Антон Ноймайр

Художники в зеркале медицины

«Иногда я спрашиваю себя: как могут убежать от панического страха и хандры, присущих человеческому бытию, все те, кто не пишет стихов, музыки и картин».

Грехем Грин

Предисловие

Издавна попытки медицинского толкования болезни и смерти выдающихся личностей в искусстве дают чрезвычайно разнящиеся между собой результаты. Частично потому, что у одаренных людей, как правило, очень необычные биографии, в которые биографы при всем их стремлении к объективности все же привносят в картину жизни данного художника элементы субъективизма и измышлений. Нередко интерпретация текстов первоисточников (писем или автобиографических записок) происходит таким образом, что налицо желание автора в своих представлениях стать крестным отцом своего героя. Для медика же, который хочет создать не развернутую биографию, а историю болезни данной личности, существует, наверняка, немного опасностей. Он трудится как ученый, который упорядочивает описанные симптомы функционального или органического заболевания так, чтобы можно было установить правильный диагноз, принимая во внимание опыт современной медицины. В первоисточниках — письмах, дневниках и комментариях — не всегда логически выверены детали, отчего возникает необходимость в диагностическом приближении.

Как и в моей трилогии «Музыка и медицина», в настоящем исследовании для дополнительного диагностирования формируется по возможности точный биографический анамнез, потому что опытный врач может отфильтровать детали, которые ему необходимы как структурные элементы для окончательного суждения. Привлекаются и сообщения, которые интересовали врачей, но не упоминались в биографиях популярных людей. К ним относятся не только медико-исторические факты, но и специальные исследования современной медицины. Кроме этого здесь упоминаются труднодоступные, разбросанные по зарубежным библиотекам и институтам источники.

Я предпринял попытку проанализировать с точки зрения врача личности Леонардо да Винчи, Франсиско Гойи и Винсента ван Гога прежде всего потому, что эти три великих мастера, каждый из которых стал гением своей эпохи, произвели на меня неописуемое впечатление. Разумеется, я выбрал их еще и потому, что врачебные загадки, связанные с ним, до сих пор не разгаданы, как, например, в случае с Гойя или ван Гогом; а Леонардо да Винчи, этот универсальный гений эпохи Ренессанса, оказал большое влияние на развитие основ медицины.

Я отдаю себе отчет в том, что медицинский анализ конкретных психограмм и болезней художников такого уровня будет воспринят читателями неоднозначно. Подобный подход не может объяснить все аспекты проблемы интерпретации художественного творчества, которые необходимо осмысливать в исторических взаимосвязях. Но я искренне верю, что многие произведения искусства станут понятнее, если мучительные периоды творчества, в течение которых художники колдовали над своими величественными творениями на бумаге или холсте, будут изложены объективно.

Вена, 1996 Антон Ноймайер

ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ

ВВЕДЕНИЕ

«В истории искусства Леонардо стал Гамлетом, которого каждый для себя открывал по-новому». Эти слова Кеннета Кларка, одного из глубоких знатоков этого загадочного явления на небосклоне итальянского Ренессанса, очень метко подчеркивают непреодолимые трудности, с которыми встречается исследователь при попытке объять в целом творчество Леонардо, неповторимого «мастера натуры». В личности Леонардо да Винчи воплощались не только одаренный художник и архитектор, но и изобретательный инженер, страстный исследователь в области естествознания, а также философ, затрагивавший серьезные вопросы. Джорджо Вазари (1511–1574) итальянский живописец, архитектор, историк искусства, в своей книге «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих эпохи Ренессанса» писал о Леонардо: «Иногда небо посылает нам человеческие творения, которые по своей сути не только человечны, но и божественны, и от этого наш дух и лучшая часть нашего интеллекта приближается к возвышенным небесным сферам. Опыт учит, что каждый, кто случайно соприкоснулся со следами прекрасного гения и последовал за ними, изучая их, тот приблизился по меньшей мере к неземным творениям, в которых есть что-то божественное, — даже если природа им оказывает очень мало поддержки или не оказывает ее вовсе». Вазари в восторге убеждает, что «каждое творение Леонардо божественно; все другие смертные, оставшиеся после него, отчетливо осознают: то, что он создал — от Бога, но не от человеческого искусства». Для одних Леонардо был вторым Архимедом, для других — как, например, для французского короля Франциска I — «великим философом» и культурнейшим человеком на земле, как уверяет нас итальянский ювелир и скульптор Бенвенуто Челлини (1500–1571).

С началом нашего века появляются реалистические описания характера Леонардо, но не только как выдающегося, единственного в своем роде гения, но и отмечаются ошибки и слабости этого человека. Минувшие столетия создали из Леонардо образ полубога, но об «аномальности», о неограниченности и обо всех телесных и материальных неизбежностях освобожденной души, «совершающей движение по доброй воле в абсолютном эфире идей», стали говорить только начиная с Поля Валери. Свое удивление человеком из Винчи Валери выразил такими словами: «Индивидуум, который сделал все, чтобы привести в движение центральные видения, воплощающие в себе все и вся; задействовал исполинский мозг». Леонардо предстает, утверждает Валери, в качестве «конструкции, практической абстракции», изображающей в себе душу «интеллектуала, идущего по несуществующему лабиринту Минотавра».

Мне представляется сомнительным, что такой абстрактно-идеалистический способ размышления пригоден для того, чтобы приблизиться к истинной сущности этого загадочного гения и предугадать его смутные очертания. Скорее следует ожидать, что с помощью медицинского анализа, психотерапевтического подхода можно получить более полное представление о многослойности его существа и непростой психической констелляции. В 1910 году в психоаналитическом исследовании Зигмунда Фрейда по поводу «аномальности» Леонардо предпринималась попытка, содержавшая в себе способ обработки некоторых слабостей и своеобразных отклонений в виде психических факторов торможения и невротических реакций. Естественно, заключения Фрейда не могут быть восприняты однозначно, но это была первая медицинская попытка объяснить Леонардо не как гения, а как человека. Укором Фрейду может быть то, что на основании своего учения он сделал из человека Винчи больного и засвидетельствовал его слепые предубеждения и профессиональное безрассудство. Правда, вопреки мнению дилетантов, психоанализ ни разу не позволил себе втоптать в грязь величие. Предлагаемый биографический анамнез этого одаренного художника, философа и научного экспериментатора прослеживает все жизненные обстоятельства, которые оказали влияние на формирование его личности и принимали предположительное или достоверное участие в развитии его индивидуальности. Возможно, некоторые клише и полюбившиеся легенды о Леонардо претерпят изменения но, с другой стороны, многие поступки и прижизненные высказывания станут понятны с точки зрения реалистической и человеческой сути.

В истории медицинских исследований привлекательный образ Леонардо да Винчи приобретает громадное значение, поскольку он был новатором в анатомии и физиологии. Многие его открытия противоречили положениям галльских и других врачей античности, но продолжали традиции арабской медицины и развивали основные научные положения своего времени. Британский гинеколог и анатом Уильям Хантер (1718–1783), характеризует Леонардо как анатома своей эпохи и считает, что в своих рисунках, а их больше 200 листов, с иллюстрацией человеческого тела и описанием его своеобразия, он превзошел все то, что могло быть достигнуто в этой области. Жизнь и деятельность выдающейся личности итальянского Ренессанса исследуется в этой книге в двух аспектах: с одной стороны, Леонардо да Винчи представляется нам как пациент, с другой — как истинный анатом и физиолог.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: