Он постучал, и когда Валентина распахнула дверь, тихонько присвистнул! Она выглядела даже лучше, чем вчера. Вот уж действительно: самое прекрасное на свете — женщина!

— Проходи, — улыбнулась Валентина. — О, какие цветы! Он с удовольствием принял приглашение. Уютный двухместный номер, даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять — постояльцы живут довольно просто, не жируют.

— Хочешь чаю?

— Не откажусь. А как отреагирует твоя соседка на визит незнакомца?

— Не просто соседка, сокурсница. Ее нет. Она с группой на экскурсии. Организовало ее местное отделение ВКП(б) и комсомол. Мы ведь приехали в вашу страну по их приглашению.

— Собираешься агитировать за коммунизм?

— Собираюсь! — с вызовом бросила Валентина. И тут же как-то виновато оборвала себя. — Не будем о политике. Хотя бы сегодня.

— Не будем, — согласился Горчаков.

Репринцева разлила по стаканам чай:

— А пошли наши ребята к вашему «Смольному», поклониться павшим героям.

Александр промолчал. Для кого-то герои, для него — местные «карлики-убийцы».

— Ваши ребята это сделали зря.

— Почему?

— Не слышала местное поверье?

— Расскажи!

— Подобными визитами можно разбудить души революционеров. Они выходят из своего жуткого пристанища, чтобы вселиться в тела своих поклонников.

— И?..

— Поклонники остаются пленниками зла.

Валентине следовало бы отчитать Александра (сказать такое о борцах за новую жизнь!), но он только пересказывает легенду. И еще. можно ли за светлую идею бороться с помощью убийств и террора?

— И уже пленников не спасти?

— Все в руках самого человека. Пойдем, покажу тебе город, совсем другой Старый Оскол.

Надежда и ее спутники остановились перед руинами дома. Прошкин сказал:

— Власть специально их сохранила. Анти-памятник! Так, мол, будет с каждым! Вот до чего дошла ее ненависть к нам!

Надежда положила на руины цветы. Бледные, взволнованные Давид и Рустам застыли в скорбном молчании. Проходящие мимо люди глядели на них кто с подозрением, кто с недоумением, а молодежь — с любопытством и непониманием. Надежда с горечью произнесла:

— Как им забили головы! Хорошо сработала буржуазная пропаганда!

— Слава героям! — негромко произнес Кирилл Прошкин.

— Слава героям! — повторили одновременно Надежда, Давид и Рустам.

Мертвые развалины как будто. ожили, всем показалось, что серые тени встали над капищем красных идолов. Сначала они приняли это за мираж, однако тени направились к ним. Спохватились комсомольцы слишком поздно: тени прорвали оболочку плоти и оказались внутри каждого. Улица, город исчезли. И где они теперь?

Кирилл увидел себя в маленькой избушке, из окна виднелись ели и сосны. Он в лесу, сидит за небольшим столом, напротив — рыжий, вихрастый паренек.

— Понял задание, Анисим? — строго спросил Прошкин.

— Так точно, товарищ комиссар. Нужно взорвать поезд Курск — Старый Оскол. Только вот закавыка.

— Что такое?!

— Поезд не военный, а гражданский.

— И?..

— Бабы, ребятишки. Да и мужиков жалко. Русские, чай!

— Запомни, у нас больше нет русских. И других наций тоже. Есть мы, пролетарии-коммунисты, а остальные — классовые враги. Так вот: в том поезде — классовые враги.

— Да-а-а? — изумленно протянул Анисим. — Там много нашенских, с завода.

— Они больше не нашенские, поскольку поддержали белых.

— Так. никто никого не поддерживал.

— Все равно враги! Должны были поддержать красных, служить делу мировой революции. Там, Анисим, колеблющиеся. Именно колеблющиеся и безразличные всадили нам нож в спину.

— В поезде моя бывшая теща. Случайно узнал.

— Бывшая, Анисим, бывшая.

— Она тетка что надо. Революции сочувствовала.

— Ты вот что. — после некоторого раздумья произнес комиссар, — ступай пока. А мы покумекаем. Может, ты и прав.

Едва Анисим вышел, как комиссар кликнул еще двоих. Один крупный кавказец с огненным взором выкатывающихся из орбит глазами и орлиным профилем, другой — невысокий, лопоухий, с явными признаками вечного насморка.

— Вот что, ребята, — сказал комиссар. — Поезд тот взорвать надо. Так требует обстановка. Потом эту самую диверсию свалим на беляков.

— Ясно, товарищ комиссар.

— Помните, в каких местах следует заминировать рельсы?

— Не впервой.

— Анисим пойдет с вами.

— Правильно, — обрадовался лопоухий. — Он в нашем деле дока.

— Все гораздо сложнее. Анисим колеблется, неуверен в правильности решений партийных органов. В последний момент может передумать. Своих же и заложит. Так что вы его по дороге того. Лес большой, никто никогда не найдет.

— Он же наш товарищ! — поразился лопоухий.

— А коли продаст? Хочешь у белых в петле болтаться? Или лучше под расстрел? Тебя, еврея, первого пустят в расход.

Озадаченный лопоухий переглянулся с кавказцем и отчеканил:

— Все сделаем как надо, товарищ комиссар.

— Действуйте!

Оставшись один, комиссар устремил взгляд в какую-то невидимую точку. Он смотрел как бы через десятилетия, смотрел на своего почитателя Кирилла Прошкина, прозревая, что между ними теперь вечная неразрывная связь.

Давид и Рустам так же переместились в прошлое и увидели, как идут по начинающему желтеть лесу. Впереди шел Анисим, он, сын лесника, прислушивался к каждому шороху, принюхивался к запахам. Такой опытный человек в отряде незаменим, Давиду и Рустаму стало жаль расставаться с ним. Почему комиссар ему не доверяет?

— Нам следует свернуть вправо, — сказал Анисим. — Так ближе и безопаснее.

Они свернули, поскольку доверяли его интуиции, и он им доверял. В этой маленькой группе все доверяли друг другу. Анисим шел и рассуждал:

— Не боись, мужики, сработаем как надо. Я ведь в Первую мировую лучшим подрывником был. Пострадает только последний вагон, там и народа поменьше. И бывшая теща всегда в первом ездить любит.

— Слышь, Анисим, а почему ты пошел в революцию? — спросил Давид.

— Как почему? Землю обещали. Я ведь из крестьян, а когда семья разорилась, батя, Царствие ему Небесное, в лесники подался.

— Ты что про Царствие Небесное, большевик? — возмутился Рустам.

— По привычке. Я тепереча, мужики, Ленину молюсь. Перед портретом его стою, как перед иконой.

— Это другое дело, так большевику можно, — милостиво разрешил Рустам.

Одновременно он дал сигнал Давиду: «Готовься!». Анисим парень здоровый, он с обоими легко справится. Все решит внезапность.

Рустам аккуратно достал нож, но Анисим неожиданно обернулся:

— Слышите? Будто шорох невдалеке. Значит, услышали. Уже и нож у тебя наготове. Тут тебе он не поможет. Револьвер доставай! — и первым вытащил оружие.

У Давида душа ушла в пятки, он решил, что Анисим раскрыл их намерения. К счастью, все обошлось. Еще прошли с десяток метров. Тишина! Их будущая жертва лишь покачала головой: «Почудилось», и все успокоились.

Дело вроде бы уладилось, только вот пистолет Анисим держал наготове. Лес скоро закончится, впереди — железная дорога, уже слышен шум проходящего поезда.

— Братцы, я по малой нужде, — сказал Анисим. И Давиду. — Подержи-ка оружие.

Он встал у дерева к ним спиной совсем безоружный. Однако страх, что в случае даже внезапного нападения Анисим все равно сумеет справиться с ними, настолько сковал Давида, что он сразу выстрелил ему в голову. И еще раз!

Анисим успел повернуться и взглянуть убийцам в глаза. Он будто спрашивал: за что?

— С ума сошел! — зашипел Рустам. — Выстрелы могли услышать. А так спокойно бы ножичком.

— Что делать?

— Уходить надо.

— А задание? Комиссар не простит. И нас с тобой ждет судьба Анисима. Пойдем к белым, они вздернут.

— Ты прав, — согласился Рустам. — Задание надо выполнить.

Внезапно зашелестели кусты, и к убийцам выскочила худая невзрачная девушка со змеиными губами.

— Не стреляйте, это я! Комиссар велел узнать, как с Анисимом?

— Вот он. — Рустам склонился. — Проклятье, еще жив! Сволочь ты Давид, даже пристрелить не можешь.