Теперь у нас есть исходная точка для решения более общего вопроса — о физическом и психическом мире.
Общую характеристику «физической» области опыта представляет, как мы указали, объективность, или общезначимость. К физическому миру мы относим исключительно то, что считаем объективным; и если затем оказывается, что отнесенное таким образом переживание субъективно, т. е. не обладает действительной общезначимостью, то мы немедленно переносим его в сферу психического, под именем, например, галлюцинации, иллюзии, сновидения; а если научные привычки мышления у нас недостаточно сложились, то мы это переживание можем просто признать непостижимым, чудом, и т. п., другими словами, перестаем познавательно к нему относиться.
Вопрос о происхождении объективности физического мира после предыдущего не должен представлять больших затруднений. Та согласованность коллективного опыта, которая выражается в этой «объективности», могла явиться лишь как результат прогрессивного согласования опыта различных людей при помощи взаимных высказываний. Объективность физических тел, с которыми мы встречаемся в своем опыте, устанавливается в конечном счете на основе взаимной поверки и согласования высказываний различных людей. Вообще, физический мир — это социально-согласованный, социально-гармонизированный, словом — социально-организованный опыт. Вот почему он неразделен для нас от абстрактного пространства и времени — этих основных форм, в которых выражается социальная организованность опыта.
Здесь возможно такое возражение: в целой массе случаев мы убеждаемся, и с полным основанием, в объективности различных внешних предметов помимо всяких чужих высказываний. Если я ушиб ногу о камень, неужели объективность этого камня будет подлежать для меня сомнению, пока я не дождусь чужих высказываний относительно этого камня? Но такой аргумент основан на недоразумении.
Объективность внешних предметов всегда сводится к обмену высказываний в конечном счете, но далеко не всегда — непосредственно на нем основывается. В процессе социального опыта складываются известные общие отношения, общие закономерности (абстрактное пространство и время принадлежит к их числу), которые характеризуют собою физический мир, которые его охватывают. Эти общие отношения, социально сложившись и упрочившись, по преимуществу связаны социальной согласованностью опыта, по преимуществу объективны. Всякое новое переживание, которое всецело согласуется с ними, которое всецело укладывается в их рамки, мы признаем объективным, не дожидаясь ничьих высказываний: новый опыт естественно получает характеристику того старого опыта, в формы которого он кристаллизуется.
В нашем примере с камнем критерием объективности камня является тот факт, что он находит себе место среди пространственной и временной последовательности физического мира, как тело среди других тел, и в причинной связи с другими явлениями этого ряда[16]. Камень оказывается среди «объективной» области опыта и потому сам выступает для нас как нечто объективное. Но контроль развивающегося социального опыта стоит всегда над этой объективностью и иногда отменяет ее. Домовой, который меня душит по ночам, обладает для меня характером объективности, быть может, ничуть не в меньшей степени, чем камень, о который я ушибаюсь; но высказывания других людей отнимают эту объективность. Если забыть об этом высшем критерии объективности, то систематические галлюцинации могли бы образовать объективный мир, на что здоровые люди вряд ли согласятся.
Итак, мы с полным основанием можем характеризовать физический мир как социально-организованный опыт. Какова же в таком случае должна быть характеристика «психического»?
Область психики характеризуется прежде всего тем, что психические переживания одного лица не обладают общезначимостью по отношению ко всем другим людям. Мои восприятия и представления, взятые в их непосредственности, существуют только для меня и лишь косвенно приобретают познавательное значение для других людей, да и то только отчасти. То же самое относится к моим эмоциям и стремлениям. Все эти факты «внутреннего опыта» отличаются величайшей несомненностью — но только для меня, только для того, кто их переживает. Они «субъективны», т. е. не согласованы с переживаниями других людей, не приведены в гармонию с их опытом и потому не имеют для других людей «объективного» характера. Они лишены той социальной организованности, которая свойственна физическому опыту.
Этому нисколько не противоречит тот факт, что и психическое социально сообщается от одних людей другим при помощи высказываний — мимики, речи, искусства. Сообщать свои переживания другим — еще не значит достигать согласованности, гармонии их с чужими переживаниями; от этого психический опыт отдельного лица еще не становится интегральной, органической составной частью коллективного опыта, он остается личным опытом[17].
Однако психический опыт не является просто неорганизованным, хаотическим. Хотя в меньшей степени, чем опыт физический, но он обладает известной связностью, согласованностью. Его элементы ассоциируются — это его специальная форма организации; восприятия, представления, стремления группируются в определенные цепи и комплексы; наконец, все это объединяется около одного, наиболее прочного и устойчивого комплекса воспоминаний, чувств и стремлений — того комплекса, который обозначается словом «я». Иначе говоря, и психическое организовано, но только не социально, а индивидуально: это индивидуально-организованный опыт.
Во избежание путаницы терминов я замечу, что и опыт индивидуальный может быть организован социально, и опыт социальный может быть организован индивидуально. Для астронома, только что открывшего комету, эта комета пока еще только индивидуальный комплекс элементов опыта; но так как он немедленно укладывает ее в рамки социально-организованного опыта, ставит в общую связь этого опыта и согласует с другими его данными, то это его индивидуальное переживание сразу оказывается составной частью социально-организованного опыта, в данном случае — астрономического мира. Наоборот, через высказывания других людей человек усваивает себе значительную часть социального опыта; но поскольку он ассоциативно объединяет этот социальный опыт с другими психическими переживаниями около своего «я», постольку организует его индивидуально; тогда этот опыт является всецело психическим и относится, например, к сфере личной памяти.
Возможно еще одно терминологическое недоразумение. Могут сказать: психическое познается, подобно физическому; существуют наука психология и психологические законы; эта наука и эти законы выработаны социально и органически входят в систему общественного познания, стало быть, психический опыт социально организуется в форме этих законов и не есть только опыт индивидуально-организованный. Но это возражение легко устраняется выяснением понятий «закона» и «опыта».
Законы отнюдь не принадлежат к сфере опыта, к сфере непосредственных переживаний; законы — результат познавательной обработки опыта; они не даны в нем, а создаются мышлением как средство организовать опыт, гармонически согласовать его в стройное единство. Законы — это абстракции познания; и физические законы так же мало обладают физическими свойствами, как психологические — свойствами психическими. Их нельзя относить к тому или другому ряду опыта; а потому если они сами и образуют социально-организованную систему, то из этого не следует, чтобы была социально организована и охватываемая ими область опыта. Они получаются из опыта путем отвлечения; а можно ведь отвлечься, между прочим, именно от того, что делает данный опыт социально-неорганизованным. Как раз так и обстоит дело с психологией и ее законами: она отвлекается от данной конкретной личности, от ее данного, отдельного «я», имеет дело с психической личностью вообще. Но именно данное отдельное «я», конкретность данной отдельной личности и есть то, что делает ее опыт организованным индивидуально, а не социально.
16
Причинная связь представляет собой более поздний продукт социально-познавательного развития, чем абстрактное пространство и время. На памяти истории она шаг за шагом переходила от формы анимистической (причина явления — действие скрывающейся за ним воли, духа) к форме энергетической (причина явления — другое явление, с ним соизмеримое, количественно ему эквивалентное, без остатка в него переходящее). О различных стадиях этого развития см. мои работы «Основные элементы исторического взгляда на природу», 1899, и «Познание с исторической точки зрения», 1901. См. также В. Оствальда* — «Натурфилософия» (1901, рус. пер. 1902).
В своей новейшей фазе, «энергетической», причинность приобретает тот характер однородности отношений между явлениями опыта, который раньше выработался в «объективных» формах пространства и времени. Что касается до непрерывности и бесконечности, то эти черты были уже давно общи причинному ряду с временным и пространственным (хотя и не всегда в нем имелись).
Во всяком случае, причинная связь — более сложное образование, чем абстрактное пространство и время, и их уже предполагает; поэтому нам и нет надобности специально останавливаться на ее специальном генезисе. Юм, который сводил причинную связь только к привычным последовательностям опыта, был, конечно, не прав, и прав был Кант, указывая, что из привычных последовательностей нельзя получить общеобязательности (общезначимости) причинной связи. Но и Юм имел полное основание отрицать абсолютную общезначимость причинной связи — тут ошибка на стороне «гносеологии» Канта. Решить же вопрос не могли ни тот ни другой, так как стояли на почве индивидуализма в опыте и познании, а социально-генетическая точка зрения была чужда им обоим.
17
Различие между простой социальностью опыта, выражающейся в его передаче от людей к людям, и его социальной организованностью, совпадающей с «объективностью», можно пояснить аналогией из экономического мира. В меновом обществе труд, несомненно, социален, потому что одни работают для других, и наоборот, что и обнаруживается в обмене товаров; но это не значит еще, чтобы труд был социально организован, т. е. чтобы трудовые действия людей были социально согласованы, гармонизированы. Напротив, меновое производство всегда характеризуется как неорганизованное, «анархическое».