В один из первых дней по прибытии в Берлин состоялась его аудиенция у Гитлера. Кейтель проникся искренним благоговением к фюреру и боготворил его до последнего дня. Даже в среде германского командования Кейтель слыл ярым нацистом. Всей своей службой он доказал не только лояльность, но и покорность Гитлеру. Активно способствовала этому и платоническая влюбленность в фюрера его жены Лизы.

Через год Кейтелю присваивается звание генерал-майора. Вскоре после смерти отца он получает в наследство имение Хельмшероде и подает прошение об отставке, чтобы реализовать свою давнюю мечту: жить спокойно в своем имении, наслаждаясь природой и покоем. Однако эта идея не нравится его другу фельдмаршалу Фричу, который предпринимает необходимые действия — и вскоре генерал Виктор фон Шведлер предлагает Кейтелю на выбор командование любой дивизией. Даже для мечтательного помещика, которым Кейтель, разумеется, никогда не был, предложение было слишком заманчивым, чтобы от него отказаться. Будущий фельдмаршал отзывает прошение об отставке и выбирает 22-го пехотную дивизию, дислоцировавшуюся под Бременом. На следующий год ему предлагают пост руководителя одного из подразделений военного министерства. И вновь Кейтель соглашается, получая при этом звание генерал-лейтенанта, а затем чуть позже — генерала артиллерии.

Новая должность Кейтеля включала руководство отделом стратегического планирования, отделом военного командования и отделом национальной обороны, а также руководство военной разведкой и выполнением административных функций министерства. Все это время Кейтель работает под началом фельдмаршала Бломберга и при активной поддержке фельдмаршала Фрича. Все устраивается благополучно — и положение на службе, и семейная жизнь. Бломберг настолько в восторге от своего подчиненного, что полностью поддерживает обручение своей дочери Доротеи с сыном Кейтеля Карлом Хайнцем.

И в этот момент судьба устраивает Кейтелю экзамен на честь и верность рыцарским традициям. Генерал артиллерии позорно проваливает его. Когда в его руки попадают компрометирующие Бломберга материалы, он не уничтожает их, не прячет, а передает Герману Герингу, прекрасно понимая, чем это может закончиться для его начальника и будущего родственника. Уходя в отставку, Бломберг долго обсуждал с Гитлером кандидатуру человека, способного занять пост военного министра. Гитлер поинтересовался, кто был заместителем Бломберга. Тот ответил:

— Генерал артиллерии Кейтель, но его использовать нельзя ни в коем случае! Он способен командовать только моей канцелярией.

— Вот такой человек мне и нужен! — обрадовался Гитлер и подписал назначение Кейтеля.

Стоит отметить эту непроизвольную радость фюрера. Для нашего исследования она очень знаменательна. Подсознательно он искал послушного генерала, который будет без возражений выполнять любые его приказы.

Новый главнокомандующий всего вермахта провел реорганизацию генерального штаба, распределив работу между четырьмя отделами: оперативным штабом, абвером (разведка и контрразведка), управлением вооруженных сил и экономическим управлением. Главой оперативного штаба стал Макс фон Фибан, которого позднее сменил Альфред Йодль. Абвером бессменно до 1944 года руководил адмирал Фридрих Вильгельм Канарис. С этим персонажем чуть позже нам предстоит познакомиться поближе.

Хотя практически с самого начала работы в руководстве вермахта Кейтеля сопровождала обидная кличка «Лакейтель», он не был абсолютно беспомощной марионеткой в руках руководства. Во-первых, и это бросается в глаза, он никому не подчинялся, кроме самого Гитлера, перед которым искренне преклонялся. А во-вторых, даже с ним, правда, крайне редко, он осмеливался спорить и настаивать на своем видении обсуждаемой проблемы. Так, например, несмотря на явную симпатию Гитлера к пронацистски настроенному генералу Вальтеру фон Рейхенау, Кейтель сумел добиться своего: на пост главнокомандующего сухопутными войсками был назначен его ставленник — фон Браухич. Правда, это было первой и, по сути, единственной его победой в борьбе за свое мнение.

В октябре 1939 года, в период подготовки кампании против Франции, Кейтель оказался между двух огней. С одной стороны, аргументы генералитета против этой военной операции были слишком убедительны, чтобы отмахнуться от них, а с другой стороны, Гитлер требовал конкретной разработки военного плана. Вопрос о возможности и целесообразности самой кампании для фюрера был решен окончательно и обсуждению не подлежал. Кейтель попытался при личной встрече сообщить Гитлеру о мнении генералов и обосновать их правоту. В ответ последовала истерическая лавина оскорблений и проклятий. Ошеломленный Кейтель заявил, что готов уйти в отставку. Гитлер мгновенно утихомирился, начал успокаивать своего подчиненного, но мнения по поводу войны с Францией не изменил. Случись такое в шахматной партии, комментаторы охарактеризовали бы сложившееся положение как ничейное, но стесненное для Кейтеля и с большим позиционным преимуществом для Гитлера. Впоследствии это преимущество фюрер использовал постоянно и эффективно.

Но не нужно забывать, что его авантюрным идеям сопутствовала необъяснимая удачливость. Неудачный протест Кейтеля против французской кампании Гитлером никогда не упоминался, но и не забывался. На Нюрнбергском процессе Кейтель неоднократно повторял, что Гитлер не был дилетантом в стратегии, внимательно изучал труды великих полководцев и ему не требовались подсказки окружавших его генералов. Кейтель буквально уверовал в военный гений Гитлера. Отчасти это объясняет его смирение и нежелание спорить с гением, чье мышление непостижимо для обыкновенных грамотных военачальников. Стратегии противопоставлялась харизма.

Но иногда Кейтеля все же обуревали сомнения в непогрешимости его кумира. История, например, повторилась перед началом войны с Советским Союзом. На этот раз свое мнение Кейтель изложил в пространном меморандуме. Гитлер вызвал его к себе и устроил форменный разнос, но отлучение-отставку на этот раз просто запретил в категорической форме: «Кейтель не уйдет со своего поста до тех пор, пока фюрер в нем нуждается!» Такая стесненность позиции в любой партии называется полным проигрышем. Больше Кейтель никогда не возражал Гитлеру, даже в тех случаях, когда была очевидна необходимость вмешательства ради спасения окруженных противником армий.

Любопытный материал для анализа дает описание того, как Кейтель вел себя во время покушения на Гитлера. Бомба полковника Клауса фон Штауффенберга, как известно, разорвалась 20 июля 1944 года в ставке, когда фюрер разъяснял собравшимся генералам свой стратегический план. Кейтель стоял непосредственно рядом с Гитлером. Сразу после взрыва он подхватил раненого вождя и почти понес его к кабинету врача. Убедившись в благополучном состоянии Гитлера, Кейтель в ярости бросается громить пре дате-лей-заговорщиков. Прежде всего он громогласно приказывает охране немедленно арестовать начальника связи генерала Эриха Фель-гибеля, который, по мнению Кейтеля, специально изолировал ставку фюрера «Волчье логово». Затем он бросается к телефону и начинает обзванивать тех, кого подозревает в предательстве. Одним из первых в этом воображаемом списке значится главнокомандующий резервной армией генерал-полковник Фридрих Фромм. Интуиция Кейтеля достойна восхищения: именно в этот момент Фридрих Фромм разговаривал с примчавшимся к нему полковником Штауффенбергом. Фромм, словно освободившись от наваждения (или, наоборот, попадая в плен), арестовывает своего гостя и направляет эсэсовцев к остальным местным участникам заговора. А Кейтель уже звонит фельдмаршалу Эрвину фон Вицлебену. И так до тех пор пока все заговорщики не оказываются под арестом.

Кое-кто в его список попал и напрасно. Так, например, участие фельдмаршала Эрвина Роммеля в заговоре было меньше минимального: что-то он где-то слышал и кого-то знал. Но знали заговорщиков все (это были сплошь очень известные люди), а не слышать о готовящемся покушении было крайне сложно —, заговорщики активно уговаривали всех принять в свержении диктатора посильное участие. Роммель был одним из очень немногих, к кому напрямую не обращались, по-видимому, уверенные в его отказе. Но Кейтель, ненавидевший талантливого фельдмаршала («Лиса пустыни», любимца фюрера и армии), предложил ему выбор: покончить с собой и умереть как герой или предстать перед судом и этим обречь свою семью на концлагерь. Роммель выбрал яд.