Репринцевой показалось, будто она слушает лекцию в университете. Но говорил не красный профессор, а обычный человек свободного мира.

«Я назвала этот мир свободным?»

— Из-за такой несправедливости, Валя, к власти приходят оголтелые, чтобы злобой и невежеством доконать, уничтожить все живое. Во Франции — Робеспьер, в России — Ленин.

Он назвал Ленина оголтелым! Надо возмутиться, развернуться и уйти!.. Но она не ушла, только спросила:

— Какой выход видите вы?

— Жить по нормальным, Божеским законам. Вору-чиновнику остановиться, когда хочется хапнуть еще! Судье быть неподкупным, не посадить невиновного. Налоговому инспектору взять побольше с богатого и поменьше с бедняка. Вот что должно стать нормой человеческого общества. Но как это сложно осуществить!

— Да, нелегко, — согласилась Валентина.

— А вон и дом Варвары.

Дом находился в самом конце улицы и отличался размерами, красивым фасадом. Похоже, колдунья не бедствовала.

Чем ближе подходили, тем заметнее Валентина замедляла шаг. Теперь предстоящая встреча не казалась любопытным, экзотическим приключением, девушке стало страшно! Вдруг колдунья что-то сотворит с ней?

— Смотрите! — воскликнула Валентина.

Небо, которое еще несколько минут назад было светлым, быстро темнело, подул резкий ветер, похолодало. От «материализма» Репринцевой не осталось и следа. Она прошептала:

— Неспроста это!

— Погода летом у нас меняется быстро, — спокойно ответил Горчаков, однако его уверенность не вернула Валентине душевного спокойствия. Ноги ее стали ватными.

— Да что с вами? — удивился Александр.

— Не знаю. Мне туда что-то не хочется.

— Журналист не должен ничего бояться.

— Вы столько рассказали про нее: и порчу наводит, и сглаз.

— Товарищи из комсомола устроили бы вам выволочку.

— Вы еще и смеетесь надо мной.

— Идем! — Александр подвел ее к воротам, которые открылись с большим скрипом.

Небольшой двор, за ним садик, где маленькая беседка, и там — кто-то сидит. Едва они вошли, как выскочила какая-то девка, начала размахивать руками, замычала.

— Нам бы увидеть Варвару, — промолвил Горчаков. Девка в ответ замычала сильнее, гости догадались: немая. Так что она пытается им сказать?

Немая схватила Александра за руку и повела, Валентина — за ними. Однако путь лежал не в дом, а в сад, в ту самую беседку. В беседке — женщина, вроде старуха, а вроде — нет. Вся в темном, голова обмотана платком, лицо рябое от оспы. Она взглянула на них тяжелым сумрачным взглядом, указала на скамью напротив:

— Садитесь.

— Мы. — начал было Горчаков, но Варвара опередила:

— Знаю, кто вы, и зачем пришли, — голос у нее скрипел, как несмазанная телега.

— Тогда может, в дом пройдем? Гроза идет.

— Как идет, так и пройдет. В дом приглашать не стану. Туда заходят только те, кто с добром или за помощью. Вы же — по другому делу.

Последняя фраза огорчила и Александра и Валентину, уже немного отошедшую от первоначального страха. Журналистам было необычайно любопытно побывать в самом доме, поглядеть на житье-бытье таинственной женщины.

— Раз вы знаете, зачем мы тут, тогда сразу и спрошу: вы были знакомы с покойной Зинаидой Петровной Федоровской?

Варвара рассмеялась; Валентина почувствовала, как скрипучий смех раздирает ей уши, Александр просто поморщился.

— Ты что ли в газетке своей обо мне писал? И такая я, и сякая! Против Бога иду, людей дурманю. А сам вон за помощью пришел. Ладно, зла не держу. Люди многое болтают, да на каждый роток не накинешь платок. Насчет Зинки скажу: была она у меня несколько раз.

— С какой целью?

— Полиция допытывалась, теперь ты?

«Полиция?! — подумал Горчаков, — значит, она в курсе?»

— А кто из полицейских приезжал? — вырвалось у Александра.

— Сам начальник.

— Корхов?

— Фамилии не запоминаю, зачем они мне? Ноги у него больные. «Давай, — говорю, — полечу». Он — ни в какую. На нет и суда нет. Пойдет к докторам, они его окончательно залечат.

— И что вы сказали Корхову?

— Что ему тогда, то и вам сейчас: людские секреты не выдаю. Потому и ценят Варвару.

— Он может привлечь вас к ответственности за неоказание помощи следствию.

— Пущай! Как привлечет, так и отпустит. Я к ее смерти непричастна. И боль, которую она с собой принесла, меж нас двоих останется.

— Не в курсе, кто причастен?

— Ищите. Вам за то деньги платят.

— Пытаюсь разобраться. Вдруг слушок какой?

Варвара хитро посмотрела на молодых людей и проскрипела известный афоризм:

— Слухами земля полнится.

«Что она этим хочет сказать? У нее есть информация и она готова поделиться?»

— Порой неграмотная старуха более сведущая, чем известный мудрец.

«Все ясно, хочет денег. Алевтина предупреждала! Что ж, пора договариваться».

— Сколько нужно вам старухе, чтобы просветили нас кое в чем? — спросил Горчаков.

— Я не просвещаю, я правду говорю. Платы не беру, от подаяний не отказываюсь. Жить-то надо.

— Понятно, — Горчаков протянул Варваре несколько бумажек, она, не пересчитывая, взяла, сунула в глубокий карман платья.

— Так я жду? — нетерпеливо произнес журналист.

— Чего ждешь-то?

— Ответа.

— Какого?

— Насчет Зинаиды Петровны.

— Я ведь ответила: секретов не выдаю. И еще говорю: убийцу ищешь не там.

— Где же искать его?

Варвара закрыла глаза, забормотала:

— Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда. Ты знаешь его и не знаешь.

Варвара вновь посмотрела на Горчакова с таким видом, что, мол, ответ ты получил.

— Это общие слова, — возмутился Александр. — Никакой конкретики. Как в сказке — иди туда, не знаю куда.

— Точнее не скажу. Подумай лучше, что услышал сейчас.

До сих пор молчавшая Валентина не выдержала. Остатки страха окончательно улетучились. Перед глазами стояла группа советских профессоров, высмеивающих все сверхъестественное.

— Как вам не стыдно? — выпалила девушка. — Вы занимаетесь обычным обманом. А люди верят, деньги несут. У нас в СССР вас бы посадили на вымогательство и тунеядство.

Варвара будто бы ничуть не обиделась, она посмотрела на Репринцеву с откровенной горестью:

— Не предрекай другим той судьбы, которую сама можешь не избежать. И один, близкий тебе человек, уже не избежал.

Варвара не запугивала, она произнесла это как обычный, свершившийся факт. Но Валентина окончательно рассердилась, резко дернула Александра за рукав пиджака:

— Пойдемте, нам тут нечего делать.

— Сядь, — спокойно проговорила Варвара.

В небе сверкнула огненная молния, через мгновение всех оглушил раскатистый гром, ветер завыл, рванул ветки над беседкой. Страх вновь вернулся к Валентине.

— Сядь! — повторила колдунья, — и закрой глаза. Репринцева послушалась. В тот же миг она будто бы перенеслась из Старого Оскола в Москву, в свою квартиру. Ее отец стоял растерянный, совершенно не похожий на прежнего самоуверенного ученого Репринцева. Вокруг — какие-то люди, они рылись в его бумагах, переворачивая все верх дном. Переминаясь с ноги на ногу, в качестве понятого стоял дворник Степан. Мать была тут же, по ее щекам лились безмолвные слезы.

Один из копавшихся в бумагах людей зло выругался, профессор тут же прибодрился:

— Я же говорил: это ошибка.

Другой, рывшийся в вещах, вплотную подошел к Репринцеву, сквозь зубы процедил:

— НКВД, Алексей Иванович, не ошибается. Или вы другого мнения?

— Я не о том. Советские органы не ошибаются, они всегда на страже порядка. Ошибка произошла со мной.

— Да, да. Как и с вашим другом Колывановым. Ходили, жаловались — несправедливо его арестовали. Теперь понятно, почему. Колыванов на допросе раскололся, все рассказал и показал на сообщников. На вас показал.

— Не верю! Никогда этому не поверю! Это чушь!

— Сейчас поедите с нами, посмотрим кое-какие документы. И вы многое расскажите, дорогой профессор. Расколитесь по полной!