В таком «физиологическом» представлении психического подбора перед нами выступает новая его черта, которую трудно было бы заметить при чисто «психологическом» способе изображения. Как мы указывали, во время той или иной психической реакции ее специальный орган служит главным полем жизнеразностей, но не единственной их областью; они распространяются — в ослабленной степени — и на различные другие области центрального аппарата, который именно как интегральное целое является органом сознания вообще. Если так, то процесс психического подбора должен захватывать не только те реакции, которые имеются в поле сознания при данном аффекционале, но и другие, только в гораздо более слабой степени, — а из этих других по преимуществу те, специальные органы которых наиболее тесно связаны со специальными органами первых. И есть много фактов, которые подтверждают эту дедукцию. Так, после ряда перенесенных страданий замечается общее уменьшение сферы памяти и практических реакций: «забывается» многое и из того, что не было, по-видимому, прямо связано с отрицательным аффекционалом, человек нередко «разучивается» или «отвыкает» делать то, что само по себе опять-таки не было источником страданий. Напротив, ряд интенсивно-приятных ощущений нередко воскрешает в психике много давно забытых образов, не стоящих, по-видимому, ни в каком близком отношении с этими ощущениями[79]. Во всем этом выражается реальное жизненное единство психики в непрерывной смене содержаний психического опыта.

Но как теперь отнестись к тому факту, что у нас получилось два объяснения психического подбора — одно с точки зрения непосредственных психических переживаний, другое — с точки зрения физиологии нервной системы? Нетрудно заметить, что оба «объяснения» тожественны, как энергетические формулы, с той только разницей, что в одном говорится о психических реакциях, в другом — о жизнеразностях органов этих реакций. Мы признали, что физиологический процесс есть отражение комплексов непосредственных переживаний в социально-организованном опыте живых существ. В энергетических формулах отражаемое и отражение совершенно сливаются, потому что формулы эти отвлекаются от способа восприятия — «прямого» или «косвенного». Таким образом, два «объяснения» психического подбора представляют в действительности одно в двух различных формах изложения; и мы можем во всяком данном случае избирать ту из них, которая именно в этом случае удобнее для наглядного описания и стройной группировки фактов[80].

Идея психического подбора представляет собой, как мы видели, обобщение очень широкого ряда фактов. Но мы хотим сделать из нее нечто большее — руководящую точку зрения при дальнейшем психическом исследовании. И так как мы ищем монистические методы, применение которых могло бы охватить всю область психического опыта, то естественно поставить вопрос: насколько широка та область, в которой возможно, в которой мыслимо пользоваться для исследования идеей психического подбора? Для самого общего ответа на этот вопрос данных у нас уже достаточно.

Психический подбор, как мы его вначале определили, есть та форма подбора переживаний, которая связана с их аффекционалом; аффекционал же есть характеристика переживаний, находимая именно в «сознании», т. е. в поле непосредственного психического опыта и только в этом поле. Но здесь ли граница явлений психического подбора?

Человек в опыте и познании никогда не бывает солипсистом, кроме непосредственного, т. е. личного, психического опыта, для него существует психический опыт других живых существ: эта несравненно более широкая сфера психического опыта конструируется человеком на основании «высказываний» других организмов. Ясно, что идея психического подбора не только может, но должна быть перенесена на всю эту область: и это тем легче, что в «высказываниях» дается и аффекционал — люди и животные «выражают» чувствования удовольствия и страдания.

Психический опыт вообще характеризуется особым типом координации элементов и их комплексов — именно ассоциативною связью; этим он и отличается от опыта физического с его высшей, объективной закономерностью. Но критика психического опыта привела нас к выводу, что он есть только некоторая часть — именно наиболее организованная часть — той области, в которой господствует ассоциативная координация и которую мы обозначили как область «непосредственных переживаний». Мы пришли к убеждению, что всякой жизнеразности физиологических процессов соответствуют, или, лучше сказать, во всякой жизнеразности для познания обнаруживаются некоторые непосредственные переживания, со свойственной им ассоциативной связью элементов и их комплексов. С этой точки зрения психический опыт данного живого существа есть лишь главная из его ассоциативных координации, с которою жизненно связаны другие, менее сложные, относительно самостоятельные координации аналогичного типа. Вопрос заключается в том, возможно ли распространение идеи психического подбора на все эти координации, следовательно, на всю область непосредственных переживаний вообще, а она, согласно нашему представлению, совпадает с царством жизни в природе.

Вопрос этот до известной степени решается уже эмпирически. Многие из низших координаций, остающихся за порогом психического опыта, доступны нам при посредстве высказываний, когда мы наблюдаем, например, «автоматические» действия людей, поступки лунатиков, различные движения низших организмов, стоящих так далеко от нас на лестнице развития, что мы не можем приписать им настоящего «опыта». Автоматическое действие глубоко задумавшегося человека прекращается, когда встречает «вредное сопротивление», которое причинило бы «страдание», если бы отразилось в сфере сознания; у лунатика есть прямые высказывания аффекционального характера, например в выражении лица, и им соответствуют перемены в образе действий лунатика; низший организм, вроде амебы, быстро останавливает свое движение, когда оно наталкивает его на «вредное» влияние, понижающее энергию клетки, и т. д. Ясно, что для всех таких случаев принцип психического подбора является познавательно целесообразным.

Но дальше? Как мы знаем, далеко не все непосредственные переживания находят себе отражение в «высказываниях». Очевидно, что это — не принципиальная разница между ними и по существу ничего не меняет. В самом деле, полученная нами характеристика психического подбора такова: это подбор, протекающий в сфере координированных изменений системы и основанный на возрастании или понижении ее энергии. Значит, всюду, где есть такие координированные изменения, — выступающее в них повышение или понижение энергии системы должно вызывать явления психического подбора. Но это относится ко всей области непосредственных переживаний.

Таким образом, с формальной стороны есть все основания принять идею психического подбора за всеобщий принцип исследования жизни как потока непосредственных переживаний. Это, однако, еще не означает, чтобы его применение должно было всегда и везде сопровождаться успехом, — дело зависит от того, достаточно ли конкретных данных для такого применения, — ограничение, относящееся ко всем принципам познания.

Применяемый нами термин «психический подбор» сам по себе может вызвать некоторое недоумение, особенно со стороны читателя-биолога. Термин этот указывает на то, что психический подбор есть некоторый частный вид того всеобщего подбора жизненных форм, который обозначают обыкновенно как подбор «естественный». А между тем способ действий психического подбора, по-видимому, совершенно своеобразен и не похож на способ действия подбора естественного: факторы одного — простое повышение и понижение энергии психической системы, воспринимаемое как удовольствие и страдание, факторы другого — размножение и смерть особей, воспринимаемые как объективные явления. Что здесь общего и правильно ли подчинять одно другому как вид — роду?