Из объяснительной В. Барыбина, старшего прапорщика:

«Там было трое тяжелораненых (механик-водитель рядовой Ковалёв, младший сержант Яценко и раненный в голову солдат 4-й мотострелковой роты. — Прим. авт.), майор (Юрий Мозговой. — Прим. авт.), лейтенант и два солдата (сержант Хапаев и рядовой Субботин. — Прим. авт.)».[89]

Из объяснительной В. Барыбина, старшего прапорщика:

«Выводили нас из дома местные жители. Первый раз я попытался выйти из г. Грозный 5 января с помощью жителя Сухомлинова А. А. Мы прошли около 6–7 кварталов и попали на ул. Рабочая. Я узнал место боя, увидел свою сгоревшую машину. Там лежали убитые. Среди убитых капитана Апасова не было. В этот день мы выйти не смогли, так

нарвались на большую группу боевиков и были вынуждены спрятаться.

Вторую попытку сделали 8 января по тому же маршруту. На месте боя на ул. Рабочей остались только сгоревшие машины. Тел погибших не было. Сухомлинов А. А. довел меня до теплотрассы, а дальше я шел сам до парка (парк имени Ленина. — Прим. авт.). Там была группа десантников. Они вывезли меня в расположение наших войск.

Во время боя на ул. Рабочей огнем из БМП-2 № 210 было уничтожено две машины с боевиками, был сделан завал из столбов и деревьев, чтобы перекрыть ул. Рабочую для продвижения боевиков».[91]

Из письма капитана Бондарева матери погибшего старшего лейтенанта Николая Каламбета от 4 августа 1996 года:

«Я попал в плен 1-го числа, меня забрали боевики в свой отряд, еще в Грозном, в отряд, где был Шамсудин. 3-го числа мы поехали в дом правительства Чечни и боевики привели оттуда из подвала Колю. Я был вместе с ними в машине. Там мы впервые встретились и больше не расставались до того самого дня. Спали вместе под одним одеялом, ели вместе из одной тарелки, курили тоже сигарету на двоих. Мы знали друг о друге все. Стали друзьями, в общем были как правая и левая рука. 1

с нами был еще и ст. л-т Галкин Юра (из 81-го МСП. — Прим. авт.). В этом отряде мы пробыли до числа 21–24 января. В общем, было неплохо. Нас хорошо кормили, не били, не унижали, все было нормально. Огромное спасибо и благодарность Шамсудину. Он очень хороший человек. Потом нас отдали в подвал, где было около 50 пленных солдат и офицеров. С этого дня все и началось. И недоедание, и издевательство и т. д. Но мы с Николаем держались друг за друга и было легче, тем более что офицерам всегда доставалось больше. Обстановка складывалась такая, не в пользу чеченцев, нас таскали из подвала в подвал до 6-го февраля. Чеченцы приняли решение вывести пленных из города. В то время меня нашла моя мама, и она была с нами (с пленными). И вот в ночь нас всех стали выводить из Грозного. Опять мы были с Колей вместе и еще человек 10 рядовых. Галкина и Зрядного (Зряднего. — Прим. авт.) забрал из подвала в Грозном на строительство укреплений в горах прокурор Имаев. Их в Шалях не было. Мы шли пешком всю ночь, полуголодные, израненные, избитые, еще моя мама и 3 женщины. Я держал мажу с одной стороны, Коля с другой. В общем всякими разными путями все добрались до Шалей. Там 3 от нас забрали матерей и поместили в здание ДГБ. Обыскали, все забрали и разместили по камерам. Мы с Колей и еще с несколькими офицерами (вместе 6 человек) попали в офицерскую камеру, где сидели в плену еще офицеры. Это было, по-моему, 7-го утром, пока мы осваивались, знакомились с обитателями камеры. Мы с Колей думали, что здесь будет лучше, чем в Грозном. Матери рядом, казаки, разрешали обмен, не было боевых действий. Ночью, когда мы улеглись спать на нары, в ограду заехали машины (2 КамАЗа с убитыми чеченцами — как мы узнали потом). Во дворе поднялся шум, раздавались крики. В общем было страшно. К нам в камеру распахнулась дверь. В коридоре стояли чеченцы: командиры и начальники. Лица у всех перекошены от злости. Они заорали, чтобы все офицеры, кто прибыл сегодня выходили на улицу. Мы встали, стали обуваться и одеваться и выходить в коридор. Коля шел 4-м, а я 5-м. Его выпустили, а меня и еще одного офицера ударами забросили обратно в камеру. Я не могу сказать, сколько прошло времени, после того как вывели Колю; Белошицкого (Владимира Валентиновича, 76-я ВДД. — Прим. авт.) и еще двух майоров — 30 сек., 1 мин. или 2, но не больше как во дворе раздалась стрельба, беспорядочная, очередями, спустя одиночными, и затем «Аллах Акбар» — так орали чечены. Все кто остались в камере переглянулись и сказали: «Будем надеяться на лучшее». После была ночь кошмаров, меня и оставшегося ст. л-та били всю ночь, сколько раз выводили, я не помню. И так было, пока меня не нашел Шамсудин, он сказал, что отдаст меня матери, что и сделал 13 февраля. Я ему сразу рассказал про Колю, он обещал выяснить. Ну вот и все, в письме много не напишешь.

Коля попал в плен без сознания, контуженным, где-то в р-не ж/д вокзала, ранений не было. Можно говорить и говорить, но не в письме, просто всего не напишешь. Если я смог чем-то Вам помочь, то это очень хорошо. Я не знаю, что написать дальше, но Колю я буду помнить всегда, извините, если что не так».[92]