– Эй! – кричит он в шумную толпу прибывших, выстроившихся в очередь за получением постельного белья,
– Галина Косолапова есть?
– Я! – отзывается смазливая девка.
– А ну-ка, зайди!
В кабинете у стенки стоит тот самый парнишка из сцены «Отпевание» и рядом с ним Галина, стройная, вызывающей красоты брюнетка. Перед ними в кресле качается Сутенёр.
– Ты чего-то не догоняешь, пацан… – говорит он парнишке.
– Николай, – исподлобья огрызается парнишка.
– Ладно. Николай. Ты вообще врубаешься для чего твоя жена здесь? – он обращается к Галине: – Чем заниматься будешь, знаешь?
– Знаю.
– Ну?
– Трахаться буду. За деньги!
– Вот! И как же ты, Колян, себе представляешь свою жизнь при ней?
– Ну, я… Чтобы её не обидел кто.
Все смеются. Жлоб номер два, вообще, складывается от смеха пополам.
– Ну, ты клоун! – досмеивается Сутенёр, – Это ж кому расскажи – хуй поверят.
– Да, чего вы от него хотите! – раздражённо поясняет Галина. – Контуженный он. Авария была на подводной лодке.
– Понятно! С ядерным реактором спал. В обнимку! – смеётся жлоб номер один.
– Всё время полшестого… – показывает, как бы упавший член, жлоб номер два.
– Да, ладно! Лодка не атомная никакая! – огрызается Николай, – Просто в главном отсеке затопило… Выбралось нас тогда всего двое. Через торпедный аппарат. Комиссовали.
А вы возьмите меня на работу!
– Кем? Клоуном?
– У меня права есть. Вождение грузового и легкового транспорта. Ну, в охрану могу.
– Серёга, Лёха стали рядом! – командует Сутенёр.
Оба жлоба выстраиваются у стены во весь рост. Два таких «шкафа». А в центре, как бы «мини-этажерочка». Николай.
– Что, в Краснодоне мужиков недохват? – спрашивает Сутенёр Галину, – Что ж ты за такого шнурка пошла?
Николай обижается, бросается на Сутенёра. Но жлоб номер один начеку – подставляет ногу. Николай падает. Его поднимают, придерживают.
– Та… Ещё в школе у нас началось, – отвечает Галина, – Легче было дать, чем не дать. И «залетела». А он добрый! Заботливый. Думала… – обрывает себя, – Та не думала ни хера! Дура была!
– А теперь умная?
– Та! Такая же дура!
– Ну, я сейчас добрый, – говорит Сутенёр, – Давай, пацан, назад в Донбасс. Завтра автобус назад пойдёт. Бесплатно отправлю. К маме с папой…
– Нет их у меня. В аварии оба. Десять лет назад, – отвечает Николай.
– Что, совсем никого?
– Дочка! Четыре года.
– От этой?
– Ага! С тёщей оставили.
– Значит, езжай к дочке, пацан!
– Нет! Я…
– Уже напрягаешь! Взяли, хлопчики, придурка! – командует Сутенёр, – сильно не бить. Отвезти подальше, чтобы дороги назад к нам не нашёл. И запомнить в лицо. Ты, Колян, держись как можно дальше. Я добрый редко бываю. Зарежу.
Останавливается машина. Серёга и Лёха достают избитого Николая, кладут на обочине. Машина уезжает.
Николай с трудом встаёт, мотает головой. Достаёт из разорванного пиджака паспорт, водительские права и привезенные целых десять евро.
Хромая, подбирается к выпуклому зеркалу безопасности, установленному на крутом повороте дороги. Рассматривает себя. Синяки, ссадины.
– Коля, Коля, Николай – сиди дома, не гуляй! – говорит он сам себе.
Внизу огнями светится Неаполь. Красиво! Самое время зазвучать «Санта Лючия».
Вообще, пусть песня «Санта Лючия». Все, конечно, помнят такую, томную песню. Вот пусто она будет лейтмотивом всей истории. Но чтобы было в ней больше украинского, добавим в неё парафраз из песни: «Ой, летіли дикi гуси» в исполнении Нины Матвиенко.
Именно под эту мелодию и будет встраиваться в итальянскую действительность Николай:
Раз: Строительство дороги. Николай под жарким солнцем таскает булыжники, сыпет щебёнку. Не удержав, роняет камень на ногу бригадиру. Его выгоняют с криком.
Два: Таскает мешки с цементом в порту. Не удерживается на трапе и летит с мешком в воду. Выгоняют с криком.
Три: Ночует на пляже. Рядом голая парочка, выбравшись из воды, собирается заняться сексом. В процессе дама двигается по песку и голой попой натыкается на Николая. Кричит, как сирена. Николай улепётывает, а голый партнёр дамы стреляет ему вслед.
И наконец: Николай роется в баках с едой за рестораном. Подъезжает машина. Нужно помочь разгрузить. Николай бодро таскает ящики в склад ресторана. Слава Богу, ничего не уронил. Высокий худой мужчина, командовавший разгрузкой, выносит Николаю тарелку с едой. Стоит, разговаривает с ним, пока тот ест.
Мощной струёй остатки еды смываются с тарелки. Потом эта тарелка ошпаривается кипятком и…Падает на пол.
Дребезги!
Ну, кто сомневается! Конечно, тарелка выскользнула из рук Николая. Он – посудомойка.
В смешном колпаке, в грязноватом не по размеру халате, подвязанным верёвкой. Резиновый фартук и большие перчатки. Николай виновато оглядывается.
– Ты уже третью бьёшь, Колья, – на русском языке, но с сильным акцентом говорит ему напарник по мытью посуды. Это тот самый высокий, худой мужчина, что командовал погрузкой, – давай быстро её в мусор, пока хозяин не появился.
Они успевают! Хозяин ресторана пролетает мимо минутой позже.
Николай продолжает мыть посуду, поглядывая сквозь полуоткрытое окно подачи в зал ресторана.
Уже за полночь и посетители почти все разошлись. Лишь в углу гуляет большая компания. Такая себе семейная пирушка. Носятся детки. Судачат жёны. Вяло переговариваются, попивая вино, мужья.
Во главе стола рослый, усатый мужчина в дорогом чёрном костюме. Между прочим, знакомое лицо… О! Да, этот тот, которого отпевали в маленькой церкви. Всё правильно. Сейчас ведь мы в начале истории.
По всему видно, что этот мужчина главный. Босс! Главный! И по тому, как он себя ведёт, и как ведут себя окружающие, которые тоже, видно, «крутые» мужики.
Николай видит, как охранники, стоящие за спиной у Главного, пропускают к нему знакомого ему Сутенёра.
Тот подобострастно прикладывается к руке Главного, что-то просит и получает благословение-кивок.
– Что, знакомого увидел? – спрашивает Николая, припавшего к окошку, напарник.
– Да. Нет. Так просто.
– Ты вообще глаза туда не пяль. Они этого не любят.
– Кто они?
– Хозяева жизни. "Каммора". Слышал?
– Не.
– А мафия?
– Тю! А как же!
– Так вот это каморра. Самая крутая из мафий. И самая древняя. Тут недалеко на набережной Санта-Лючия, родился всемирно известный Аль Капоне. Слышал про такого? Отсюда он уплыл в Соединенные Штаты, где его еще не скоро забудут.
Николай с интересом смотрит в зал.
– Знаешь. Колья, что такое «II testimone»? – говорит напарник, – Свидетель. У них, как у охотничьей собаки, рефлекс на это слово. Убирают сразу. Чтобы на суде потом не могло звучать: «а теперь, синьоры присяжные, заслушаем свидетелей».
– А я шо? Я ничо! – пугается Николай.
– Просто предупреждаю.
– И откуда ты всё знаешь? И русский язык и всё это?
– Ну, русскому нас в школе учили, пока мы были братьями по социалистическому лагерю. А вообще я профессором университета был в Белграде, пока сраный Клинтон нас не разбомбил.
– А этот район, где все проститутки выгуливаются? – спрашивает Николай, – Ну, ты рассказывал. Где, говоришь, полный интернационал. И ваши и наши.
– А! Шумное место. «Иподроме ди Агнано». Жену хочешь проведать?
– Да и в голове не было.
– Просто опять предупреждаю, – говорит югослав, – Давай, иди, собирай посуду.
Николай, неуклюжий в своём смешном наряде, выкатывает тележку в опустевший зал. Собирает со столов грязную посуду, опасливо поглядывая в сторону мафиози.
Возле одного из столиков в стороне от этой шумной компании, но явно принадлежащий к ней, сидит в кресле-каталке старик в элегантном чёрном костюме. Задумчивый. Между прочим, тот самый Старик который тоже присутствовал на «Отпевании» Опять же, не забываем, мы ведь сейчас в начале истории.