Попытка Кевина Эверитта совершить самоубийство потерпела неудачу, так как, упав с третьего этажа, он выжил и ему успели вовремя оказать медицинскую помощь. Травмы, которые он получил, были достаточно серьёзными, но при грамотном лечении он имел все шансы восстановиться, не понеся потом никаких последствий для своего здоровья.

Несколько дней мальчик пролежал без сознания и, очнувшись, поначалу не понял, что вообще с ним произошло и каким образом он очутился в этих унылых больничных стенах, насквозь пропитавшихся запахами лекарств. Соображал он очень туго, а потому долго не мог вникнуть в происходившее с ним.

Немного подумав, Кевин, хоть и с трудом, но смог вспомнить свою очередную попытку суицида, окончившуюся грандиозным провалом. От этих мыслей ему стало не по себе, но вовсе не потому, что винил себя, наоборот, он всё ещё был не прочь умереть, однако ему совсем не нравилось окружение, в которое он невольно попал.

С самого детства Кевин ненавидел врачей и больницы, так как ему совершено не нравилось, когда его трогали непонятные люди да ещё и нагло приставали с расспросами. Он никогда не боялся, но всегда питал жуткое отвращение ко всему, что было связано с медицинской помощью.

Вот и сейчас стены, окружавшие его, не вызывали у парня ничего, кроме откровенной неприязни. Также его не мог не выводить из себя тот факт, что он, получивший болезненные травмы и потерявший много крови, был очень слаб, вслелствие чего не имел никаких возможностей выбраться из этого гадкого места раньше нужного времени.

Он не мог воспринимать себя слабым. Ему казалось, что в такие моменты он превращался в кого-то другого, отличавшегося от него по всем параметрам. И несмотря на то, что Кевин безумно любил себя, он люто ненавиднл того беспомощного человека, поселившегося в его теле.

А после своего грандиозного падения он был слаб как никогда, и ему приходилось мучиться ещё больше прежнего, ведь, помимо слабости и моральных страданий, он испытывал ещё и жуткую физическую боль, унять которую могли только специальные лекарства. Их ему приносили те самые отвратительные люди, от вида которых он невольно морщился. Лучше бы они вообще его не лечили, оставив на произвол судьбы, ибо унижения, которые они ему доставляли, были куда хуже всяких болей.

Но им было всё равно, хотел он лечиться или нет, ведь их цель заключалась, а том, чтобы он смог жить дальше, причём жить полноценной жизнью, а не беспомощном созданием, зависимым от лекарств. Поэтому Кевину, не имевшему других выходов, приходилось терпеть.

Спустя несколько дней, когда состояние Эверитта немного улучшилось, хоть слабость и не покидала его, он увиделся с матерью, чрезмерно беспокоившейся за здоровье сына.

Лиза Эверитт явилась в больничную палату и, склонившись над кроватью, где лежал её беспомощный ребёнок, начала безутешно рыдать, так как мысленно она уже успела его несколько раз похоронить и всё ещё не была уверена, что дальше его ждала полноценная жизнь.

— Зачем ты так поступил? — шептала она сквозь слезы, прижимая к себе сына.

— Если я так поступил, значит, так сделать следовало, — с трудом ответил Кевин, тщетно пытаясь вывернуться из объятий матери.

— Следовало выпрыгнуть из окна? Но это же неправильно… Нам ведь тоже больно, — Лиза больше не могла говорить, её захлестнули эмоции, вид которых совершено не тронул её сына, а наоборот, вызвал у него нескрываемое отвращение. Тот слегка поморщился.

На слова матери он отвечать не стал, а все остальные вопросы, которые ей давались с огромными усилиями, просто игнорировал, словно женщина обращалась не к нему, а к прикроватной тумбочке, уставленной всякими мелочами.

Кевину не было никакого дела до страданий матери, так же, как и её, увлечённую Майклом, когда-то совершено не волновали его терзания с одиночеством. Теперь они были в расчёте, и благочестивая справедливость наконец восторжествовала, заставив душу читать ей хвалебные оды.

— Кевин, прошу, поговори со мной, — молила женщина, пытаясь поцеловать сына.

Но тому по-прежнему было всё равно. Даже если бы она вдруг решила повторить его подвиг, выпрыгнув из больничного окна, он бы не пошевелился. А разжалобить Кевина рыданиями так и вовсе было невозможно.

В конечном итоге, обессилев, Лизу рухнула на стул, стоявший неподалёку от кровати сына и, задыхаясь, тщетно попыталась успокоить себя. Заметив это, медработники поспешили вывести женщину из палаты, а Кевин, тихо торжествовавший, остался в одиночестве.

Несмотря на это, настроение у Эверитта по-прежнему находилось на нуле. Его мучило желание поскорее избавиться от всего, что навалилось на него всвязи с неудачей, но, по причине слабости, ничего из этого он осуществить не мог. И снова ему хотелось просто исчезнуть, навеки испарившись и больше никогда не появившись ни в этих больничных стенах, ни в этом мире, жутко опостылевшем ему за его недолгие годы жизни.

Но спокойно поразмышлять наедине с собой Кевину так и не удалось, так как через час к нему наведались новые посетители, увидеть которых он совершенно не ожидал, а оттого испытал к ним ещё большую неприязнь. Парень не желал, чтобы его навещали. А тем более если гостями был не кто иной, как его одноклассники…

Они появились на пороге палаты совершено внезапно, и, завидев их, Кевин хотел сделать вид, что они ошиблись. Но, поняв, что ему это уже исполнись не удастся, так как его узнали, смирился с очередным неудачным стечением обстоятельств.

Лия Риченс, та самая миловидная девочка, что одна из первых завела знакомство с Кевином, мелкими шажками прошествовала к его кровати и, дружелюбно улыбнувшись, поинтересовалась его самочувствием. К ней присоединился и её сопровождающий, смуглый темноволосый мальчик низкого роста, имя которого Эверитт не ведал.

— Какова цель вашего визита? — вопросом на вопрос ответил Кевин, не став освящать проблему своего самочувствия.

— Ну, меня зовут Марк, и мне понравилось, как ты выпрыгнул из окна… — мальчик на некоторое время замялся, не зная, что сказать дальше, но потом, поняв, что смолол глупость, и жутко покраснев о стыда, всё же решил поправить себя: — Вернее, не понравилось, а просто меня заинтересовало твоё поведение.

— Великолепно.

— Марк, не мог бы ты ненадолго выйти? Я хочу кое-что обсудить с Кевином, — внезапно попросила Лия, что, конечно, совершено не понравилось Эверитту. Она явно замышляла что-то, не самое приятное для него.

Не став ослушиваться, Марк поспешно покинул помещение, а Лия, оставшись наедине с Кевином, подошла к нему совсем близко.

— Я не стану тебя ни в чём убеждать, — произнесла девушка, слегка улыьнувшись, словно разговаривала с маленьким ребёнком, — впечатление на коллектив школы ты произвёл огромное, но и опозорился изрядно. В школе все знают, что ты жив, и кругом тебя обсуждают. Тебя считают, мягко говоря, не совсем умным, над тобой больше насмешек.

— Мне нет дела до чужого мнения, — хладнокровно ответил Кевин, чувствуя, однако, как гнев вновь начал одолевать его с ужасной силой. Только теперь эта ярость ещё и была смешана с беспомощностью и неспособностью сделать что-либо ни с собой, ни с Лией, находившейся так близко, но в то же время так недоступно.

— Ты поступил крайне глупо, и я заявляю тебе это открыто. Самоубийство — это вообще способ трусливого побега от трудностей, как и от злобных одноклассников. А делать это публично и хвастаться этим — бред. Разве тебе приятно, что над тобой теперь смеются жалкие ничтожества?! Ты слаб, а они — нет! Они выиграли, понимаешь?!

— Они никогда не выиграют… — Кевин вновь ощутил уже знакомую ему пульсацию, у него возникло желание наброситься на Лию, задушить её, ударить головой о стену… Но он был слишком слаб, а она, стоявшая над ним с милой улыбкой на своих пухлых губах, имела возможность сделать с ним всё, что ей только вздумается.

— Увы, ты не прав. Они уже выиграли. Осознай это, — совершено спокойным голосом проговорила Лия, не стесняясь смотреть прямо в глаза своему собеседнику, одолеваемому дикой ненавистью.