В свою очередь, действия доктора Конешина предусмотреть было совершенно невозможно. Нам были известны такие игроки — когда им везет, то они выигрывают целые состояния, если же нет — эти же состояния спускают.

Юнал Тайиб Фессар представлял собой совершенно отдельный случай. Он скучал. Скучал, когда проигрывал, и точно так же скучал, когда выигрывал. Все, что делал за столом, он делал как бы нехотя и машинально. Действительно ли игра и деньги не имели для него никакого значения и, в связи с этим, для него это совершенно не было испытанием — или же турок именно так всегда и вел себя в сложные минуты? Лысый и худой тип с левантийским типом красоты, с жилами, натянутыми под сожженной солнцем и морозом кожей, будто фортепианные струны — в нем не было костей и мышц, одни только суставы и сухожилия; когда он улыбается, кривые зубы скрипят в деснах; когда он глотает густой кофе, адамово яблоко прокалывает шкуру шеи, словно проклевывающийся шелковичный червь. Длинными ногтями он постукивает по рубашкам карт, постреливая пальцами, словно кастаньетами. Если ударить по его яйцеобразной голове, наверняка раздастся сухой стук, словно стучат по дубовой древесине.

Господин Фессар возвращался с переговоров в Константинополе. В Иркутске он занимался делами коммерческой компании, продающей в Средиземноморском бассейне природные богатства Сибири, в основном, зимназо, тунгетит и олово. При этом он утверждал, что половину жизни провел в иркутском губернаторстве.

Рассказывая Алексею Федоровичу живописные истории из Страны Лютов, он, казалось, скучал уже не так.

— И не верьте западным геологам, они вам продадут карты, из которых можно вычитать историю гор, положение доисторических поселений якутов и месторождений самых редких минералов, но люты им не по зубам. Берите русских, поляков, в самом крайнем случае — людей с Балкан, закончивших австрийские учебные заведения. Как-то раз был у нас специалист из Америки — ну что, господин доктор, чья сейчас очередь — ага, так был у нас такой фрайер с аляскинских месторождений, так вот, kurtlu baklanin kor alocisi olur[60], двадцать тысяч профукали на пустые скважины и теплые месторождения.

— Я слышал, что существует полная карта холодных месторождений…

— А, знаменитая карта Гроховского! Можете быть уверены, в первую же неделю после приезда вы получите с дюжины предложений купить ее, всякие темные типы, бродяги, бывшие каторжники, мартыновцы, искатели легких денег; вы же понятия не имеете, что это за место; совсем еще недавно Южная Африка, перед тем — Калифорния, а теперь авантюристы и мошенники всех мастей катят именно сюда: за Байкал, в Зиму. Господин Бенедикт, вы продаете или нет? Тогда не мусольте карту — кладите или спускайте. Ну вот, и кофе остыл, только собаке такие помои отдать…

— Лежит дама в огне.

— Лежит восьмерка, — сказал капитан Привеженский. — Погодите, а разве компания господина Чушина уже не имеет концессии на эксплуатации этих месторождений? Ведь, по-видимому, им известно, что и где они добывают?

— Все зависит от того, чем занимаются. Если, к примеру, речь идет о Черемховском перемороженном угле, то Боже их благослови. Но если речь идет о зимназе… Так что, Алексей Федорович?

Чушин вытер лоб.

— Вы любите меня пугать, господин Фессар, вы злой человек.

— Я его пугаю! Нет, господа, только поглядите. Сижу тут и жду, десять и десять. Господин доктор?

— Спокойствие. — Конешин отложил комплект на руке и закурил новую папиросу. Мы же толстые журналы почитываем; то ли «Абразавание», то ли «Савременный Мир» недавно поместил приличную статью. Сибирский тунгетит… так или иначе, но ведь шахт тунгетита не существует, правда?

— Для этого есть сороки, местные проспекторы. Отчасти это охотники, в том числе — из якутов и тунгусов; за тунгетит платят гораздо лучше, чем за лис, соболей, выдр и куниц, и, говоря по правде, его гораздо легче встретить. Отчасти же это столыпинские мужики, другая часть — бывшие золотоискатели. И, наконец, обычная сибирская шушваль когда уже пропьет последнюю копейку, а к честной работе на шахтах или холодницах в Холодном Николаевске испытывают полнейшее отвращение, так что эти бездельники делают? Бредут на север, сорочить.

Юнал сунул руку во внутренний карман пиджака, вынул свежую сигару, сорвал бандероль, после этого вынул тяжелый перочинный нож, пригодный, скорее, для свежевания тигров, при этом он прищурил левый глаз, чтобы обрезать поровнее — наверное, это было единственное действие, которое полностью занимало его внимание.

— Ммм. Понятное дело, что эти искатели продают нам и сообщения о месторождениях зимназа — это целая сфера деятельности для всяких мошенников. Но за информацию о хорошем месторождении платят тысяч десять, а то и больше. Потом, естественно, необходимо забить за собой права на добычу, при чем, настолько быстро, чтобы конкуренты не перебежали дорогу. Все крупные компании запускают друг к другу шпионов. В конце концов, перекупить можно любого, так что нужно держать ухо востро. Вот информатора и садят в подвал, чтобы он не смог одно и то же место продать кому-то другому.

— А если окажется, что именно вы и были тем другим или третьим?

— Для того его в подвале и держат, чтобы, в случае чего, и башку свернуть. Они это знают. Тут делишки для острых ножичков… Таак.

Турок покрутил свой нож в руке, только потом его спрятал и прикурил сигару.

— А вы, господин Саксонский, снова игру задерживаете, карточку продаете, ждете, на чудо рассчитываете или как?

— Не может решиться, то ли труса сыграть, то ли рискнуть, — буркнул под нос капитан Привеженский.

Я-оно в очередной раз глянуло в карты. Раздача паршивая, сплошной высокий огонь: бубновая дама, десятка, девятка и семерка тех же бубен. Даму продал, на ее место пришел холодный король. Продать сейчас десятку? Сразу же поймут, что на руке сплошная жара, точно так же можно сразу же и пасовать. Не продавать? Тогда с раздачей можно попрощаться, равно как и с приданым дамы.

— Здоров.

Турок приподнял бровь.

— Харашо. Капитан?

— Лежит холодная десятка. Так что, вы говорите, будто бы все разработки зимназа — это разработки открытые случайно. Но, раз люты доходят уже до Одера…

Я-оно разгладило бумажную салфетку на краю стола, кивнуло стюарду.

— Можно попросить карандаш? Благодарю. — Совершенно инстинктивно послюнило кончик карандаша. — Так, до Варшавы они добрались в тысяча девятьсот пятнадцатом, то есть — через шесть лет и где-то восемь месяцев; четыре тысячи девятьсот километров за пятьдесят восемь тысяч триста двадцать часов, ммм, восемьдесят четыре метра в час; что-то тут не сходится, в городе, если будет метров восемь в час, то самое большее, скорее они не промерзают.

— Видать, по земле они тянутся раз в десять быстрее.

— Земля лучше проводит Лед, это факт. — Юнал кивнул сигарой. — Покажите-ка ваши расчеты.

Я-оно подвинуло салфетку к нему.

— Таак. Забавно, в свое время мы на фирме считали, у нас вышло около сотни метров в час, это по Дорогам Мамонтов. Я хорошо помню, девяносто шесть или девяносто семь.

— Лед притормаживает.

— Такое возможно.

— В самом начале, как правило, люты распространялись намного быстрее.

— Но вы не обязаны руководствоваться моими подсчетами. Быть может, Лед не распространяется равномерно. Быть может, имеются привилегированные направления, привилегированные места, вторичные эпицентры. Все это тоже можно рассчитать. Почему Зима господствует в городах? Следующим этапом была бы целевая индукция и… Простите.

Турок даже вынул сигару из рта, уже напряглись сухожилия лица и шеи — но тут он замялся и так замер, секунда, две, три. Сражаясь сам с собой; в конце концов, он проиграл и не сказал ничего.

— Это словно волна, расходящаяся от места возмущения, — сказал доктор Конешин. — Алексей Федорович, как я понял, спасовал?