В это время некондиционное топливо отстаивалось и потом применялось, а если не отстаивалось, то шло на отопление, ведь у нас не было ни газа, ни угля, ни дров. Кухни, отопление помещений — все работало на соляре и некондиционном топливе.

У нас было два трубопровода — на Кушкинском направлении до Шинданда и от Термеза до Баграма. Велся строгий учет диверсий на трубопроводе. Как только на гарнизонных насосных станциях изменяется давление, тут же БТР с саперами уходит по линии устранять повреждения. Это нелегкая и опасная работа. «Духи» не только разрушали трубопровод, они минировали подходы, делали засады на ремонтников. А труб больше четырехсот километров! Все же мы с помощью инженерных войск справлялись с этими задачами.

Инженерные войска — это очень важно. Мы с ними постоянно сотрудничали. Представьте — диверсия на трубопроводе. Хлещет горючее, а подойти-то нельзя, там фугас, мины. Поэтому мы всегда вместе с саперами работали.

Дорожно-комендантская бригада действовала четко по восстановлению дорог, по пропуску колонн. Автомобильных колонн было очень много. Только одних батальонов подвоза пятнадцать, а в каждом батальоне по триста с лишним единиц техники. Да еще батальоны в дивизиях, да в отдельных бригадах, в авиации тоже свои батальоны подвоза. Гигантское хозяйство.

Интересно строилось в 40-й армии управление этим хозяйством. Система была отработана при Громове.

В каждой колонне имелся авианаводчик. Это офицер ВВС, который прекрасно ориентируется на местности и по карте, у него радиостанция «Ромашка». Самолет-ретранслятор («ртишка») типа Ан-26 постоянно барражировал в воздухе, и, если совершалось нападение на колонну, авианаводчик по рации через ретранслятор связывался с ЦБУ — центром боевого управления. Тот ставил задачи авиации и артиллерии, и немедленно наносился удар.

Борис Всеволодович отладил взаимодействие так, что не более чем через 15 минут после нападения «духи» получали полноценный ответ.

Через каждые 30–40 километров стояли диспетчерские посты. Там была связь KB-диапазона, и все сведения поступали на Центральный диспетчерский пункт, который был постоянно в курсе всего, что касалось продвижения любой колонны.

Была четко отработана система защиты самой колонны. Вместе с ней двигались БМП, тягачи, эвакотягачи. Всегда имелись передвижные зенитные установки. Не против авиации, ее у моджахедов не было, а для того, чтобы отстреливаться в горах, когда колонну атакуют с крутых склонов и скал. В этом случае зенитки — очень эффективное средство обороны. Ведь главная работа в Афганистане состояла именно в проведении различных колонн.

Огромное значение имела борьба с инфекциями. Поначалу в Афганистане от инфекционных болезней погибало больше людей, чем от боевых действий. Дизентерия, гепатит, амебиаз, различные лихорадки, малярия и прочее косили не только солдат, но и офицеров, не исключая высшего командования. Все мы чем-то переболели. С этим приходилось бороться не менее напряженно, чем с моджахедами. По-настоящему сумели справиться с этой бедой только при Громове. При нем была введена в постоянное употребление знаменитая таблетка глукамевит, которая предотвращает различные формы кишечных заболеваний. Если командиры следят за тем, чтобы три раза в день солдаты принимали эту таблетку, то гарантированно никто не подхватит кишечную инфекцию. Появилось много других препаратов, разработанных нашими военными медиками, которые были введены в снабжение и довольствие военнослужащих.

Проверено, что иммунитет людей, временно пребывающих в Афганистане, терялся примерно через полтора года, поэтому роль витаминов, свежих продуктов была необыкновенно высока. Консервированная пища разрушает иммунитет. Мы очень серьезно следили за разнообразием питания, снабжали армию свежими продуктами и цельным молоком, которого вы сейчас в московских магазинах не найдете. Даже коров держали, хотя сено для них приходилось завозить самолетами. У нас в полку связи имелись три коровы и лошадь. Командовала ими замечательная женщина по имени Валя. К великому сожалению, она погибла. Спасала своих коров, которые забрели на минное поле, и подорвалась.

Еще одно важное и печальное дело, которому Борис Всеволодович уделял много внимания, — это отправка в последний путь наших гвардейцев.

Самолеты с цинковыми гробами называли «черными тюльпанами». У меня в документах это похоронное ведомство значилось как контрольная группа. Контрольная группа имела свои пункты, куда доставлялись погибшие военнослужащие, там работали судмедэкспертиза, мастерские по запайке цинков, изготовлению гробов. На этих пунктах трудились солдаты, и работа у них, сами понимаете, была очень тяжелая, нередко прибывали расчлененные трупы, которые нужно было собирать и сшивать, делать все необходимое, чтобы привести погибшего в надлежащий вид. На такой работе долго не выдержишь.

Кроме того, контрольная группа следила, чтобы было как можно меньше безвестных потерь, максимально уменьшала их количество.

Существовал жесткий приказ Верховного — в течение семи дней погибший должен быть доставлен на родину и передан родственникам.

На всех аэродромах у меня были пункты, где этот печальный груз оформлялся и с сопровождающими отправлялся на родину.

Медицина. Главная забота командующего. Восемь инфекционных госпиталей. Один госпиталь особо опасных инфекций и Центральный госпиталь в Кабуле.

Медицине Борис Всеволодович уделял особое внимание. Каждый праздник он обязательно посещал какой-нибудь госпиталь. Там проводил награждения, выдавал подарки. Раненые и больные люди видели своего командующего и знали, что о них помнят.

Начальники госпиталей остались друзьями Громова. Многие и сейчас работают с ним. К примеру, Андрей Андреевич Люфинг, он помощник губернатора, или Юрий Викторович Немытин — советник губернатора, начальник Красногорского госпиталя.

От медиков в Афганистане зависело очень многое.

— Я приехал в Афганистан в 1985 году, — вспоминает Юрий Викторович Немытин, начальник медицинской службы 40-й армии. — С Борисом Всеволодовичем Громовым нас особенно сблизило то, что мы оказались земляками. Мои родители и его семья проживали в одном городе — Саратове.

Общение с Борисом Всеволодовичем очень помогло мне разобраться в той ситуации, которая сложилась в Афганистане к 1985 году.

Обстановка была непростая по нашей медицинской линии, особенно в смысле инфекционных болезней, ощущалась большая нехватка госпитального фонда. Он эту ситуацию прекрасно понимал и, будучи работником Генерального штаба, очень помог нам сформировать новые медицинские учреждения, новые направления. Его участие в создании центрального госпиталя неоценимо. Без него мы не смогли бы так быстро разделить терапевтический и хирургические потоки, что очень важно для своевременного оказания помощи раненым. С его поддержкой мы смогли в кратчайшие сроки завершить строительство из модулей терапевтического корпуса на 150 коек. В результате большая часть больных и раненых теперь оставалась в 40-й армии, пополняя боевые части опытными, обученными солдатами и офицерами, каждый из которых, можно сказать, стоил нескольких новобранцев.

Как формировалась медицинская служба в 40-й армии?

К 1985 году боевые действия достигли большой интенсивности и в дальнейшем только нарастали. Принимались меры для улучшения медицинской службы, наши доклады всегда находили поддержку. В эти годы мы были на Гератском направлении, туда были выдвинуты 1-й и 112-й мотострелковые полки. Туда же был переведен и медицинский взвод. В течение трех месяцев мы его развернули и оснастили операционными и реанимационными отделениями. То же самое было сделано в интересах всего Шиндандского направления, где в кратчайший срок, за полтора года, мы выстроили инфекционный госпиталь. Как бы ни велась профилактика актуальных инфекций для Афганистана, заболеваемость носила весьма интенсивный характер. Гепатит «А», малярия, паратифозные инфекции — все эти болезни мы могли лечить в Шиндандском инфекционном госпитале.