Никуда я их не отошлю, подумал он минуту спустя, сидя на придорожном камне и подставив лицо Этель, которая намылила ему щеки, а затем принялась осторожно и ловко сбривать щетину. Оставлю этой графине Раевской, или как там ее, добавил мысленно после того, как Сара обмыла ему лицо и осушила кожу подолом рубашки. Потом девочки одели его в шелка, обули в лакированные башмаки с золотыми пряжками, помогли натянуть густо напудренный парик. Теперь он уже не был уверен, что вообще их кому-нибудь оставит.

Возницу он отправил, заплатив за обещание молчать серебряную монету, а остальным велел спокойно дожидаться его у ограды. Теперь можно идти. Приостановившись в начале ведущей к дворцу аллеи, Джакомо поправил парик, подтянул чересчур свободные панталоны, машинально проверил, на месте ли его дружок — на месте, — и отважно устремился вперед, вполголоса напомнив себе, что на кону самая высокая ставка.

Примерно на полпути Казанова вновь почувствовал себя юным, полным энергии и оптимизма. С удовольствием подумывал об ужине, на который позволит себя пригласить неизвестной пока графине, вероятно немолодой, толстой и некрасивой. Дворец, однако, вынужден был он признать, издалека производил прекрасное впечатление. Такое строение из белого камня, с идеальными пропорциями не принесло бы стыда даже Риму или Венеции. В саду уже горели факелы. В их свете сверкали вечерние туалеты дам, парики мужчин и ливреи лакеев. Только теперь Казанова заметил укрытые в боковых аллеях экипажи, покуривающих махорку кучеров, лошадей, жующих овес. Похоже, он попал на прием; что ж, тем лучше, звезды сегодня к нему благоволят.

Через секунду, правда, он в этом усомнился, увидев, как из-за спин оживленно беседующих гостей вырвался огромный черный пес. Увы! Собака большими скачками неслась прямо на него. Джакомо заколебался: броситься на эту скотину со шпагой или, проявив рыцарское самообладание, позволить себя сожрать. Выбирать не пришлось — воздух сотрясся от грома. Пес, точно ему перешибли хребет, обмяк и упал на разъехавшиеся лапы. Джакомо схватился за шпагу, хотел кинуться под защиту деревьев, спрятаться от неведомой опасности, но не успел. Гром повторился, однако над головой рассыпалась не смертоносная картечь, а гирлянда разноцветных огней. Пес, как наказанный ребенком щенок, поджав хвост, поплелся обратно.

Лучше и придумать было нельзя. Казанова шел по усыпанной гравием дорожке, а над ним поминутно вспыхивали яркие звезды, елочки, короны и амурчики. Небеса и впрямь сегодня благосклонны к нему — фейерверк начался как по заказу. Придав лицу выражение благородной решимости, Джакомо направился к группе дам, возле которых суетилось особенно много слуг. Он догадался, что одна из них — хозяйка, графиня Раевская. Скрюченная размалеванная старушонка в розовом платье? Остроносое чучело с огромным коком на голове? А может, рыхлая толстуха с выглядывающим из глубокого выреза зобом?

Однако нет — к счастью, нет. Графиня была еще молодой женщиной с чувственным ртом и высокой грудью. Казанова отлично понимал, сколь важно сразу произвести хорошее впечатление, но, чтобы перекричать возбужденный гомон, заговорить вынужден был громче, чем ему хотелось. Графиня позволит извиниться за вторжение и представиться? Граф де Сенгальт, прибыл прямо из Петербурга, куда его привели дела государственного значения… собственно, прежде всего следовало бы объяснить любезной хозяйке, каким образом он тут очутился…

Графиня глянула на него рассеянно и засмеялась, увидев, как две одинаковые легавые свалились в пруд в погоне за догорающим фантомом.

— Считайте себя нашим гостем, граф.

И ни слова больше, ни взгляда. Будет сложнее, чем ему представлялось. Чертов фейерверк. Не слышно, что говорят, не видно, к кому обращаются. Заколебался было, но быстро преодолел растерянность, не смешался с толпой гостей.

— Граф Орлов[9] говорил мне о вас…

— Вы знаете графа Орлова? — Старушка в розовом платье, как курочка, повернула к нему голову. Ответить он не успел: вмешалась графиня:

— Вам не кажется, что наша жизнь подобна потешным огням — длится один краткий миг и гаснет, не позволив собою насытиться?

На сей раз во взгляде хозяйки сверкнула искорка интереса к его персоне, а возможно, и обещание. Это вселяло надежду. Джакомо шагнул вперед, чтобы получше рассмотреть графиню. Груди наверняка уже обвисли, подумал, а вслух произнес:

— Верная мысль и прекрасные слова, графиня. Хотя и печальные.

Не забыл улыбнуться старушке:

— Разумеется, я отлично знаю графа Орлова.

Графиня внезапно рассмеялась, повернулась на каблуках и, ничего не сказав, поплыла по площадке перед дворцом, увлекая всех за собой. Казанова на секунду остался один — с улыбкой, застывшей на лице, и графом Орловым — на устах.

— Убить короля? — Джакомо отшвырнул шпагу, клинок с треском воткнулся в деревянный пол. — Никогда. И не пытайтесь меня уговорить.

Он взмок от пота и возмущения. Стоявший в непринужденной позе у столба, подпирающего потолок зала для фехтования, Орлов деланно засмеялся:

— А кто вас уговаривает? Я сказал: обезвредить, а не убить. Это разные вещи.

— Вы сказали — убить, граф.

Орлов поморщился — возможно, заметил, что столб, к которому он прислонился, почернел от грязных и потных спин многих поколений мужчин, обучавшихся здесь фехтовальному искусству.

— Быть может. Мой французский иногда меня подводит. Обезвредить — вот наиболее подходящее слово. Подтолкнуть в нашу сторону, воззвать к здравому смыслу или даже… кто знает… поучить уму-разуму; да, это еще точнее. Какой смысл покушаться на жизнь человека, с которым мы еще недавно превосходно понимали друг друга, которому помогли на выборах взамен за некие, между нами говоря, вполне определенные обещания. А теперь он начал о них забывать. Понятно, первые годы правления, упоение властью — всякий возомнит, что мир у его ног, что любые мечты осуществимы, что враг слаб, а друзья снисходительны. Годик мы подождали, и хватит. Надо напомнить господину Телку, кто он и скольким нам обязан. — Граф приблизился к задыхающемуся от гнева Казанове. — Надеемся, вам об этом напоминать не придется.

Создатель, из чего ты сотворил таких людей — из клыков, когтей, рогов?

— Императрица об этом знает?

Граф язвительно усмехнулся, словно угадал его мысли.

— Не будьте ребенком. В противном случае я бы не стал делиться с вами секретами как-никак государственной важности. И не портите пол — на содержание этого зала казна тратит немало денег.

Джакомо нагнулся, но Орлов его опередил, ловко схватил шпагу, засучив рукава.

— Поглядим, чему вас здесь научили.

Казанова взял другую шпагу у приземистого учителя, скромно дожидающегося в углу окончания беседы, встал в позицию.

Схватка была короткой. Применив освоенный несколько дней назад прием, Джакомо открыл левый бок, а когда Орлов попался на удочку, без труда сунул шпагу ему под мышку. Если б он захотел — если бы захотел и вдобавок был самоубийцей, — ему бы ничего не стоило прикончить противника, насадить на острие, как мотылька на булавку. Граф это тоже понял. Слегка побледнел, но улыбаться не перестал.

— Недурно, весьма недурно.

Джакомо отступил, однако шпаги из руки не выпустил. Чего-то он еще недопонимал.

— Что от меня требуется?

Граф Орлов уже успел овладеть собой, тем более что за спиной Казановы стоял коротышка учитель. Не сомневаясь в эффекте, снял перчатку и хлестнул Джакомо по лицу.

— Живым добраться до Варшавы.

На задах дворца были расставлены столы, ломившиеся от яств и напитков. Сервировка поражала изысканностью. Тончайший фарфор, английское серебро, вилки и ножи возле тарелок. Такого богатства и светского лоска Казанова здесь увидеть не ожидал — даже загляделся невольно, забыв о графине. Впрочем, слишком усердно навязывать ей своё общество было бы опрометчиво: пусть сама проявит к нему интерес. И Джакомо занял место в дальнем конце стола. Слева сидел курносый подросток, справа — увы! — дряхлая старушонка, по сравнению с которой та, в розовом платье, казалась олицетворением молодости. Его соседи, вероятно, состояли в отдаленном родстве с хозяйкой — слишком отдаленном, чтобы оказаться полезными, — но выбирать не приходилось, и Джакомо пустил в ход свои чары.