3 мая, 15:43
Ю:
И это так и оказалось....
3 мая, 15:44
Умопорночительная:
У меня знакомая с подросткового возраста носила стягивающие, так у неё нормальный второй, и твёрдая, и упругая, и всё, как надо!
—
Если бы мне тоже подсказал кто-то умный, у меня бы был второй и твёрдый!
—
Лучше бы мне мама советовала лифчик правильный носить!
3 мая, 15:47
Ю:
:). Девушки - это такая хорошенькая отдельная вселенная в нашей вселенной :), что когда всё умрёт, вы останетесь :).
3 мая, 15:48
Умопорночительная:
:)
—
Ну конечно, на хрена мне глаза! Мне сиськи нужны красивые!
3 мая, 15:51
Ю:
И попа :).
3 мая, 15:52
Умопорночительная:
Ну, с попой полегче. Если талия, какая-никакая есть, уже нормально будет.
—
Под любую попу можно член подобрать.
3 мая, 15:53
Ю:
О-о, а ты ещё и развратница :), и пошлячка :), а то поучает-поучает…
3 мая, 15:53
Умопорночительная:
Красивая грудь с некрасивой попой в комплексе выглядит лучше, чем красивая попа и не красивая грудь.
—
Я не развратница, если бы у меня были все данные, какие хочу, я бы не гуляла направо и налево. Выбрала бы себе объект, влюбила бы его, подчинила и наслаждалась жизнью с ним.
—
И меня поражает такая распущенность, когда у парня всё-всё есть, и он не может остановиться, оценить любовь женщины.
—
Никогда этого не пойму и не приму.
3 мая, 15:56
Ю:
Это про меня?
3 мая, 15:57
Умопорночительная:
Да, про тебя тоже.
3 мая, 15:57
Ю:
:( убью :)
—
И ты, кстати, ещё два момента осветила... Может тоже про меня? В смысле: влюбила б, подчинила б и наслаждалась бы жизнью (со мной? :)), и (я?) направо и налево?
3 мая, 15:59
Умопорночительная:
Нет, такого как ты, влюбить НИКОМУ не возможно! Но есть другие, нормальные и скромные парни, мужчины, которые хотят влюбиться и любить свою женщину!
—
Это было бы реально для меня.
3 мая, 16:10
Ю:
Вот сижу и думаю, права ты или нет :)?
4 мая, 21:01
Умопорночительная:
Никто ни прав, ни не прав… Каждому своё.
4 мая, 21:56
Ю:
А как бы ты влюбила в себя парня? Это разве просто?
—
И убежала сразу :(.
8
Марина только присела за компьютер, как услышала на улице пьяные крики, смех и мат.
Сердце екнуло – она почувствовала неприятное ощущение.
Вскочила из-за компьютера и выбежала на балкон.
Картина, которую ей пришлось увидеть, заставила её сразу заплакать, и она смогла только выдавить из себя имя брата: «Владик, Владик!»
Два друга Влада, её брата, которых она хорошо знала, и которые часто засиживались у них с Мариной дома, тащили абсолютно невменяемого, еле что-то бормочущего, и кое-как отвечающего действиями на безобразие своих друзей, брата. Те не просто тащили его, но и постоянно измывались над ним: били его руками и ногами куда попало, не сильно, для развлечения. От того, как они его тащили за руки и за ноги, у него сползали джинсы, и задиралась рубашка, а ботинки, Марина подумала, скорей всего были испорчены об асфальт.
Она смотрела на эту картину с рыданиями и не верила, что это происходит на самом деле.
Они скрылись за углом дома, и она, продолжая плакать, побежала к входной двери, чтобы открыть её и просто стоять, плакать, смотреть в лестничный пролёт и слушать, как по ступеням на четвёртый этаж, с идиотским хохотом, те волокли её брата.
Они дотащили его до квартиры, перевалили через порог.
- Ну что, придурки, допились? – заорала она на них.
Те, отпустив руки и ноги Влада, не вдаваясь в перепалку, с глупыми физиономиями отдав честь по-военному, ушли.
Марина закрыла дверь и, продолжая рыдать, стала тащить еле шевелящегося брата в его кровать.
Раздевать его не стала, а так и уложила; ушла в другую комнату, села на диван, и просто сидела и плакала.
- Господи, что случилось? Ну что случилось? Что произошло? – Плакала она. – Ну, за что? Бедный Владик! Что они с тобой сделали?
Казалось, никакие рыдания не способны были сейчас выплеснуть всю ту эмоцию, которую породило в её больной душе то, очевидцем чего ей приходилось сейчас быть. Да и кто б мог похвастаться хладнокровностью, оказавшись на её месте? Однако, она сообразила, что надо закрыть балкон, потому что соседи и так всё видели и слышали, а теперь, наверно, ловят каждый шум из их квартиры.
В этот момент она услышала звуки из комнаты брата, которые заставили её броситься к нему.
Он лежал так, как она его и уложила, а рвота вырывалась из него водопадом на диван и ковёр.
Она заплакала ещё сильней и пошла в ванную, чтобы принести таз с водой и половую тряпку. Стала вытирать ковёр. Когда закончила и принесла мокрое полотенце, чтобы протереть брату лицо, она увидела, что он обмочился.
Марина вытерла лицо Влада, опустилась рядом с ним на пол и заскулила, потому что у неё уже не было ни сил, ни слёз.
Лицо брата было всё в крови от ссадин, которые он получил, когда его тащили по асфальту. Подбородок, щёки, голова были все в каких-то густых царапинах. Нос был изуродован об асфальт.
Сейчас Марине хотелось только одного – чтобы завтрашний день не наступил ни для нее, ни для брата.
Она вышла на балкон и выкурила две сигареты.
Потом подошла к компьютеру и выключила его.
Сходила на кухню, набрала в банку воды из-под крана, отнесла её в комнату к брату и поставила воду на видное место.
Потом вернулась к себе в комнату, расстелила диван, разделась и укуталась в простыни.
«Почему всё так по-дурацки устроено? Ну разве я не стараюсь, чтобы заработать деньги? Я и то делаю, и то. Другой просто живёт, а ему всё преподносится на блюдеsчке, а я из кожи вон лезу, а результат – ноль. Володя просто ходит по столовой и командует, просто передаёт то, что ему говорит начальник, а сам ничего никому путного никогда не сказал. Мозгов, как у канарейки, а у него всё есть: дорогая машина, наверно квартира в новостройке, жена. Но он - никто!!! Ну никто!!! Ну почему так всё устроено? Может, я что-то ни так делаю? Владик, что же произошло?»
Сон не приходил к Марине ещё несколько часов. Она прилагала огромные усилия, чтобы перестать думать обо всём том плохом, что случилось сейчас и происходит с ней изо дня в день. Пыталась начать думать о спокойном и хорошем, что часто не заметно усыпляет, но мысли всё равно возвращались к тому, что составляло несчастье её существования, и мысли эти, вдобавок, были усугублены происшедшем, корень чего она видела в нехватке денег, в их с Владом жалком и нищем существовании. В конце концов, она серьёзно перенервничала и почувствовала, что у неё разрываются глаза от какого-то внутреннего в них давления, что становилось больно, и она стала думать, что это вредно для глаз, что она может завтра проснуться ослепшей.
Когда она заснула, ей приснилось, что началась война. Их город наводнился странными солдатами, которые выглядели как спецназовцы. У них была чёрно-белая униформа, и она знала, что задание их состоит в том, чтобы выловить всех, кто не при деле. Таких отправляли в специальные концлагеря. Марина попыталась убежать из города, но кругом были посты, и на одном из них её малолетнего брата, лет трёх-четырёх, один из солдат схватил и повёл к таким же детям, которых уже поймали, а на Марину, почему-то, не обратили внимания. Она не подняла панику, но подумала, что после того, как всё закончится, она его найдёт, а сейчас надо было скрыться и спастись. Она бросилась в ближайшее здание, которое оказалось госпиталем, в котором жители её города продолжали работать и поэтому их не трогали. Ей приходилось идти по коридорам и то и дело сталкиваться с рыскающими солдатами и сотрудниками в белых халатах – жителями её города, лица которых были сосредоточены и мрачны, но они все понимали, что их не тронут, потому что они при деле. И как будто они замечали её, но никто не решался предложить ей укрытие или помощь, или хотя бы халат.