Кстати, в романе «Статский советник» фигурирует участница «Боевой Группы» с партийной кличкой Игла, — «ушедшая в революцию» генеральская дочь, в образе которой узнаваемы многие моменты биографии Перовской. Но сходство, как это свойственно Акунину, далеко не буквальное.

Говоря о трагических страницах московской истории, нельзя не вспомнить и печально знаменитую Ходынку. В мае 1896 г. по случаю восшествия на престол Николая II на подмосковном (тогда) Ходынском поле, которое в обычное время использовалось как плац для строевой подготовки, было решено провести празднество для «простого народа». На Ходынке выстроили карусели, балаганы для театральных представлений, а главное, киоски, часть из которых была предназначена для раздачи бесплатного угощения и сувениров — кружек с памятным рисунком. В «Коронации» Акунина причина последовавших за этим событий — ловкий ход «доктора Линда» при содействии своего сообщника Почтальона, намеренно вызвавших столпотворение, чтобы ускользнуть от Фандорина и Зюхина. «Почтальон обернулся, замахал руками и зычно крикнул:

— Православные! Гляди! С той стороны ваганьковские валят! Прорвались! Все кружки им достанутся! Вперед, ребята!

Единый рев вырвался из тысячи глоток:

— Ишь, хитрые! Мы с ночи тут, а они надарма! Врешь!

Меня вдруг подхватило и понесло вперед с такой неудержимой силой, что я перестал касаться ногами земли. Все вокруг пришло в движение, и каждый заработал локтями, пробиваясь к шатрам и павильонам.

Впереди раздались заливистые свистки, выстрелы в воздух.

Кто-то прогудел в рупор:

— Куда, куда?! Передавитесь все!

Множество глоток весело ответили:

— Не боись, ваш благородь! Робя, навали!

Отчаянно завизжала женщина.

Я кое-как нащупал ногами землю и засеменил в такт движению толпы. Фандорина рядом уже не было — его отнесло куда-то вбок. Я чуть не споткнулся, наступив на мягкое, и не сразу понял, что это человек».

Современные исследователи не так романтичны. Предполагается, что причиной трагедии послужило нерациональное размещение киосков — они окружали поле по периметру сплошной стеной, в которой были оставлены узкие проемы для прохода. Плохая организация гулянья и существовавшая уже тогда жажда «халявы» привели к ситуации, которая напоминает те, что приводили к гибели людей на стадионах XX в.: толпа хаотично рвалась в проходы, задние толкали передних, топтали упавших. Оказавшись в замкнутом пространстве Ходынки, люди не могли вырваться оттуда — их не пропускала все прибывавшая толпа. Последствия были более чем страшными: «Повсюду — почти вплотную — лежали тела: многие были неподвижны, но некоторые шевелились… Солдаты и полиция как раз закончили выкладывать раздавленных для опознания — там, вдоль дороги. Вереница трупов длиной чуть не с версту… Вдоль шоссе и в самом деле была выложена шеренга покойников — в обе стороны, сколько хватало глаз. Из Москвы вереницей тянулись извозчичьи пролетки и телеги — убитых было велено свозить на Ваганьковское кладбище, однако перевозка еще не началась… Странное у меня было ощущение, когда я медленно брел вдоль обочины — будто я некая высокая особа, принимающая парад мертвецов. Многие из них белозубо скалились на меня совершенно плоскими, расплющенными лицами… Впереди кто-то завыл страшным голосом — видно, узнал своего» («Коронация»).

Упоминаемые в «Статском советнике» «эксы» революционеров тоже имели место на самом деле. Легко связать с историческими реалиями и замысел японского шпиона «Рыбникова», в разгар войны инспирирующего в Москве рабочее восстание: он ввозит «8500 итальянских винтовок «веттерли», 1500 бельгийских револьверов «франкотт», миллион патронов и динамитные шашки, однако предназначался весь этот арсенал вовсе не для нужд конвойного ведомства, а для человека по кличке Дрозд. По плану, разработанному отцом Василия Александровича, в Москве должна была завязаться большая смута, которая отобьет у русского царя охоту зариться на маньчжурские степи и корейские концессии.

Мудрый составитель плана учел все: и что в Петербурге гвардия, а во второй столице лишь разномастный гарнизон из запасных второго разряда, и что Москва — транспортное сердце страны, и что в городе двести тысяч голодных, озлобленных нуждой рабочих. Уж десять-то тысяч бесшабашных голов среди них сыщутся, было бы оружие. Одна искра — и рабочие кварталы вмиг ощетинятся баррикадами».

В 1905 г. Москва действительно была потрясена восстанием рабочих Прохоровских мануфактур на Пресне, к которым примкнули рабочие и с Даниловских мануфактур, и из Александровских мастерских Брестской железной дороги. Для подавления восстания в город были введены войска. Вот только существовал ли на самом деле «японский след» (или «германский», или какой-нибудь еще), на сегодняшний день пока достоверно не доказано. Но, в конце концов, романы Акунина — художественные произведения, а не пособия по истории, о чем в азарте критики порой забывают литературные гурманы. К тому же Эрасту Фандорину удается в итоге поймать загадочного «Рыбникова» и сорвать его замысел. (Другую, чисто литературную, романтическую загадку, связывающую «Рыбникова» и Эраста Петровича, думаю, в путеводителе обсуждать не стоит.)

Все же большая часть приводимых в текстах Акунина исторических фактов носит скорее авантюрный, а то и развлекательный характер — сказывается логика жанра. Впрочем, если вдуматься, жизнь мирного обывателя даже в те бурные времена наполнялась не одними громкими политическими и общественными событиями — люди одевались по моде, делали карьеру, строили жизнь… «Выбрать церковь для свершения обряда — целая наука. Выбор златоглавой, слава Богу, велик, но оттого еще более ответствен. Настоящий московский старожил знает, что хорошо венчаться на Сретенке, в церкви Успенья в Печатниках: супруги проживут долго и умрут в один день. Для обретения многочисленного потомства более всего подходит церковь Никола Большой Крест, что раскинулась в Китай-городе на целый квартал. Кто более всего ценит тихий уют и домашность — выбирай Пимена Великого в Старых Воротниках. Если жених — человек военный, но желает окончить свои дни не на поле брани, а близ семейного очага, в кругу чад и домочадцев, то разумней всего давать брачный обет в церкви Святого Георгия, что на Всполье. Ну и, конечно, ни одна любящая мать не позволит дочери венчаться на Варварке, в церкви великомученицы Варвары — жить потом бедняжке всю жизнь в муках и страданиях».

Люди посещали театры — в романах упоминаются Большой театр («Коронация»), Малый («Пиковый валет»), театр Корша (там же), Варьете («Коронация»), Французская оперетта («Смерть Ахиллеса»). В «Любовнице смерти» читатель вместе с Фандориным и Машей узнает о любопытном факте: «В Москву приехал молодой писатель Максим Горький, который привез с собою только что написанную им и даже не проведенную в цензуре пьесу, которую он предполагает назвать «Мещане». Первый драматургический опыт г. Горького возбудил живейший интерес у дирекции Художественно-Общедоступного театра».

На самом деле существовал и музей Патека, который посещает в «Пиковом валете» Тюльпанов:

Если расположить романы о Фандорине в хронологическом порядке, легко определить их временные границы: с 1876 г. («Азазель», в котором мы впервые знакомимся с Эрастом Фандориным и становимся свидетелями его превращения из заурядного чиновника в детектива) до начала XX в. Хронологический разброс романов «Алтын Толобас» и «Внеклассное чтение» потрясающе широк: в «Алтын Толобас» часть событий переносит нас в XVII в., а часть — в век XX, в Москву середины 1990-х, показанную Акуниным достаточно пародийно. «Внеклассное чтение» демонстрирует роскошный XVIII в. — «от сотворения мира по греческим хронографам — год 7303-й…от Рождества Христова 1795-й…от начатия Москвы — 648-й…а от воцарения государыни Екатерины Второй — 33-й».