– Понятно. Это такая слабость мистера Финкельштейна.

– Это не слабость, Мак. Это сила!

– Не помню, чтобы в Гарварде ты, Саймон, отличался такой правоверностью.

– С годами, Мак, человек становится мудрее.

Мак О'Кинли и Саймон проходят в салон. А там как раз мистер Финкельштейн заканчивает разговор с Гороховским.

Говорят они, конечно, на языке идиш:

– «Угерет»[6], реб Гороховский. Вы берёте с собой в помощь этого своего приятеля. И если всё случается, как вы говорите… Миллион.

– А приятелю?! Реб Гутману?

– Хорошо. И ему двести тысяч.

– На немецком языке говорят? – шёпотом спрашивает Мак у Саймона на английском языке.

– На идиш.

– Да-а?! На этом языке ещё разговаривают?

– Почему не больше? – торгуется Гороховский.

– Если бы я платил по принципу «почему не больше», я бы не был Финкельштейном, а был бы Гороховским, – магнат даёт распоряжение Саймону. – Оформите командировку. Назовём так… «Этнографическая экспедиция», – опять поворачивается к Гороховскому. Смотрит на него. – Да-а-а. Сам себе удивляюсь! Поддаться на ваши «майсы»…[7]

Гороховский воздевает руки, собираясь начать очередную историю.

Финкельштейн машет рукой:

– Хватит! «Зайт гизунт»![8] – и отворачивается к Маку и Саймону.

Гороховский с важным видом покидает салон.

– Разрешите представить вам. Мистер Мак О'Кинли, – торжественно произносит Саймон (понятно, что уже на английском языке). – Тот самый. Да! Я выдернул его из Лондона прямо из-под носа у…

– Я давно хотел видеть вас в своей команде. – Финкельштейн жмёт руку Маку. – Давайте к делу!

– Итак, анализ состояния рынка бриллиантов на сегодня… – начинает Мак.

Живописное современное украинское село под холмом. Сотня дворов. Около пятисот жителей. Электричество. Газ в баллонах. Птицеферма и коровник. Асфальтированный пятачок между сельсоветом, продуктовым магазином, столовой, школой и клубом. Белые хаты, утопающие в садах. Огороды. Пыльные улочки, сбегающие к реке. И размеренная жизнь. Но…

Куры и собаки шарахаются в стороны из-под колёс. Это по улицам села несётся на мотоцикле начальник милиции, он же единственный в селе милиционер, по фамилии Нечипоренко. В коляске мотоцикла учительница английского языка в местной школе Татьяна Золотаренко. Мотоцикл подкатывает к маленькому зданию сельской гостиницы.

Милиционер и учительница бегут по коридорчику и влетают в комнату. Там под командой мэра села Борсюка двое молодых ребят хулиганистого вида – Жора и Федька – вытаскивают в коридор старые железные кровати. Торопятся. Заносят другие кровати – более современные.

Дед Грицько со своей женой Парасей вешают занавески на окна.

– Где вас черти носят!? С минуты на минуту… – кричит прибывшим Борсюк.

– А «шо»[9] ты в розовом пиджаке? – удивляется милиционер Нечипоренко тому, как выглядит Жора.

– Так американцы же! – объясняет Жора свой розовый пиджак, жёлтые джинсы и белые кроссовки. – Они, Сашко, всегда ярко одеваются. И разговаривают громко так. Это… фамильярно.

– И вот увидите, привезут виски! – добавляет Федька. – Они ж без этого не живут. Вот с финнами пил. С немцами один раз. А с американцами…

– Главное, контакт! – говорит весомо Жора. – Ты ему сразу весело: «Хаварью, фрэнд!»

В окно заглядывает мальчишка:

– Приехали!

Все срываются с места, толкаются в дверях. Выбегают из здания на крыльцо. Последним выходит, одёргивая яркий пиджачок, Жора. Ещё в дверях он поднимает руку для приветствия. И застывает.

Приезжие, которые расплачиваются с водителем такси, как-то не похожи на американцев из кинофильмов. Чёрные костюмы, бороды, чёрные шляпы. Это уже известный нам худой реб Нафтале Гороховский и его помощник – толстый реб Бэрэлэ Гутман.

Толпа селян на площади молчит, оглядывает приезжих. Дряхлый дед долго собирается с силами и формулирует:

– Е-в-р-е-и!

– Так с Америки же? – доносится из толпы.

– Значит, американские е-в-р-е-и, – резюмирует дряхлый дед. – Вот завсегда так и одевались. Это когда ещё за царём Николаем. Годов сто назад…

Первым из ступора выходит милиционер Нечипоренко. Он берёт под локотки мэра и учительницу, спускает их с крыльца и подводит к гостям.

Толкает онемевшую учительницу Золотаренко в бок. И та оживает. На английском языке:

– Добро пожаловать, дорогие гости! Надеемся, что ваш визит будет удачным. Разрешите представить вам – мэр Анатолий Борсюк, шериф Нечипоренко…

– Добрый день! – представляется на английском языке Гороховский. – Нафталий Гороховский и Берл Гутман.

– Сердечно приветствуем! Разрешите документики! – говорит милиционер, а учительница переводит. Гости вручают паспорта. Милиционер крутит их. Передаёт для прочтения учительнице. – Извините, конечно, так сказать, а цель приезда?

– Этнография. Нас интересует старое еврейское кладбище, – говорит Гороховский и вручает милиционеру ещё и свою визитную карточку.

Учительница переводит и про кладбище. В толпе селян проносится: «О! Еврейское!» – и все с уважением смотрят на дряхлого деда.

– Да! Еврейское. Ведь здесь жили евреи, – Гороховский произносит это уже на ломаном русском языке.

В толпе селян опять вздох: «Говорит по-нашему!»

– Ага! Знаете язык? – настораживается милиционер и неохотно, но возвращает паспорта.

– Моя «мишпуха»…[10] Мой род. И бабушка и дедушка… То есть простые слова я складываю. И ещё студенты у меня сейчас. Они из Украины. Доброго здоровячка! – говорит он всем.

На крыльце застыл дед Грицько. Он изумлён. Причём почему-то больше, чем все остальные. Всё происходящее видится ему в несколько мистическом виде. Ореолы вокруг фигур хасидов, звучание голосов с эффектом эха.

А учительница как раз уже трижды представляет его гостям:

– Директор гостиницы Григорий Панченко. Заслуженный агроном. Сейчас на пенсии.

Но дед всё не приходит в себя. Его жена Парася щиплет его и шепчет в ухо:

– Очнись, старый!

Наконец-то дед Грицько спохватывается и жмёт руки гостям. Баба Парася тоже протягивает руку для пожатия. Но Гороховский шарахается от её руки, как от змеи.

– У нас, у хасидов такое правило: «Не своё не трогаем», – оправдывая свой жест, говорит он громко на русском языке.

По толпе селян снова прокатывается гул. А одна из женщин бьёт по затылку своего мужа:

– Во! Нормальные люди! Не своё не трогают!

Все понимающие смеются. Жора и Федька подхватывают чемоданы. Гороховский тихо на идиш Гутману:

– Бэрэлэ! Смотри за вещами. Эти двое мне не нравятся.

– Так вот же полицейский!

– Не морочь голову. Полицейский!? Гиб акик![11] Ты же видишь, какая у него рожа! А пуным![12] Ха! Это ещё тот ганэф.[13]

Милиционер старательно вслушивается. Толкает в бок учительницу. Та пожимает плечами: «Не понимаю». Зато по лицу деда Грицька пробегает тень улыбки. Видно, что-то понял. И милиционер отмечает это.

А Гороховский извинительно улыбается и объясняет свой текст на русском языке:

– Вы понравились моему другу, мистер шериф. Он говорит: «Смотри, какой бравый мужчина. Казак!» А я ему говорю – «Конечно! Настоящий представитель закона!».