— Да, юффроу.

— Расскажи!

— Можно как-нибудь в другой раз? Это длинная история.

— Нет, рассказывай!

И я рассказала о контрольной по французскому, с нулем за шпаргалки, и о предательстве по отношению к классу.

— Хорошенькая история! И ты, Роб, считаешь необходимым высказывать Анне свое мнение во время урока? А тебе, Анна, я не верю — это касается твоего молчания о происхождении этой бумажки. Садись!

Я была в ярости. Дома рассказала о происшествии и, как только представилась возможность поймать юффроу Бихел, послала к ней папу.

Он вернулся с сообщением, что все время называл ее Биггел[13] и что она считает Анну Франк славной девочкой, а о так называемой лжи и думать забыла!

Математика

<i><b>Четверг, 12 авг. 1943 г.</b></i>

Впечатляюще выглядит он, стоя перед всем классом: большой, старый, в высоком стоячем воротничке, всегда в сером костюме, лысая голова в обрамлении седых волос. Речь у него какая-то странная, он то ворчит, то смеется. Терпелив, когда видит, что стараются, и злится, когда имеет дело с лентяями.

Из десяти опрошенных учеников девять получают «неудовлетворительно». В который раз излагать, объяснять, обосновывать — и только лишь для того, чтобы получить результат ниже нуля.

Он любит загадывать загадки, любит поговорить после урока и раньше был президентом большого футбольного клуба. Менеер Кеесинг и я не раз бывали на ножах друг с другом из-за… моей любви поболтать. На протяжении трех уроков я получила шесть замечаний, пока он не решил, что это уже чересчур, и в качестве надежного средства велел мне написать сочинение в две страницы.

Сочинение было сдано на следующем уроке, и менеер Кеесинг, который умеет оценить шутку, от души посмеялся над содержанием. Там была такая, например, фраза:

«Мне и вправду нужно постараться понемногу отучиться болтать, но боюсь, что все равно ничего не получится, потому что этот порок достался мне по наследству: моя мама тоже любит поговорить, и я вся в нее, а она до сих пор от этого не отучилась».

Тему этого заданного мне сочинения менеер Кеесинг назвал «Болтушка».

На следующем уроке также нашлись поводы, чтобы всласть поболтать, и менеер Кеесинг записал в своей книжечке: «Юффроу Анна Франк, к следующему уроку сочинение „Неисправимая болтушка“».

И это сочинение я сдала, как полагается прилежной ученице, но уже на следующем уроке та же напасть повторилась. На что менеер Кеесинг записал в свою книжечку: «Юффроу Анна Франк, сочинение на тему: „Кряк-ряк-ряк“, — сказала юффроу „Крякдакряк“ на двух страницах».

Ну что тут поделаешь? Мне сразу же стало ясно, что все это в шутку, иначе бы он в наказание дал мне решать какие-нибудь примеры, и поэтому я собралась с духом и на шутку решила ответить шуткой. Я написала, с помощью Санны Ледерманн, сочиненьице в стихах, начало которого звучит следующим образом:

— Кряк-ряк-ряк! — сказала юффроу Крякдакряк,
Позвала утица малышей.
— Пи! Пи! Пи! — послышалось из камышей. —
Принесла ли для нас, мама, хлеба —
Для Геррита, Митье и Реба?
— Ну конечно, вот он уже,
Я стащила его на меже,
Не набрасывайтесь гурьбой,
Поделитесь между собой.
Что за радость для малых утят!
Все едят, сколько хотят.
Только слышится: «Ток! Ток! Ток!» —
Друг у друга выхватывают кусок.
А рассерженный лебедь-папа
На их крик спешит косолапо.
И т. д. и т. п.

Кеесинг прочитал это, прочитал всему классу и еще в других классах и признал себя побежденным.

С этих пор я была у него на хорошем счету. На мою болтовню он больше уже не обращал никакого внимания и никогда больше меня не наказывал.

P. S. Отсюда видно, какой он симпатичный малый.

А за юффроу Крякдакряк менееру Кеесингу, конечно, спасибо.

Сон Евы

<i><b>Среда, 6 окт. 1943 г.</b></i>

Часть I

— Спокойной ночи, Ева! Приятного сна!

— И тебе тоже, мама!

Щелкнул выключатель, свет погас, и Ева лежала несколько минут в полной темноте. Потом, когда глаза немного привыкли, она увидела, что мама неплотно задвинула шторы: осталась широкая щель, и через эту щель Ева могла смотреть прямо в лицо луны. Круглая, как шар, луна тихо висела в небе, она была неподвижна и приветливо улыбалась.

— Была б я такая, — подумала Ева почти вслух, — ах, если бы я тоже могла быть всегда такой же приветливой и спокойной, чтобы все думали: какой приятный ребенок! О, как бы это было прекрасно!

Ева все думала и думала о луне и сравнивала ее с собой, такой маленькой. Оттого что она так долго думала, глаза ее наконец закрылись, и мысли перешли в сон, который Ева на следующий день так хорошо помнила, что порой сомневалась, а не случилось ли все это на самом деле.

Она стояла перед входом в большой парк и сквозь ограду нерешительно смотрела внутрь, но войти никак не решалась.

И когда она уже хотела повернуть назад, рядом с ней появилась крошечная девочка с крылышками и сказала:

— Ну, Ева, входи, не бойся! Или ты не знаешь, куда идти?

— Нет! — робко ответила Ева.

— Ну что ж, тогда я поведу тебя! — И с этими словами отважная девочка-эльф взяла Еву за руку.

Ева уже много раз бывала с мамой и бабушкой во всяких парках, но никогда еще ей не приходилось видеть такого прекрасного парка, как этот.

Несметное множество цветов, деревьев, пышные луга увидала она, всевозможных насекомых и всяких зверушек, таких, как белочки и черепашки.

Девочка-эльф весело болтала с ней обо всем, и Ева скоро настолько забыла о своей робости, что спросила ее о чем-то, но та, быстро приложив палец к губам Евы, сразу же велела ей замолчать.

— Придет время, я все тебе покажу и расскажу, и ты сможешь спросить меня обо всем, что тебе непонятно, а пока что тебе нужно молчать и не перебивать меня. Иначе я сейчас же отведу тебя обратно домой, и тогда ты будешь знать ровно столько, сколько и все прочие глупые люди! Смотри, я начинаю.

Первейшая из всех — роза, королева цветов; она так прекрасна и у нее такой тонкий запах, что она одурманивает каждого, и больше всего — себя.

Роза красива, изящна и ароматна, но, если что не по ней, она тут же обращает к тебе свои шипы. Роза похожа на избалованную маленькую девочку, красивую, нарядную и на первый взгляд просто очаровательную, но тронь ее или обрати свое внимание на другую, так что она больше не в центре внимания, и она сразу же покажет свои коготки. Тон у нее становится язвительный, она обижена и именно этим хочет казаться милой. Манеры у нее наигранные и жеманные.

— Но, Эльфи, как же так? Почему же тогда все считают розу королевой цветов?

— Потому что почти все ослепляет внешний блеск; если дать людям выбор, то не много найдется таких, кто не поддался бы очарованию розы. Роза величественна и прекрасна, и, как везде в мире, среди цветов никто не спрашивает — а нет ли другого цветка, который внешне, может, и некрасив, но внутри прекрасен и больше подходит для того, чтобы царствовать?

— А скажи, Эльфи, ты, значит, не считаешь розу красивой?

— Да нет же, Ева, роза и вправду на вид прекрасна! И не будь она всегда в центре внимания, то, вероятно, вполне была бы достойна любви. Но пока ее считают цветком из цветков, роза всегда будет казаться себе прекрасней, чем она есть в действительности; и пока это продолжается, роза все так же заносчива, а заносчивых созданий я не люблю!

вернуться

13

Фамилию учительницы Бихел (Biegel), с долгим «и», папа произносил кратко: Биггел (Biggel), что означает «поросеночек».


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: