Его невеселые мысли прервал младший брат Вилли.

— Ну и вид у тебя — как у кота, обожравшегося сметаной. Так и лоснишься, — буркнул он, глядя на вошедшего.

— Да ладно тебе, не ворчи, Брюс. Мне не до пиров, с деньгами туговато…

— С деньгами? Черт возьми, Вил, ты же получаешь жалованье… проклятие! Сколько опять тебе нужно?

— Около пятисот, — довольно беззаботно сказал тот.

Старший брат знал, что его снова водят за нос, но слишком устал, чтобы возражать. Выудив кошелек из заднего кармана брюк, отсчитал нужную сумму.

— Ты не пожалеешь, Брюс. Когда бумажная кутерьма закончится, увидишь, я верну все твои деньги обратно.

— Ты имеешь в виду, что ты и Энн… вы решили…

— Именно. Я и Энн… Ведь долго это не протянется, а?

— Неприлично так говорить, — укорил брата Брюс.

— Не будь ханжой. Ты ненавидишь старуху, как и я.

— Уймись!

— Как прикажешь, — ухмыльнулся Вилли. — У меня вовсе нет настроения с тобой собачиться. Честное слово, не до того. Мне сейчас хватает забот. Энн хочется, чтобы мы… официально оформили наши отношения…

— Что ж, поздравляю, брат, — сказал Брюс. — Энн не самая умная из девушек, но в пикантности ей не откажешь. Есть только одна маленькая проблема.

— Не морочь голову, какая?..

Брюс махнул рукой:

— На сцене появилась еще одна Макинрой.

— О боже!

— Вот именно. Ее зовут Пэгги. Пэгги Рут Макинрой. Объявилась, как гром среди ясного неба, с кучей документов, включая свидетельство о рождении, свидетельство о смерти отца, и написанное им письмо. Можешь себе представить? По ее словам, Стивен Макинрой умер в Нью-Йорке месяца три назад.

Брюс рылся в бумагах, а когда поднял глаза — увидел, как побледнел Вилли, губы его дрожали, то ли от растерянности, то ли от злости.

— Но ты же не попадешься на эту удочку, Брюс?

— Попасться на удочку? Ты на что намекаешь?

— Если она из уродин, то ни за что.

Брюс резко отодвинул от стола кресло и сердито глянул на младшего брата. Тот был облачен в белоснежный, эффектный костюм, который, безусловно, шел этому щеголю. Да какой из него фермер, в очередной раз раздраженно подумал Брюс. Вон какие холеные руки и ногти, не то что у него самого… Сотни раз он выговаривал брату, явно отлынивавшему от работы. В свои тридцать лет Вилли мало интересовался, будет ли урожай картофеля и как организовать уборку, чтобы избежать потерь. Его прельщали совсем другие радости жизни.

— Так что — цыпочка с охапкой документов хорошенькая или нет?..

— Сам увидишь! Сегодня вечером мы все здесь обедаем. Советую сказать о гостье твоей Энн. Ей это лучше знать заранее. А теперь убирайся. Мне нужно переделать кучу срочных дел.

Брюс вернулся к лежащим перед ним бумагам, но не мог сосредоточиться. «Цыпочка», как изволил выразиться брат, вряд ли подходит к приезжей девушке. Какие у нее прекрасные волосы — ярко-рыжие, статная фигура, какие глаза, невольно подумал Брюс, даже очки ее не портят…

Все, что ему нужно сделать, так срочно выяснить, которая из двух девушек законная наследница. Вероятно, это будет труднее, чем он думал.

Брюс люто ненавидел семейство Макинроев. И было за какие грехи! Думал ли он, что судьба распорядится так, чтобы он управлял их фамильным имением, но пришлось, никуда не денешься. Слава богу, объявились наследницы. Пусть только выяснится, кто настоящая, и он взвалит на ее плечи поместье со всеми его проблемами, а себе развяжет, наконец, руки.

Пэгги спускалась к обеду, следуя за Хильдой, присланной проводить ее. Девушку удивили узкие лестницы, на которые она сначала не обратила внимания, как и на узкие, с мощными ставнями окна в каменных стенах. Лишь дойдя до последней ступеньки, она все поняла. Когда дом строился, окрестная территория была пограничной зоной, и каждое здешнее строение служило крепостью от нападения французов, американских индейцев и англичан. Эта мысль заставила поежиться, она представила, каково приходилось жившим здесь людям.

Беспокоило Пэгги ее голубое платье. Она расправила плечи, стараясь, чтобы оно сидело, как следует. Платье разочаровало. Может быть, она слишком сильно изменила свои представления с тех пор, как его купила. Теперь ей казалось, что наряд скорее не из скромных, а наоборот: слишком обрисовывает бедра и чересчур открывает грудь. Пока она не будет уверена в своем положении в Реджвуде, ей не стоит выглядеть столь вызывающе, тем более еще подумают, будто она пытается завлекать мужчин, особенно такого, как Брюс Патерсон.

Пэгги прошла по коридору, в конце которого виднелись раскрытые настежь двустворчатые двери. На пороге столовой она задержалась, разглядывая комнату. Та была столь огромной, что стол красного дерева, за которым, по-видимому, могло разместиться человек восемнадцать, казался всего лишь деталью общей обстановки. Здесь, как и во всех других помещениях первого этажа, имелся камин, тоже отличавшийся особой массивностью: в нем могли жечь и двухметровые бревна.

Заходящее солнце рассыпалось на радуги, проходя через стеклянные окна, которые, по всей видимости, когда-то специально расширили, а к хрустальной люстре вместо дюжины свечей провели электричество. Эффект потрясающий: каждая грань подвесок сверкала и переливалась.

Брюс Патерсон встретил ее у дверей, радушно протянув обе руки. В ответ Пэгги протянула свои, и они тотчас утонули в его ладонях. По спине у нее пробежали мурашки. Ей пришлось поднять глаза, чтобы посмотреть ему в лицо. Хотя она была высокого роста, он выглядел просто великаном. Лицо его казалось красивым, но немного грубоватым — морщины на лбу, складки вдоль щек, угрюмое выражение карих глаз, будто сверливших насквозь. Она смутилась, когда управляющий покосился на откровенно вырезанное декольте, и тут же пожалела, что вырядилась в такое платье. Без сомнения, он был из мужчин, опасных для женщин. Предательские мурашки опять пробежали по спине, а щеки залил румянец, который не скрыть.

— Ну что ж, — сказал Брюс наконец. У него был рокочущий, хрипловатый бас, как у людей, привыкших громко командовать.

Пэгги ждала, что последует дальше. Тот покачал головой и усмехнулся.

— Вы хорошо выглядите, моя дорогая.

— Благодарю вас. — Пэгги благодарила судьбу, что он сделал ей комплимент, а не сказал какую-нибудь колкость насчет платья. Впрочем, от комплимента она еще больше зарделась, а сердце заколотилось сильнее.

— Входите и познакомьтесь с нашим обществом. — Он провел ее по столовой. — Мой брат Вилли.

Пэгги чуть не проглотила язык. Брат?.. Вилли был не такого высокого роста, как Брюс, но хорошо сложен. Просто точеная фигура. Она и дальше начала непроизвольно сравнивать братьев. У Брюса были темно-карие глаза, у Вилли — серые. У Брюса густые, непокорные черные волосы и темный загар. Вилли — напомаженный блондин с совершенно светлой кожей. У Брюса лицо человека, отягощенного заботами, — Вилли выглядел, как само легкомыслие… Два брата — и такие разные! На родство указывали разве что разрез глаз да очертания рта.

— Вилли, — обратился к брату Брюс, — это Пэгги Рут Макинрой.

Девушка протянула руку и тут же отдернула: Вилли не сделал ни малейшего ответного движения. Почувствовав неловкость, она непроизвольно обернулась к Брюсу, словно ища защиты. Тот улыбнулся и довольно саркастически сказал:

— Он у нас дипломат.

В руке Вилли был полупустой стакан. От него явно разило виски. Судя по лицу, он вообще частенько прикладывался к спиртному. Пэгги сразу про себя отметила это, решив, однако, не делать выводов раньше времени. Быть может, простудился, только выздоравливает, зачем же торопиться с осуждением.

— А вот, — сказал Брюс, указывая на девушку, стоящую рядом с Вилли, — его невеста. Ее тоже зовут Пэгги. Пэгги Энн. Но она предпочитает, чтобы ее называли по второму имени — Энн.

Ростом Энн была чуть больше ста шестидесяти. Платье из почти прозрачного зеленого шелка, сильно приталенное и с пышной юбкой, подчеркивало худощавую, изящную фигурку. Белокурые с рыжинкой волосы доходили ей почти до талии. Игривые светло-зеленые глаза сверкали, от лукавой полуулыбки на щеках играли две ямочки.