассказала Флозетта?

— Ей можно помочь? — с надеждой спросил Гел.

Нет, Геллар, мне уже ничем не поможешь. Теперь есть только я — и эта вечная боль.

— Я не знаю, — чуть слышно прошептал камадо, — но я сделаю все ради этого.

— Зачем она тебе, Дрейк? — так же тихо произнес его телохранитель, — у тебя есть Илла, и проявляя внимание к Ниэль, ты делаешь больно им обеим. Ты же уже видишь, что из всего этого вышло.

— Гел, ты мой лучший друг, но я не знаю, поймешь ли меня, — голос Гатлея прозвучал как-то глухо и устало, — если честно, то я и сам себя не понимаю. В первый раз в своей жизни, я запутался. Когда я увидел Ниэль там, на корабле худенькую, с растрепанными рыжими волосами, испуганными глазами, сжимающую в руках парик, я неожиданно испытал такой бешеный, необъяснимый прилив нежности, восторга, желания обнять, защитить… тогда, я убеждал себя что это всего лишь блажь… наваждение, но вернувшись на остров, я вдруг осознал, что наваждением были мои чувства к Илле. Раньше, Сивилла казалась мне идеалом женщины: гордая, уверенная, грациозная, но лишь в сравнении с Ниэль, я постепенно разглядел ее истинное лицо. Те, сначала презрительные, потом яростно — ревнивые взгляды, которая моя кхм… невеста бросала на девушку, лучше пощечины отрезвили меня и заставили задуматься — а была ли она вообще, эта любовь? Признаться, во время поездки к источнику, я еще надеялся, что по возвращении, все вернется на круги своя, ведь я чувствовал себя предателем по отношению к Илле, но вновь увидев Ниэль, понял что пропал окончательно. Гел, я спать не могу, есть не могу — постоянно думаю о ней. Головой понимаю, что не должен поступать так подло с Сивиллой, но вот только сердцу не прикажешь… И там, возле той беседки, я просто не сдержался… как же я теперь виню себя за это!

Я с каким-то отстраненным интересом слушала прочувствованную речь камадо, и понимала, что меня абсолютно не трогают его слова. Чего ж ты раньше молчал, дружочек? Почему не захотел поговорить, объяснить мне все? Теперь уже поздно. Мне не нужен ни ты, ни твоя любовь. Все чего я хочу, это чтобы ко мне вернулась моя магия, заполнив собой образовавшуюся в моей душе пустоту. Зачем мне теперь эти глупые, запоздалые признания?

— Да друг, попал ты… — с тихой грустью отозвался Геллар, — я, признаться и не думал, что у тебя к ней все настолько серьезно.

— Как и у тебя? — с болью в голосе спросил Дрейк.

— Не знаю, — тяжело вздохнул Гел, — мне с ней легко, хочется ее постоянно чем-то порадовать, развеселить. Раньше, я считал что это влюбленность… теперь же не знаю. Наверное, я полюбил ее, но полюбил как подругу, как младшую сестричку, которую хочется оберегать. Сейчас я понимаю, что моя реакция на тебя и Ниэль, это не ревность, а подсознательное желание защитить ее от той боли, которую ты ей можешь причинить. Точнее… уже причинил.

— Не говори так! — голос камадо сорвался.

— Говорю, и буду говорить. — резко ответил Геллар. — По твоей вине, на нее напал королевский ящер. Чудо, что она смогла оглушить его, но какой ценой!

— Я все исправлю. — Твердо произнес Дрейк. — Я перерою всю свою библиотеку, но найду способ вернуть прежнюю Ниэль.

Наивный камадо. Раздражение и ненависть вновь подняли в моей душе свои уродливые головы. Мне уже не помочь, а вот ты, будешь до конца жизни мучатся чувством вины. И знаешь что, Дрейк Гатлей? Мне тебя не жалко. Ты заслужил страдания, но вряд ли они хоть немного сравняться с тем, что сейчас испытываю я. Пожалуй, ты как никто другой заслуживаешь такую невесту как Сивилла, и я была круглой дурой, когда считала иначе.

— Очень надеюсь, что у тебя получится. — Вздохнул Геллар. — Не могу видеть ее в таком состоянии.

— Можешь оставить нас одних? — неожиданно, не приказал — попросил камадо.

— Зачем? — в голос телохранителя вернулась прежняя настороженность.

— У нее сломана нога. — Устало пояснил Гатлей. — Мне нужно провести еще один сеанс лечения. Открытый перелом, все-таки штука серьезная. Кости я постарался срастить правильно, но синяк и опухоль еще остались.

— Хорошо. — Как-то нехотя согласился Гел. — Пойду пока потренируюсь — нужно выпустить пар.

Когда за Гелларом закрылась дверь, я не увидела — но почувствовала как камадо приближается к моей кровати. Глаза открывать не хотелось. Не было ни моральных, ни физических сил смотреть на виновника всех моих несчастий. Пусть делает что хочет — лишь бы он поскорее ушел. Кровать чуть прогнулась под весом присевшего на нее Дрейка, который аккуратно откинул одеяло с моих ног, и через мгновение я почувствовала прикосновение горячих рук к ноющей лодыжке. Такое знакомое покалывание исцеляющей магии, заставило меня против воли жалобно всхлипнуть, от осознания того, что я лишилась этого навсегда. Покалывание тут же прекратилось, и я услышала взволнованный голос камадо:

— Ниэль? Тебе больно?

— Уходи. — Глухо прошептала я, горя желанием вцепиться в лицо тому, из-за кого я вынуждена сейчас переживать всю эту боль, ядовитой змеей свернувшуюся в груди.

— Ниэль… — почти с мольбой простонал камадо, — прости меня. Я во всем виноват! Пожалуйста, прости!

— Уходи. — С холодной ненавистью прошипела я, и даже не открывая глаз почувствовала как дернулся Гатлей, но все же вновь положил свои руки на мою лодыжку. По телу снова потекла исцеляющая магия, заставляя меня скрипнуть зубами от желания голыми руками разорвать этого человека. На кожу обнаженных ступней что-то капнуло, потом еще раз, и еще… Больше из слабого отблеска интереса, я открыла глаза и увидела полный невыносимой боли взгляд Дрейка, затуманенный скатывающимися по смуглым щекам крупными бриллиантами, слезами. Неожиданно, где то в груди, я почувствовала все разрастающееся тепло. Ненависть, злоба, отчаяние, заполнившие собой казалось все мое естество, вскинули свои уродливые головы и испуганно зашипели, растворяясь в всепоглощающей волне нежности к этому сероглазому дикарю, сейчас сидящему у моих ног и низко склонившему голову. Сама не понимая что делаю, я осторожно протянула руку и провела ладонью по черным словно смоль, волосам. Камадо вздрогнул, и замер, затаив дыхание, словно боясь поверить в то, что все происходит на самом деле. Я продолжала перебирать пальцами шелковистые пряди, с какой-то невыносимой грустью думая о том, как буквально несколько минут назад, могла так люто ненавидеть того, кого люблю.