Скай подошел к кровати, перекинул ногу через бедро Арина, сел сверху, плотно сжав его коленями, прикусил губу, прекрасно зная, что сейчас произойдет и напрягшись внутренне от неприятного чувства безвыходности ситуации. Вытащив из упаковки игольчатый контейнер, заполненный трехцветной, лежавшей аккуратными слоями жидкостью, он протолкнул первую иглу под кожу плеча подростка и увидел, как широко раскрылись карие, осмысленные, усталые глаза.

Он наклонился над губами Арина:

Только не кричи. Ты сможешь сдержаться. Будет херово, я знаю… Как-нибудь справимся. Мы справимся, парень.

Арин опустил ресницы, глядя на несмешивающиеся густые слои в пластиковом инъекторе, вздрогнул.

Держись за меня, — сказал Скай и кивнул, увидев, что Арин его понял и приподнял руку, взявшись за его плечо. — Сможешь не кричать? Иначе будут проблемы, здесь звукоизоляция нулевая. Дом старый.

Арин одними глазами выразил недоумение, смешанное с легкой насмешкой.

Да… Тут зарекаться не стоит, но все же попробуй. Первый слой — подготовка нервов к соединению с пластиком. Это еще ничего. Потом будет хуже. Готов?

Арин не ответил, но Скай почувствовал, как чуть крепче сжались его пальцы на плече.

Поняв это движение, как согласие, Скай крепче сжал коленями его ноги и вложил пластиковый инъектор в открытый провал раны, надавил, проталкивая его вглубь, стараясь не смотреть на исказившееся лицо подростка, стирая ладонями вновь хлынувшую из глубины, темную, густую кровь. Убедившись, что наполнитель не выйдет из раны при резких движениях, он, вдохнув коротко, медленно нажал на поршень и еле успел прижать Арина к кровати, увидев, как расширились его зрачки, превратив глаза в безумные страшные провалы боли.

Потерпи, — с трудом проговорил Скай, поняв, что он еще способен соображать, но зная, что еще немного, и придется бороться не с ним самим, а с его инстинктом самосохранения, заставляющим избавиться от инъектора с биопластиком. А этого допустить никак нельзя. Биопластик должен соединиться со всеми его клетками и нервами, заполнив рану целиком.

Второй слой.

Биопластик.

Скай, не отпуская руки, наклонился, всем весом прижимая бьющееся, превратившееся в комок обнаженных нервов тело, сжимая коленями его бедра, увидел, как Арин в мучении запрокинул голову и исчезли из глаз последние проблески разума, заменившись животным, режущим ужасом. Ужасом пропиталась вся его кожа, ужас боли, ужас лавовой, невыносимой боли свел судорогой все его мышцы, дикий, неконтролируемый порыв придал ему сил, и он все-таки смог вывернуться, пытаясь выбить из раны вложенный глубоко инъектор.

За меня держись, я сказал! — в бешенстве проговорил Скай, продолжая давить на поршень, разворачивая его свободной рукой, приподнимая, прижав к себе.

Ему на мгновение показалось, что парень не выдержит. Ощущение его тела, горячего, свитого из клубка страдающей, пропитанной страхом и болью плоти; белое, абсолютно белое лицо, застывшее, с огромными озерами обезумевших глаз — все это было знакомо и незнакомо одновременно.

Скаю показалось, что такое он уже видел, и даже точно знал, что не в реальной жизни. Скорее всего, в жутких кошмарах. Из раны хлынула почерневшая кровь, смешанная с розовыми подтеками отработанного биопластика, Арин подался вперед, давясь криком, вцепился пальцами в плечо Ская, вытянулся всем телом медленно, так, как двигался бы, укороти кто-нибудь все его мышцы ровно наполовину, вытянулся и остановившимся взглядом поймал взгляд серых глаз, шевельнул посиневшими губами.

Еще не все, — сказал Скай, — половина. Но уже легче будет.

Арин опустил голову, и Скай почувствовал на коже своей руки теплые, частые капельки, обнял его за плечи, закрыл глаза, зная, что последний рывок решит все: жить ему или он просто умрет от болевого шока сразу же, здесь, в его руках.

Последнее движение… Он не смог сдержаться, все же вскрикнул глухо, опустели глаза, ушло из них осознание, превратив в застывшее темное стекло, полились прозрачные струйки слез на раскрытые губы, он отпустил плечи Ская, и в мучении рванул пальцами кожу на груди, оставляя рваные, кривые кровавые дорожки. Тяжелая лихорадочная судорога пробежала по телу, и весь он выгнулся, превратившись в застывшую иллюстрацию непереносимой боли, залитый кровью, в жутком напряжении.

Скай отбросил инъектор, потянул его на себя, прижался губами к мокрым щекам, услышал бешеное биение сердца, провел успокаивающе по влажным плечам:

Живой?

Арин чуть повернул голову, непонимающе посмотрел в серые, потеплевшие глаза, обессиленно закрыл глаза, слизывая с губ соленые слезы.

Все, — задумчиво проговорил Скай, — значит, жить будешь. Слышишь меня?

Арин не ответил, уткнулся лицом в сильное, прохладное плечо и замер, дыша тяжело, глубоко.

Я, конечно, понимаю, что тебе хреново, но ты бы сказал хоть что-нибудь, а то у меня ощущение, что ты дар речи потерял.

Молчание. Скай внезапно понял, что Арин просто отдыхает, пытаясь оправиться от пережитого, отдыхает, доверяясь теплому, крепкому объятию, прижавшись всем телом, пряча исчерченное кровью и слезами лицо, прильнув губами к прохладной коже.

Странно, но его приятно так держать, его приятно защищать, приятно знать, что ему удалось доказать, что он не один. Защищать? Наверное, да. Мне хочется его защищать. Пусть и всего лишь от боли, всего лишь на короткое время, сегодня, на час. Но это удивительное чувство.

Арин, наконец, поднял голову, устроился поудобней на плече Ская, тронул пальцами рваные полосы на его коже:

Ты сам сказал — держаться за тебя. Уж извини.

Я тебе разве претензии высказывал? — откликнулся Скай, — царапины.

Арин закрыл глаза, вздохнул, прижался крепче, проведя ладонью по груди Ская:

Какого черта ты со мной сделал? Больно же. Я даже подумал, что лучше бы меня на месте пристрелили, чем такое терпеть.

Заткнись, — бездумно ответил Скай, — могу поспорить, если бы у тебя были родители, ты бы им орал что-нибудь вроде: "На хрена меня рожали, я не просил".

Я действительно тебя ни о чем не просил, — огрызнулся Арин, — так что я тебе ничего не должен.

Скай улыбнулся чуть заметно, наклонился и скользнул губами по соленым от слез губам. Арин помедлил, но все же откликнулся на поцелуй, разомкнув губы, встретив ласковой влажностью своего языка его настойчивые движения.

Минуту спустя Скай оторвался от его губ:

А вот тут ты ошибаешься, ты мне должен. Хотя бы за биопластик. Так что, парень, ты остаешься со мной.

Арин сразу же расцепил руки, отстранился, провел ладонью по лицу, стирая слезы, сузил засверкавшие бешенством карие глаза, проговорил глухо, раздельно:

С какой это стати?

А что тут непонятного? — спросил Скай. — Я тебе простил те деньги, потому что, фактически, они принадлежали тебе, и ты имел право делать с ними что угодно. А вот деньги за биопластик были мои, парень. Целиком и полностью. Подумай-ка своей головой. Я вытащил тебя из-под обстрела, я нашел место, где тебя спрятать, я купил биопластик и, в конце концов, я взял на себя ответственность за его применение. Если ты опять скажешь мне, что не просил об этом, это для меня не сыграет никакой роли. Ты — как хорошая тачка. Когда вкладываешь в машину уйму денег и сил, вряд ли захочешь, чтобы потом какой-нибудь урод угнал у тебя ее из-под носа, верно? Вот и с тобой так же. Тем более, неприятностей у тебя выше крыши, если ты еще не понял. И помочь тебе пока что могу только я.

Я сам могу за себя решать, что мне надо, а что нет.

Решай, — пожал плечами Скай, — решай, сколько влезет, но только под моим присмотром.

Арин помолчал немного, кусая губы, отодвинулся еще дальше, сел, скрестив ноги, задумчиво потянул пальцами здоровой руки железную пряжку ремня на бедре:

Я тебе не вещь, — сказал он, — и боюсь, даже твой присмотр за моими решениями не поможет тебе проснуться однажды утром.

Спасибо, что предупредил, — отозвался Скай, — раз уж дело пошло на то… Сам виноват.