В итоге с утра они все же появились в столовой, чуть помятые и с красными от недосыпа глазами. И без лишних слов подали мне на подпись бумажку.

— Это что? — спросила я, отрываясь от замечательной яичницы, на которую наши полуночники смотрела голодными глазами.

— Пакт, — моя бабушка закашлялась, без разрешения взяла чей-то стакан воды, выпила его полностью и с удовольствием ответила: — Пакт о ненападении. В смысле, о перемирии.

Я деловито уставилась на бумагу, исписанную ровным каллиграфическим подчерком. По бумаге в разные стороны расползались вмятины, и что-то мне подсказывало, что ее пытались привести в приличное состояние не один раз. Я начала медленно читать, пытаясь понять все слова:

«Сей грамотой Барон Мирослав Борисович Буревой и Великая Княгиня Валерия Анатольевна заверяем другу друга в том, что не будем прилюдно оскорблять и поносить друг друга, вести непримиримую вражду, а так же строить друг другу козни тайные или явные, пока Королева наша Миранда не взойдет не престол. И будем друзьями великими, помогать друг другу во всем и планам сопутствовать, чтобы достигнуть цели великой».

Потом стояли две закорючки, рядом с которыми в скобках указали их хозяев. Я недовольно пробежала глазами второй раз по тексту, а потом подняла голову и спросила:

— И что мне теперь от престола отказываться, чтобы вы не ругались? Это ж где видано, чтобы взрослые люди почти сутки друг на друга орали?

— Ну, милая моя, это не тебе судить, сколько ругаться можно, — сделав лицо оскорбленной невинности сообщила мне бабушка. — Мы давно не виделись!

— Между прочим Миранда Давидовна правда, — встрял Эдик, который все это слушал, — ведете себя как дети малые!

— А ты вообще молчи, пень трухлявый! С тобой я ничего еще не подписывала, — дернулась Валерия Анатольевна в сторону мгновенно ретировавшегося на другой конец стола профессора. — И вообще, я просто, в отличие от тебя, еще молода!

— Мне-то с этой бумагой что делать? — деликатно уточнила я, покачивая листиком в воздухе.

— Заверить, — в голос ответили спорщики, поставив меня в странное положение.

— Поставить рядом с вашими подписями свой начальственный крестик? — уточнила я.

— О чем ты, девочка моя? — не оценила Валерия Анатольевна шутки. Зато Мирослав все понял:

— Да, и чем красивее, тем лучше.

— Может мне еще печать из ластика сделать?

— Нет, это, пожалуй, лишнее, — спокойно ответил ректор, подавая мне ручку.

Я, стараясь не торопиться и не испачкать «важный» документ в яичнице, вывела на нем большую и витиеватую подпись, которую придумала буквально на ходу. С чувством оглядела свое творение и, не желая отдавать им такую красоту, заявила:

— И оставлю я этот документ у себя. Чтобы вы его не потеряли.

— Правильно, — поддержали меня оппоненты и, наконец, оставили в спешке перед началом занятий доедать остывший завтрак.

За неделю эти двое совместными усилиями сумели наворотить такое, что я даже не могла своим скромным мозгом оценить. Поняла только то, что от меня требуется появляться в Рейхарде, если Анжела засечет там прорыв, и закрывать порталы, при этом не попадаясь на глаза Деяниру. И еще присутствовать на различных собраниях моих сторонников, что для меня вообще не проблематично.

Расстановка сил в академии поменялась. Мирослав и Валерия увлеклись делом, однако, каждый по отдельности пытался как-то склонить меня на свою сторону в случае непредвиденных размолвок. И они оба свято верили, что я им все рассказываю, хотя я утаивала от них даже то, что они оба пытаются сделать одно и тоже. Эдик теперь побаивался кабинета ректора, все чаще появляясь рядом с комнатой Олега, в которой, пока не выполнял никакие поручения, квартировал Георгий. А потом выходил оттуда покачиваясь и что-то бормоча себе под нос. Ядвига вообще объявила почти всем бойкот и занималась исключительно преподаванием и врачеванием. Альбину я как-то раз застала вместе с Анжелой. Она тоже курила, нервно стряхивая пепел и рассказывая рыжей что-то про Мирослава. Я не рискнула дослушать, но, кажется, речь шла о том, что она сильно ревнует его ко всем представителям королевской семьи. Раньше Селена, а теперь она даже на Валерию грешит, несмотря на всю их ругань.

А я только бродила по коридорам, улыбаясь знакомым лицам, и совсем не знала, что делать. Для меня сейчас, несмотря на все воодушевления бабушки Вэл и Мирослава, не было цели. Я обрушила своими руками все. Иногда мне становилось грустно, и я начинала в своей комнате вспоминать, как танцуется вальс. Я ненавидела его, но где-то в глубине души мечтала, что когда-нибудь станцую с Юрой. Хотя, я прекрасно понимала, что это только мечта. Но ведь если у меня ее не будет, зачем мне тогда вообще жить?

Зато Арию я не видела уже несколько дней. Я даже начала волноваться и хотела зайти, но каждый раз находила причину этого не делать. В конце концов, я не так часто выбиралась из своей комнаты.

Завтрак в пятницу я проспала, зато, явилась к обеду. Степа подошел ко мне как бы невзначай, даже совсем не глядя на меня. Я смотрела на него пристально, но отрываться от сосиски даже не подумала. Пусть это невежливо, но практично. Он сделал вид, что просто интересуется чем-то незначительным, а сам же зашептал:

— Я не знаю, как ты отнесешься к подобной новости, принцесса. Снеже бы наверняка она понравилась. В общем, я пришел сообщить вам сенсационное известие: не так давно Юра бросил Арию.

Вилка, которую я держала в руках, со звоном упала на тарелку, а потом и вовсе ускакала на пол. Я, не зная, как на это реагировать, только и спросила у Степы:

— Он что сдурел?

— Я не знаю, чем он руководствовался. Я, если честно, боюсь с ним разговаривать на эту тему. И я вот подумал, что, может, тебе стоит с ним поговорить? Он и раньше тебе доверял намного больше, чем мне. Да и сколько бы я ему про тебя гадостей не говорил, от дружбы с тобой не отказался. Может, тебе он что-то скажет.

Я подскочила, привлекая к себе внимание, и, подбирая подолы длинной юбки, побежала через весь зал, в комнату первокурсников Анжелкиного факультета. Я ворвалась без стука, а Юрка даже бровью не повел. На мое счастье в комнате не вертелось больше никого. Он поднял на меня свои бездонные глаза, полные какой-то вселенской грусти, и я сразу же сбавила обороты.

— Почему? — только и спросила я вместо приветствия.

— Ария рассказала?

— Нет, мы с ней несколько дней не виделись. Я из-за этих разработок Мирослава и моей бабушки как будто из жизни выпала.

— Тогда зачем ты пришла? — он смотрел на меня так спокойно и так беззаботно, что у меня невольно закружилась голова.

Будто и не было всего этого: ни академии, ни Арии, ни тех обидных слов, которые он мне говорил, ни конфет, которые я ненавижу, ни ругани между нами. Я смотрела на него и как будто бы вернулась в то время, когда мы были просто друзьями, а я еще мечтала, что когда-нибудь стану его девушкой.

— У тебя такие же глаза. Странно видеть другое лицо, почти что другого человека, и понимать, что это ты, только по глазам, — неожиданно он заговорил, опережая меня. Я только и смогла, что сдержаться, чтобы не ущипнуть себя.

— Юра, я все-таки хотела узнать, что у вас с Арией случилось? — не знаю, какими силами я заставила себя заговорить на эту тему.

Мне так хотелось вычеркнуть все как страшный сон и снова повисеть у него на шее. Или накормить его шарлоткой, чтобы смеяться на следующий день над его обжорством.

— Ничего такого. Ты ведь как никто знаешь, что мне очень трудно с ней.

— Откуда бы? — удивилась я, пытаясь найти ответ в его глазах. Но вместо этого только утопала в синеве.

— Ты ведь знаешь меня. Мне очень тяжело с такими, как она. Ария ведь очень сильная, привыкла, чтобы ей все подчинялись. Понимаешь, — он тяжело вздохнул и отвел свой взгляд, — не могу я так больше.

По мне так он пи…привирал. Вот не верила в его слова, но выразилась тактичнее:

— По-моему, это просто отговорка. Если действительно любишь, это не имеет значения.