– Не понимаю я! – Фил пожал плечами, – сам хозяин ночью сдергивает с нар, чтобы обнюхать… – Что-то Вы темните, гражданин начальник. Давайте ближе к делу: или спрашивайте или в барак спать отпустите, – Фил демонстративно зевнул.

– В свой барак ты больше не вернешься.

Булыгин удивленно поднял голову:

– Это почему же?

Сухов склонился над зеком и отчетливо, выговаривая каждое слово, произнес:

– Потому что тебя для начала изолирую в одиночную камеру. Затем, после окончания следствия получишь срок по самые помидоры, и до конца дней своих будешь гнить на зоне, но не этой, а за кругом полярным. Почему до конца дней? Потому что там ты долго не протянешь! Да и при любом другом раскладе хана тебе, Филарет. Почему, хочешь спросить? Объясню позже!

– Какое следствие, начальник! – взвился Фил. – Ты что мне шить собираешься?! Не выйдет! Прокурора давай! С ним говорить буду! – Тяжело дыша, Булыгин замолк.

– Видишь, занервничал мразь, – удовлетворенно констатировал Андрей, обращаясь к Борисову. – Забзде…е…л. Значит, за душой грешок есть. Есть, спрашиваю?! – Сухов пнул ногой ножку стула, на котором сидел уже основательно взмокший Булыгин.

– Давай в тему, начальник, – прохрипел Фил, – не ходи кругами, что от меня надо?

– Вот это уже лучше. Снизошел, значит… – Сухов присел на край стола. Впившись глазами в Булыгина, медленно произнес:

– Кто напал на Саврасова?

– А я почем знаю, – недовольно отозвался Булыгин. – Я его не убивал. На зоне я!

– Знаешь, но помочь не хочешь. Понятно… – Сухов сел за стол. – Кстати, а откуда ты взял, что его убили? Я тебе об этом не говорил. Проясни.

По реакции Фила Борисов заметил, что тот прокололся.

– Сами говорите, что напали. А раз ночью вызвали, значит дело серьезное… Не просто гоп – стоп… А что убили, не знал я, – неуверенно проговорил Булыгин, – да и не было у меня никакого интереса.

– Не было, говоришь? А это что такое? – Андрей протянул Филарету фотокопию его донесения, – пока воскресишь в памяти, я тебе кое-что расскажу: Николай Николаевич перед смертью, как чувствовал, поведал мне по старой дружбе о вашем большом секрете. Секрет и вправду большой, я бы сказал – огромный секретище! А суть его такова: один авторитетный в определенных кругах индивид в один момент со страху обосрался, попал на крючок и ссучился. Сберегая свою драгоценную, но никчемную шкуру, сдал вся и всех корешей с потрохами. А сейчас сидит перед целыми двумя старыми операми и раздувает щеки. Ну, что въехал, что не прогоняю?

Вмиг побледневший Филарет, отложил фотографию в сторону:

– Еще доказать надо все, о чем говоришь, начальник, – очень неуверенно проговорил он, – я в авторитете, кто тебе, менту, поверит?

– А я и доказывать ничего не стану, – ухмыльнулся Сухов. – Пришлю вот это, – он ткнул пальцем в записку, – Захару заказным письмом с уведомлением о вручении. Пройдет, думаешь? А при личной встрече с ним все подробности расскажу. И что потом? Думай Фил, думай. Да, еще совсем забыл, дагестанцы очень хотят с тобой пообщаться. Уж те никаких письменных доказательств не спросят.

Булыгин громко сглотнул подступивший к горлу комок.

– Какие гарантии? – Просипел он.

– Никаких! – отрезал Сухов. – Все от тебя зависит! Сдаешь убийцу, можешь рассчитывать, что останешься жить. Не в моих интересах такого ценного кадра терять. – На слове «ценный» Андрей сделал ударение.

Булыгин судорожно работал мозгами. Идти в отказ было нельзя, следовало выдать информацию, чтобы не вызвала сомнений и за нее ухватились. В конце концов, решил сдавать Макса. Подставив его, лично Фил ничем не рисковал. Не заявит же Макс, что это некий дядя попросил совершить убийство. К тому же с Максом опера еще помучаются, и Фил выиграет драгоценное время. Завтра перешлет весточку Захару о том, что ментов заинтересовал Макс. А там, на воле, пусть Захар подсуетится сам.

– Макса ищите. Он на Саврасова зуб имел. Освободился недавно по УДО. Больше ничего не знаю.

– Где его искать? – спросил Борисов.

– Не знаю.

– А что про Захара расскажешь?

– Ничего.

Булыгин ни при каких обстоятельствах не стал бы упоминать Захара. Захара он боялся. Захар человек тертый, с авторитетом и связями. Его просто так, голыми руками, не возьмешь. Но если его менты конкретно качнут, сразу врубится, откуда ветер дует. И тогда не поздоровится. И на зоне не спасешься. Пусть легавые сначала попробуют задержать Макса.

Сухов ударил ладонью по столу.

– Лжешь!

– Это, как хотите.

– Если прогнал туфту – пощады не жди!

Филарет промолчал и отвернулся.

Понимая, что дальнейший разговор пока не имеет смысла, Андрей вызвал из коридора конвойного, затем связался с дежурным и приказал оформить Булыгина в штрафной изолятор.

Сотрудник спецчасти, который по его приказу был срочно вызван на работу, принес личное дело осужденного Разина.

Борисов посмотрел на часы. Была глубокая ночь.

Сухов раскрыл дело и подозвал Георгия. Взглянув на наклеенное в углу фото, Борисов обалдел. С карточки на него смотрел никто иной, как Разин Максим, проходивший по делу о разбоях. Это было девять лет назад, когда Георгий и Анатолий Птицын работали в отделении милиции и разрабатывали преступную группу, одним из главарей которой был Разин. Одного члена группы расстреляли. Как раз тогда они познакомились с Игорем Мухиным. Именно тогда умер Володя – дед.

– Вот это да! Тесен наш шарик! – проговорил Борисов.

– Ты что, знаешь его? – удивился Сухов.

– Еще как!

– Гляди сюда, – Андрей пролистывал дело. – Вот антропометрические данные. Четвертая группа крови, домашний адрес, передачи он получал от некой Смирновой Ирины Васильевны, с ней же имел долгосрочное свидание. Так, пошли дальше: адрес, паспортные данные. Все на месте. Хорошо… Возможно, к ней после освобождения и причалил. А это что? – Сухов пригладил лист дела рукой. потом посмотрел на Георгия:

– Слушай! Вот это да! Оказывается, Разин в следственном изоляторе длительное время находился в одной камере с Захаровым Сергеем – Захаром. Вот так дела! Нормальный расклад. Надо обдумать.

Сухов захлопнул папку.

– На сегодня, полагаю, все! Остаешься или домой отправлю? – спросил Борисова.

– Поздно уже, – Георгий посмотрел на часы, – все равно в Управление с утра ехать.

– Тогда располагайся в соседнем кабинете на диване. Подушка и одеяло в шкафу. Коньяк пить будешь? – спросил Андрей, – достал из холодильника початую бутылку коньяка и бутылку минералки.

– С Николаем начали и не допили, – с горечью проговорил он. – Давай помянем Колю.

– Пусть земля ему пухом…, – добавил Георгий.

Выпили молча, не чокаясь. Андрей поставил стопку на стол:

– Надо с похоронами подсуетиться. Замполита сегодня озадачу. Пусть хоть до смерти убегается, но чтобы организовал все по высшему разряду. – Сухов грохнул об стол кулаком:

– Сволочи! Лично пришибу, когда задержим!

Выпили еще по рюмке, немного поговорили и разошлись по кабинетам. Надвигающийся день обещал быть напряженным. Все предпосылки для этого были налицо.

Проснувшись, Борисов ополоснул лицо и побрился электрической бритвой, любезно предоставленной Суховым. Пока сотрудник спецчасти снимал копии с заинтересовавших Георгия документов и подбирал фотографии, вместе с Андреем попил чай с бутербродами. Позавтракав и душевно попрощавшись с начальником учреждения, убыл восвояси.

До Управления Георгий добрался на служебной автомашине Сухова.

Не заходя в свой кабинет, прямиком направился к Котову. Поздоровался, пожал протянутую руку Сергея Павловича, присел к столу и выложил документы и фотографии.

Котов взял в руки бумаги и углубился в чтение, затем посмотрел на Георгия:

– Теперь на словах.

Доклад Борисова не занял много времени.

– Выходит, и ты, и Птицын знаете его в лицо, а Мухин тот вообще в друзьях ходил. Собрали компанию… – Котов усмехнулся. – Что предлагаешь?