Я взглянул на часы. 9.13. Опоздал — это факт. Но теперь никто этого не докажет. Можно будет сказать, что регистратора я не нашёл. Тогда, может, обойдётся без взыскания. Стало немного легче.

За этим злосчастным снарядом поднялся настоящий шквал огня. Снаряды рвались вокруг меня один за другим. Я со всех ног бросился к лесу и обнаружил в густом подлеске целую толпу жавшихся к земле солдат.

— Э-э… Извините, — приблизившись к ним, обратился я к парню с нашивками унтер-офицера. — Не подскажете, где третий взвод второй пехотной роты? Я, видите ли, приписан к этому взводу.

— Ха! Ты опоздал, — ухмыльнулся унтер. — Вот мы из этой роты. Третий взвод с утра пораньше бросили в атаку. И всех положили.

— К-как положили? — Я на секунду лишился речи. Резко тряхнул головой, — Я остался жив не потому, что опоздал. Я гражданское лицо. Работаю в японской фирме и приехал ремонтировать винтовки.

— Ого, так это ты? Ты, значит, от фирмы, у которой купили бракованные винтовки? Вот ты нам и нужен. — Парень ткнул пальцем в сторону, где в кустах валялось несколько винтовок, — Вышли из строя ночью и сегодня утром. Займись-ка ими. Живо! Зачисляю тебя в наш взвод. В штаб потом сообщу.

— Хорошо-хорошо.

Не мешкая, я открыл ящик с инструментами и взялся за работу. Сюда, в лес, не залетали ни пули, ни снаряды. Прибыл связной из штаба. Унтеру со всеми его людьми приказали немедленно покинуть лес и атаковать противника. Я продолжал работу в одиночестве. Дела шли неважно. Я прокопался всё утро, а починил лишь четыре винтовки. Их тут же забрали солдаты. Тем временем другие подносили и подносили бракованное оружие. Куча винтовок передо мной становилась всё выше.

Приближался полдень. Я проголодался и решил открыть коробку с обедом. В этот момент в лесу показались солдаты. Целый взвод. Громко переговариваясь, они прошли мимо. Один из них, долговязый бородач, немного отстал и остановился передо мной.

— Ты что здесь делаешь?

— А ты не видишь? Обедаю, — ответил я, открывая свою коробку.

— Счастливчик. С собой взял? Эх, вкуснятина! — Он судорожно сглотнул слюну. — А в армии кормёжка — дрянь. В рот не возьмёшь. Пойди повоюй на таких харчах. Закурить есть?

Я достал из кармана пачку галибийских сигарет и протянул бородачу.

— Что-то я раньше таких не видел, — сказал он, — Погоди, это же галибийские!

Я удивлённо посмотрел на бородача.

Тот отступил на шаг.

— Ты… да ты галибиец!

Издав вопль, я вскочил и метнулся в сторону. Я так увлёкся работой, что не заметил, как галибийские войска отступили, и оказался среди габатийцев.

— Стой! — послышалось за спиной. — Стой, стрелять буду!

Ноги сразу обмякли. Я поднял руки и обернулся. Габатийский солдат наставлял на меня винтовку, которую он вытащил из моей кучи.

— Отпусти меня! Я не военный!

Бородатый габатиец покачал головой:

— Нет. Я тебя застрелю.

— З-застрелишь? — Я дрожал от страха, как одинокий лист на ветру, — Но я не хочу умирать! Может, ты меня хотя бы в плен возьмёшь?

— Нам таких кормить нечем. У нас приказ: в плен галибийцев не брать. Всех расстреливать! — Он проверил, заряжена ли винтовка, и снова навёл её на меня.

— Так что молись, парень!

— Не стреляй! Я отдам тебе свой обед! — Я был готов разрыдаться.

Бородач посмотрел на коробку с едой и, подумав секунду, тряхнул головой:

— Нет-нет. У меня командир — редкая сволочь. Если узнает, что я отпустил врага из-за этой симпатичной коробочки… — Габатиец передёрнул плечами. — Он меня расстреляет.

— Меня жена дома ждёт, — умолял я, — Я не хочу умирать!

— Больно не будет. Стрельну как надо, — извиняющимся тоном проговорил бородач, — Точнёхонько в сердце. Я здорово стреляю.

— А ты не врёшь? — Мне пришла в голову идея. Я достал из нагрудного кармана авторучку и положил её на погон. — Ну-ка, как ты стреляешь? В колпачок попадёшь?

— Есть, — Бородач прицелился и, как нечего делать, срезал колпачок.

А я выхватил из сумки гранату и потянул чеку.

— Эй! Ты что делаешь?!

— Уношу ноги! — Я показал ему спину и бросился бежать.

— Чёрт! — услышал я позади ругань бородатого габатийца. — Сволочь, заела! Купил меня, гад!

Как я и ожидал, после первого выстрела винтовку заклинило.

Обернувшись, я бросил гранату и чесанул дальше через лес. Летел как на крыльях, почти не касаясь ногами земли.

Бух-х-х! — послышался глухой разрыв, и бородач умолк. Я мчался вперёд, и меня преследовали угрызения совести. В принципе, он был не такой уж и плохой парень. Может, у него тоже жена и дети. Согласись он взять коробку с домашним обедом — остался бы жив.

Выбравшись из леса, я не обнаружил никого — ни друзей, ни врагов. Долина, насколько хватало глаз, была завалена брошенными броневиками и грузовыми машинами, пустыми зарядными ящиками и другими свидетельствами шедших здесь упорных боёв. Возможно, противники отошли от линии фронта, чтобы перекусить. Обеденный перерыв с прекращением огня.

Я направился к подножию холма, с которого в страшной спешке чуть ли не кубарем спускался утром. Там раздавали обед. Солдаты кучковались вокруг больших котлов с похлёбкой. Я свою коробку с едой подорвал гранатой, так что волей-неволей пришлось присоединиться к ним. Какие бы помои ни предлагали, выбирать всё равно было не из чего. Я пристроился в конец очереди за пайком.

Случайно передо мной оказался коротышка, которого я встретил утром в поезде.

— Эй! Живой?

— Как видите. Только что меня чуть не застрелил габатиец.

И я рассказал ему о том, что пережил в лесу.

— Со мной был похожий случай, — отреагировал коротышка, — Я только записался в армию. Обед. Стою за жратвой, прямо как сейчас. Оглядываюсь — знакомых никого. Думал, я у своих, а оказалось? С габатийцами обедать собрался! Я как понял, что к чему, — чуть с катушек не слетел. Обоссался даже. Стыдно вспомнить!

— И чем дело кончилось?

— Ну, я знал: если побегу — конец. Поэтому забрал свою пайку, как все, проглотил по-быстрому и потихоньку смылся.

После безвкусного обеда офицеры взялись за инструктаж. Как оказалось, у них с президентами фирм много общего — любят речи говорить.

Один, щеголявший полковничьими нашивками, взобравшись на пригорок, пустился разглагольствовать:

— Как все вы знаете, завтра в этом районе ожидаются серьёзные бои. Но как только об этом было объявлено, многие из вас засобирались в отпуск. Стыд и позор! — Полковник побагровел как свёкла, — Что такое война, по-вашему? Вы о своей стране думаете, вообще? Вы не солдаты, а сброд! Только и мечтаете домой смотаться!

Его слова меня уязвили. Этот полковник был ничуть не лучше какого-нибудь урода начальника, орущего на подчинённых за то, что те отказываются работать сверхурочно. Армейские офицеры упали в моих глазах.

— Отпуска никому не будет. Завтра пойдёте в атаку. Хорошо бы вас всех перебили. Ха-ха-ха-ха-ха! — Полковник кипел от ярости, и мне стало казаться, что он слегка свихнулся.

Обеденный перерыв подошёл к концу. Того и гляди могло снова начаться. Я разыскал унтера, который назначил себя мной командовать, и высказал, что о нём думаю:

— Что же вы отошли и ничего мне не сказали? Я попал в окружение и чуть не погиб!

— Ой, извини! Ну что ты так расшумелся! — Унтер улыбнулся и хлопнул меня по плечу, — В порядке компенсации можешь сейчас здесь работать, если хочешь. Здесь безопасно. Гляди, целую кучу бракованных винтовок тебе приготовили.

— Я инструменты потерял.

— Попросим в штабе новые.

— А вы уверены, что я опять не окажусь на передовой?

— Дальше отступать не будем. Не бойся.

Инструменты привезли, и я снова взялся за работу, но за день отремонтировал только шесть винтовок и понял: придётся мне сюда поездить, ой придётся. Война шла уже четыре с лишним месяца, и ей не было конца. Обе страны отказались принять помощь от сверхдержав, а ООН, куда обратились и та и другая, никак не могла решить, чью сторону занять. У этой организации были другие, более неотложные дела. Не будет преувеличением сказать, что на такие мелкие конфликты между соседними карликовыми государствами, как на семейные склоки, попросту не обращали внимания. В любом случае эта война имела все шансы продлиться ещё несколько месяцев.