— Что ты ел сегодня с утра?

Нику не хотелось на это отвечать. Совсем.

— Я видел, что случится. Ты медленно лишал меня жизни.

Калеб закатил глаза.

— Ну, точно. Это всего лишь порождение твоего впечатлительного, развитого Голливудом воображения. Уверяю тебя. Я так людей не убиваю. Занимает слишком много времени. Я не пытаю. Я предпочитаю быстро убить и заняться чем-нибудь более приятным.

Как не странно, он верил. Калеб не отличался спокойствием.

— Уверен?

— Приятель, посмотри на меня. Ты думаешь, я бы разрешил демонам молотить себя прошлой ночью, чтобы ты убежал, если бы собирался убить тебя? Да? У меня итак в жизни боли хватает. Так что мне больше не надо. Достань голову из задницы и подумай тремя извилинами своего мозга.

Ник провел руками по волосам и, наконец, успокоился. Вчера Калебу досталось. Он был прав. Нику не зачем было сомневаться в его верности.

— Прости. Я уже и не знаю о чем думать. Внутри меня все так странно.

— Это называется переходный период.

— Помимо него, — сказал Ник раздраженно. — Если честно, я скучаю по тем временам, когда это было единственной проблемой. Я сейчас совсем запутался.

Потому что все вокруг него оказались не теми, кем он думал.

— Все нормально. Я не виню тебя за недоверие. Буду честен. Я не собираюсь пока тебя придавать, потому что если придам тебя, мне придется столкнуться с тем демоном. Так что ты в безопасности, пока я не найду способ освободиться из рабства.

Да, и этим об их дружбе все сказано.

— Уважаю твою честность.

— Ты должен, так как это для меня редкость, — Калеб зевнул. — Рад, что ты все еще дышишь.

— Рад, что дышу, — особенно учитывая, что он провел час, до того как пришел Калеб, развлекая Смерть. Не многие люди могут этим похвастаться.

Калеб похлопал его по плечу.

— Не забудь о повязке.

— Ты уходишь?

— А что мне тут делать. Для тебя угрозы нет, а я все еще чувствую усталость и собираюсь отдохнуть. Я уже не так молод.

— Сколько тебе?

Калеб засмеялся.

— Так много нулей, что устанешь считать. Достаточно стар, чтобы знать, что не стоит делать. Достаточно молод, чтобы делать это все равно, — он подмигнул ему. — Увидимся позже.

И он буквально растворился напротив него.

«Мне нужно этому научиться», — а каково это делать все, что захочешь? Иметь деньги и силу, о которых он мечтал? Он не мог себе представить ничего лучше.

Закрыв глаза, он попытался представить себя взрослым. Но только он не видел его. В голове он видел Амброуза. И тот выглядел несчастным.

Странно. Амброуз стоял перед гигантским украшенным узорами камином, в котором горело пламя. Языки освещали пару нечеловеческих зеленых глаз. Опершись на каменную каминную полку, он смотрел на огонь и казался грустным и потерянным, с разбитым сердцем.

«Не становись мной, Ник».

Но он слышал не голос Амброуза. Этот был более глубоким и зловещим, от него по спине пробежал холодок.

«Я схожу с ума»,— наверное. Другого объяснения не было.

Он моргнул, когда услышал крик Марка. Он выбросил все из головы и пошел помочь им.

Прошли часы, прежде чем они расставили все по местам и восстановили гипсокартоновые стены. Сразу после трех Ник оставил их и пошел по направлению к Кафе Ду Монде. Никода обещала встретиться с ним в три, после школы. Не смотря на то, что школа была закрыта, он надеялся, что она появится, и в этом случае, он не хотел, чтобы она считала, что он продинамил ее.

Он быстро добрался до крытого павильона, шумного от туристов и нескольких местных. Бывшее знаменитым и традиционным местом Нового Орлеана с середины девятнадцатого века, Кафе Ду Монд обязаны были увидеть все. Бывшее любимым местом Ника, оно работало двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, кроме Рождества и ураганов. Цены в меню были приемлемыми (ладно, дешевыми, вот поэтому он и мог иногда позволить себе сюда прийти), и само оно было очень ограниченным: вода, молоко, апельсиновый сок, газировка и кофе с цикорием. Но самой главной причиной для посещения были присыпанные сахарной пудрой бенье. Французские пончики, без дырки посредине. Хотя и выглядели они странно, но на вкус были лучшим, что он, когда — либо пробовал. Забудьте о печенье. Бенье — вот это сила.

Пока он стоял на углу улиц Энн и Декатур, ожидая, когда смениться свет на светофоре, чтобы пересечь улицу, он увидел, что напротив кафе играли трое музыкантов.

— Эй, Ник, — его позвал тромбонист, когда он пересек улицу и приблизился к входу.

Ник улыбнулся старому афроамериканцу, который играл джаз и зидеко на этой улице столько, сколько он себя помнил. А ночью он играл в нескольких городских клубах.

— Привет, Лукас. Как дела?

— Нормально. Надеюсь, с твоей мамой все хорошо.

— Ты же знаешь, что я хорошо о ней забочусь. Как твоя дочь? Прижилась в университете? — жена Лукаса умерла от рака четыре года назад, оставив его одного растить Кешу, она выпустилась со школы прошлой весной, а теперь она занималась в Университете Штата Луизиана и однажды хотела исследовать рак.

— Ей так нравиться, я пытаюсь силком затащить ее домой, чтобы навестить меня. Ты можешь поверить? Я и представить не мог, что она уедет. А теперь сомневаюсь, вернется ли.

Ник засмеялся.

— Я уверен, что она скоро приедет домой. Почему же нет?

Томас, барабанщик, постучал палочками, указывая на то, что пора начинать новую песню. Приподняв тромбон, Лукас кивнул Нику, перед тем, как присоединится к играющим «Iko Iko».

Ник сморщился. Хотя он любил эту песню, но она была одна из тех въедливых песен. Он будет слышать ее в голове следующие три дня.

«Hey, now. Hey, now … Iko Iko unday…»

— Ну вот! Началось.

«Господи, застрелите меня».

Пока он оглядывался в поисках пустого столика, его взгляд наткнулся на нечто розовое и милое. Когда он разглядел лицо девушки, его желудок ухнул вниз. С нежными каштановыми волосами и огромными глазами, она была самой красивой девушкой на свете.

Никода.

А когда она узнала его, самая красивая из знакомых ему, улыбка осветила ее лицо и сотворила с ним вещи, которые он едва понимал. Его бросало в жар и холод одновременно. Во рту пересохло, и часть его захотела убежать и укрыться.

«Ага, будет очень умно, если так поступишь. Ты вообще что-нибудь разумное делаешь?»

Прежде чем он понял, что делает, его ноги принесли его к столу.

— Привет, — сказала она, и на щеках появились восхитительные ямочки.

Как одно коротенькое слово может звучать как хор ангелов? И снова это был самый милый звук, который он когда-либо слышал. По его спине побежали мурашки.

— Привет.

«Скажи что-нибудь. Быстро».

Почему его голова была как чистый лист? Как-будто он никогда не говорил с ней раньше. Черт, да прошлой ночью она его даже поцеловала.

Да, он все еще ощущал вкус ее губ.

Он понял, что в этом то и была проблема. Так страшно было видеть ее после поцелуя. А если он его испортил? Она на это не разозлиться?

«Фу, я ничтожество. Я не знаю, как поговорить с девчонкой».

При таком раскладе у него точно никогда не будет девушки.

Она нервно оглянулась вокруг.

— Хочешь сесть? — она растягивала слова, словно чувствовала себя так же неудобно, как и он.

«О нет. Не говорите, что она произнесет речь «давай останемся друзьями»»,

— он ненавидел эту чушь.

— Хм, ага, — его руки тряслись, он отодвинул виниловый стул и сел.

— Прости, я сегодня не от мира сего. Моя мама рано меня разбудила, а я все еще не проснулся после вчерашней ночи. Затем Бабба заставил меня помогать убираться в магазине. Мне точно надо вздремнуть.

«Ты слишком много ноешь, и не говори про постель, она может решить, что ты приглашаешь ее, и она может обидеться или дать тебе пощечину».

— Как ты себя чувствуешь?