Сельская гостиница. Комната. Ночь. Видение!

Красивая, дородная украинская женщина, заманчиво улыбаясь, подходит и что-то говорит ласково-ласково…

Сельская гостиница. Комната. Ночь

Гороховский, лёжа на жёсткой железной кровати, раскрывает ей объятия. Но сваливается на пол. Гутман будит его. Гороховский просыпается. Соображает, что это был сон. Гутман спрашивает:

– Вус?

Гороховский оглядывает интерьер, прислушивается к удивительной тишине в селе и произносит, сладко вздыхая и потягиваясь:

– А! Какой сон! Какая женщина! «А махае»!

С удовольствием уходит снова в сон.

Птицеферма. Утро.

«Гвалт»![41] Бегают, суетятся птичницы с корзинками собранных яиц. По коридору, расталкивая всех, в сопровождении мэра Борсюка и милиционера несётся заведующая птицефермой Валентина Руденко.

Кстати, это та самая женщина из сна Гороховского.

Она распахивает дверь в подсобное помещение. Повсюду на соломе яйца. Открывается дверь в следующую секцию. Та же картина – везде разложены только что снесённые курами яйца.

– А может, ты, Руденко, просто забыла тару выписать, – кричит мэр Борсюк. – И поэтому…

– Только не надо, Альберт Григорьевич! Тара тарой, а это?

– Она распахивает двери в загон для молодняка, там копошатся желтенькие цыплята. – Между прочим эти цыплята должны были по графику вылупиться только через шесть дней.

Милиционер берет в руки цыплёнка. Тот пищит и клюёт его в палец.

Склад птицефермы. Утро.

Жора складывает в штабель ящики с упакованными яйцами. По проходу торопливо двигаются заведующая птицефермой, мэр и милиционер.

– Ты, Валя, не горячись! – успокаивает милиционер заведующую птицефермой. – Давай факты! Значит, сегодня яиц снесено в семь раз больше, чем по норме? Так?! А по качеству?

– Что?

– Желток, белок и этот… холестерин?

– Лабораторные анализы – норма! – кричит заведующая фермой Руденко.

– Вот только что яишенку сбацал, – подтверждает Жора. – Очень вкусно.

В суматохе вбегают птичницы еще с одной партией свежих яиц. Кричат:

– Куда класть?

– А-а-а… Раскладывай на чердаке! – командует заведующая.

Победное «Кукареку!» несётся со двора. Заведующая, мэр и милиционер выглядывают в окно.

Площадка выгула птиц возле птицефермы. Утро.

Великолепный петух – альфа-самец – среди белоснежного моря кур победно оглядывается и бросается на очередной подвиг. Неподалёку впился шпорами в млеющую курицу другой яркий петух.

Склад птицефермы.

Вбегают переполошенные птичницы с ещё одной партией свежеснесённых яиц. Тот же вопрос:

– Куда?

– Давай на пол в углу! – Заведующая птицефермой обращается к спутникам: – Вот! А вы говорите – тару забыла выписать. Это какая-то… Аномалия!

– Да! Несутся, как бешеные! – подтверждает птичница. – А петухи. Падают, а всё хотят… Всех!

Стук в двери. В помещение склада вежливо входят хасиды. Гороховский и Гутман.

– Добрый день! – на своём ломаном русском языке говорит Гороховский мэру Борсюку. – Нам в мэрии сказали, что вы здесь. Поздравьте нас. Мы нашли! Вернее, вчера днём ваш менеджер гостиницы дед Грицько показал нам это место. И в связи с этим…

– Конечно! Мы это… Того… Поздравляем! Но, извините, у нас тут… Производственное совещание. – Мэр выхватывает мобильный телефон. – Мирон? Это Борсюк! Такое дело…

– А мы подождем. Посидим! – говорит Гороховский. – Это же удовольствие! Возле могилы Цадика… Мы здесь. Буквально за стеной.

Они выходят.

– …Тут у нас Руденко забыла тару вовремя выписать, – кричит в трубку мэр Борсюк. – Так вы по-соседски. Одолжите. Да, ящиков сорок. Нет! Шестьдесят! Да просто так… Про запас. – Подзывает Жору: – Смотаешься в Васильковку. И ящиков под яйца наберёшь. Чтоб полную машину привёз.

Жора убегает, хлопнув дверью. Оп! Стук двери… Той самой, в которую только что вышли хасиды. Заведующая птицефермой, мэр с милиционером переглядываются. Потом смотрят в окно.

Площадка выгула птиц возле птицефермы. Утро.

Там красавец петух издаёт боевой клич и из последних сил, шатаясь, идёт к очередной курице.

И осторожно среди птиц пробираются к раскопу хасиды.

Склад птицефермы.

– Аномалия… – шепчет милиционер. И вместе с мэром и заведующая птицефермой, выбегает во двор птицефермы.

Площадка выгула птиц возле птицефермы. Утро.

Втроём, сквозь полчища галдящих курей и гусей, они пробираются к хасидам, сидящим возле могильного камня. Останавливаются. Тяжело дышат.

А сияющий Гороховский поднимает на них голову:

– Простите. Я же и говорю… Мы от радости не вытерпели. Нарушили вашу «проперти»…[42] И ночью немножко начали уже расчищать. Надгробие ведь должно стоять, а не лежать!

Действительно, могильная плита на могиле цадика очищена и пусть криво, но уже не лежит, а стоит.

Самой сообразительной оказывается заведующая птицефермой Валентина Руденко. Она первая соотносит необычную репродуктивную активность вверенных ей кур и гусей с ночными раскопками хасидов. Вскрикивает. И быстро-быстро крестится.

А Гороховский с Гутманом, не замечая происходящего с их собеседниками, вытирают носовыми платками пыль в углублениях надписи на плите:

– Вы же видите, – продолжает Гороховский, – нужно укрепить… Фундамент усилить. Разрешите нам работать днём?

– Это… – заикается милиционер Нечипоренко. – Надо подумать.

– Конечно! – вежливо поддакивает Гороховский, – Но инструмент у нас есть.

Нам менеджер гостиницы одолжил. – Он показывает на лежащие рядом с раскопом лопату и лом.

– Опять же санитария, гигиена… – мнётся мэр.

Все три местных начальника пытаются осознать происходящее. То есть причинно-следственную связь они уже уловили. Но ошеломлены чрезвычайно.

С ними происходит то же, что с дедом Грицько – они вдруг видят ореолы вокруг фигур хасидов, гулкий звук их голосов. И всё как-то замедленно и многозначительно… Вот, например, к хасидам подходит одна из птичниц. Это Элеонора, дочка механизатора. И всё как-то по киношному: рапидно, пофазово…

Девушка ставит возле них графин с водой… Хасиды, улыбаясь ей, берут графин с земли… Достают из карманов свои стаканчики, наливают воду в них… Произносят благословение и пьют… Улыбается девушка…. Гутман мочит водой платок и протирает надпись на камне, и пролившиеся мимо капли воды падают на землю…

Ну, просто мистика и всё та же многозначительность в рамках нашего представления о квантах, биополях и временно – пространственных аберрациях.

Тут из ворот птицефермы выезжает грузовик. Это Жора Кнут едет в соседнее село за дополнительной тарой для яиц. Неожиданно мэр срывается и бежит наперехват машины.

– Стой! Стой! – переводит дыхание. – Георгий, по-человечески прошу. Там! – Он показывает в сторону соседнего села. – Про то, что тут… Ни слова! Понял?

Жорик, я тебе премию выпишу за квартал. Только молчи!

Жора удивлённо кивает. Машина уезжает.

А тут ещё до Гороховского доходит, что перед ним та самая женщина из его сна. Это как раз вот эта заведующая птицефермой Валентина Руденко! Важно ещё и то, что она смущается, потому что видит его. Того странного человека из своего сна!

– Идёмте. Я вам… это… – как заворожённая произносит заведующая.

– Идёмте. Я вам… это… – как заворожённая произносит заведующая птицефермой. – Сейчас халаты выдам, шапочки, перчаточки. Чтобы санитария…

Она уводит хасидов в здание птицефермы.

Милиционер пользуется моментом, бежит к своему мотоциклу. Достаёт стеклянные банки. Одну отдаёт птичнице. С двумя банками возвращается к раскопу.

вернуться

41

Шум, суматоха, ералаш, кошмар (украинский язык). В идише «Гэвалт»

вернуться

42

Принадлежащее кому-то (английский язык).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: