Вот еще Эдуард Аркадьевич Воробьев, нормальный мужик, грамотный генерал, можете его назначить. Но ведь он потребует самостоятельности планирования, а для этого ему нужно дать БЧС — то есть боевой численный состав. Боевой состав он должен проверить, одним словом, все придется делать по закону…

Переговоры, о которых я рассказываю, шли в самолете, который летел в Чечню. Между нами и передним салоном, где сидел Грачев, постоянно бегал его помощник Лапшов. Но разговоры ни к чему не вели. Все нужно было решать гораздо раньше и ни в коем случае не доверять переговоры с Дудаевым солдафону Грачеву.

Я Дудаева знал и не раз с ним встречался. Он летчик. Командир дивизии. Дудаев поначалу был не прочь по-нормальному обо всем договориться. Главный его довод — вы же сами меня сюда послали. Тогда почему теперь меня давите? Я ведь должен со всеми этими тейпами разобраться. А вы вместо того чтобы помогать, идете на меня войной!

Но его никто не слушал. Договориться с Ельциным, Грачевым и иже с ними о чем-то разумном не было никакой возможности.

Что же они в итоге создали? Просто устроили новогоднюю бойню…

Во всем остальном дела обстояли ничуть не лучше.

Что дала, например, разработанная Грачевым реформа в армии? Сократили численность. Ладно. Но стали военнослужащие от этого больше денег получать? Лучше стали жить? Или армия вооружена лучше? Ничего подобного.

Я на должности первого заместителя главкома ВВС в течение десяти лет работал, ни один полк не перевооружил. И по сей день ни один полк не перевооружен. Нет нового оружия? Слава богу, есть. Говорят, не на что закупать. Тогда кому нужна такая армия, у которой на вооружении в конце концов останутся только ржавые лопаты?

И при этом в зарубежные армии мы продаем современную боевую технику всех видов. Древними мудрецами сказано — кто не кормит свою армию, будет кормить чужую. А ведь мы чужие армии уже кормим.

Даже старье, которым мы сейчас вооружены, и то ремонтировать нечем, да порой уже и невозможно.

Потом начинаем искать виноватых. С этим у нас просто. Взорвали боевики госпиталь в Моздоке. Кто виноват? Начальник госпиталя, который, лично оперируя, тысячи жизней солдатских спас. Но ведь он перед въездом бетонные блоки не поставил, которые ему, кстати, никто не привез, и работу по их установке не профинансировал.

Боевой опыт 40-й армии оказался никому не нужен. Идем непонятно куда, бросаемся из угла в угол, постоянно происходят какие-то разделения и переформирования. Нет логики в развитии и осмыслении.

Мы не изучаем историю, не анализируем. А если анализируем, то поверхностно, выискивая те факты, которые выгодны кому-то сейчас. Чтобы просмотреть всё и объективно оценить, до этого не доходит.

Ну, наверное, такой уж мы народ — могучий, мужественный, но вместе с тем совершенно не умеющий организовать свою жизнь хоть сколько-нибудь разумно.

— В первой встрече Громова с Дудаевым мне довелось участвовать, — вспоминает вице-губернатор Московской области Алексей Борисович Пантелеев, — Борис Всеволодович выполнял распоряжение министра обороны Шапошникова. Тогда военное ведомство называлось Объединенными Вооруженными силами СНГ, это был переходный период. Союз уже развалился, армия, формально, еще нет. Весна 1992 года. Борис Всеволодович проводил командно-штабные учения на территории Северо-Кавказского военного округа. Мы находились в самолете на подлете к Ростову-на-Дону, когда поступило сообщение, что в Шали блокирован российский гарнизон и предъявлен ультиматум, чтобы военные сдали оружие. В Чечне тогда находилась учебная дивизия, и ее гарнизоны размещались в различных населенных пунктах. Один из полков стоял в Шали. Шапошников поручил Громову срочно разблокировать ситуацию.

Борис Всеволодович дал команду, и мы, не приземляясь в Ростове, полетели в Грозный. Там нас, понятно, никто не ждал, да и не хотели принимать, но командир настойчиво потребовал, и в итоге мы оказались возле здания, где находился Дудаев.

Охрана отказалась нас пускать. Борис Всеволодович так на них посмотрел, что автоматчики сразу расступились. Есть в нем вот эта командирская воля и право командовать, которые сразу чувствуют люди, даже раньше Громова не знавшие.

Мы поднялись в кабинет, где сидел Дудаев. Он уже был тогда президентом Чечни.

Дудаев совершенно не ожидал появления Громова. Он вскочил, что-то стал растерянно говорить.

Борис Всеволодович слушал его и молчал. Наконец и Дудаев умолк. Тогда Громов сказал, что поражен тем, как теперь на Кавказе встречают гостей. «Я много лет прослужил здесь, но такого никогда не видел. Мне за вас стыдно!»

Дудаев начал извиняться.

Борис Всеволодович сказал, что вынужден был прилететь потому, что ему доложили о безобразиях, которые с ведома Дудаева творятся в Шали, и потребовал немедленно снять блокаду с воинской части.

Дудаев начал оправдываться, сказал, что это сделано без его ведома.

Громов объявил, что не уйдет из кабинета, пока проблема не будет решена.

Разговор получился жесткий. Командир действовал очень решительно, да и задача была достаточно серьезная.

Мы сидели у Дудаева часа полтора, он пытался нас угостить кофе или чаем… Громов действительно не ушел до тех пор, пока генерал Соколов, который командовал учебной дивизией, не доложил, что все вопросы сняты и гарнизон разблокирован.

Дудаев на меня произвел впечатление человека, сознающего, что он занимает не свое место. Это было ясно видно по его поведению, мимике. Он чувствовал себя очень неуверенно и не мог сказать ничего внятного. Он явно не ожидал появления Бориса Всеволодовича.

Особенно болезненно, как ни странно, на него подействовало то, что Борис Всеволодович обвинил его в нарушении гостеприимных традиций Кавказа.

Вскоре после этой поездки Борисом Всеволодовичем была подготовлена и направлена президенту известная аналитическая записка о положении на Кавказе.

Я работал тогда в Главном оперативном управлении Генерального штаба. Эта записка пришла к нам с пометкой, что президент Ельцин с ней ознакомлен. И никаких комментариев. Жаль! На основе этого анализа можно было выстроить реальную программу действий по прекращению войны еще на ранних ее стадиях.

Б. В. Громов:

— Решение о том, что меня необходимо убрать из армии, было принято очень оперативно. Однако сделать это необходимо было с соблюдением хотя бы каких-то приличий и формальностей, чтобы это не выглядело гонением за инакомыслие. Ельцин ведь провозгласил себя демократом.

Воспользовались модным в то время конкурсным замещением должностей.

Грачев собрал всех заместителей в своем кабинете и заявил, что ряд должностей будет выставлен на конкурс, в том числе и моя должность. «Вы, Борис Всеволодович, тоже можете участвовать», — обрадовал он меня. Мне все было понятно. Я просто встал и ушел.

Они не имели права меня увольнять, и при желании я мог бы затеять судебный процесс, который Грачеву вряд ли удалось бы выиграть.

Нашли выход — перевели меня в Министерство иностранных дел на как бы равноценную должность, соответствующую рангу заместителя министра.

Так как я тоже не мог уже оставаться в Министерстве обороны и работать с Грачевым, то на это предложение согласился.

Никого из своих сотрудников я не пытался забрать с собой. Считал, что молодые офицеры не должны лишаться хороших служебных перспектив. Я предполагал, что со мной вместе уйдут один-два самых близких человека. Всех поочередно приглашал к себе и говорил, что им лучше продолжать службу в министерстве, так как мое положение очень неопределенное. Однако они думали иначе. Например, Игорь Олегович Пархоменко, сейчас он первый заместитель председателя правительства Подмосковья, обиделся чуть не до слез и сказал, что пойдет со мной куда угодно даже без всякой зарплаты. Так же определились и другие. Почти все ушли со мной.

При встрече с министром мне удалось договориться о работе для них. Должности, конечно, были такие же фиктивные, как и моя, но, главное, мы все-таки оставались вместе.