Не то чтобы ей хотелось вновь с ним встретиться, просто сердобольная Констанс волновалась за его здоровье. Так, по крайней мере, можно было объяснить волнующее напряжение, охватывавшее ее каждый раз, когда в доме раздавались трели телефонного звонка.

И она дождалась. Однажды вечером телефонный звонок настойчиво прорезал ленивую тишину пустого дома. Уже почти стемнело, и Констанс, вооружившись полотенцем, вытирала лапы уставшего после прогулки Банга. Берег реки и окружавшие дом поля были для собаки настоящим раем. Где еще можно уловить столько разных запахов, неизвестных звуков, найти следы барсука и выследить его до самой норы? А река? Летом настоящее блаженство — искупаться в проточной воде и побегать по берегу за бабочками. Правда, после всего этого приходилось возвращаться домой, а там, как правило, усталого, но довольного пса ждала не очень приятная процедура мытья лап.

Услышав звонок, Констанс оставила Банга стоять на полотенце в прихожей, а сама поспешила в комнату. Однако увидев телефон, Констанс вдруг остановилась. Это звонит он. Она не могла объяснить почему, но точно это знала.

Телефон разрывался от трелей. Наконец Констанс набралась храбрости и трясущейся рукой сняла трубку.

— Алло! — сказала она и тут же возненавидела себя за тонкий дрожащий голос. Да что же со мной происходит?! — промелькнуло у нее в голове.

— Констанс?

Это был тот самый глубокий, чуть хрипловатый голос, который неотступно был с ней в течение пяти последних недель. Констанс проглотила подступивший к горлу комок и ответила:

— Да, это я.

— Как поживаете?

Констанс показалось, что собеседник почувствовал ее напряжение и дискомфорт и явно насмехается над ней. Это немного разозлило дрожащую от волнения Констанс, и она громко крикнула в трубку:

— Алло! Кто говорит?! — Она, конечно, знала, кому принадлежит хриплый волнующий голос, но не собиралась узнаванием доставлять удовольствие его обладателю.

— Вы меня приютили несколько недель тому назад, — вкрадчиво пояснил абонент. — Неужели не помните? Или вы раскрываете объятия каждому встречному?

Он намеренно провоцировал ее на резкий выпад, но Констанс не собиралась поддаваться.

— У вас завышенное самомнение или что-то с памятью. Насколько я помню, вам никаких объятий я не раскрывала. Единственное, чем я могла помочь, это вызвать «скорую» и напоить вас чаем, — отчеканила она.

— Именно так!

Голос собеседника почему-то стал радостным, и это изрядно раздосадовало Констанс: она-то думала, что своим ледяным тоном поставила зарвавшегося нахала на место.

Констанс плотно сомкнула губы. Из-за чего я, в самом деле, взбесилась? — подумала она. Право, даже смешно! Констанс набрала в легкие побольше воздуха, сосчитала до десяти и заговорила, но на этот раз сладким, как мед, приветливым голосом:

— А как вы себя чувствуете? Как ваша нога, мистер?.. Простите, не имею чести…

— Моя нога намного лучше! — ничуть не смущаясь, продолжал самоуверенный бас. — Хотя теперь я нуждаюсь в усиленной физиотерапии. Поэтому, собственно, и позвонил…

— Простите, а я-то тут при чем?

— Как при чем? — искренне удивился мужчина и возмущенно продолжал: — Мы же с вами договорились поужинать! Мне, правда, не хочется щеголять рядом с вами на костылях…

Да уж, подумала Констанс, костыли не вяжутся с твоим имиджем!

— Так вот, — продолжал тот, — через неделю мне снимут гипс, и мы могли бы встретиться. Знаю, знаю, не возражайте! Конечно, рождественские праздники — самое беспокойное время для всех нас, но если вы найдете для меня несколько часов своего драгоценного времени…

— Вы опять за старое? — рассердилась Констанс. — Знаете, мистер… — Она замолчала в надежде на то, что он назовет-таки свое имя, но пауза затянулась, и ей пришлось продолжать: — Я думала, мы обо всем договорились во время нашей последней беседы. По крайней мере, я выразилась предельно ясно, когда сказала, что не встречаюсь с малознакомыми людьми.

— Если вы со мной встретитесь, мы как раз и познакомимся поближе! Итак, решено? Вы только вспомните, как я чуть не погиб у вас на руках! А как вы меня выхаживали? Так как же после всего, что было между нами, вы считаете меня чужим? Теперь мы стали друзьями.

Неунывающий собеседник отчасти был прав, но Констанс совсем не понравилось, каким тоном он произнес «после всего, что было между нами». Он будто смаковал каждое слово, подразумевая, что между ними и впрямь произошло нечто пикантное.

— Простите, не могу. Вы очень любезный кавалер, но я, пожалуй, откажусь.

— Знаете, а ведь я поначалу думал, что все дело во мне. Но, оказывается, вы даете от ворот поворот всем подряд, не так ли? — после непродолжительного молчания задумчиво спросил незнакомец.

— Что-о-о?!! — Констанс не верила собственным ушам.

— Да-да, вы прослыли самой загадочной жительницей деревни, — непринужденно продолжал мужчина, игнорируя вспышку гнева собеседницы. — К вам приезжает только одна гостья, высокая рыжеволосая дама, удивительно похожая на вас. И не надо быть Пинкертоном, чтобы догадаться, что это ваша мать. Но почему вы отвергаете все приглашения, которые присылают соседи? Простите, но это не вполне нормально.

Да как они смеют?!! Как могли они шпионить за мной?!! — ужаснулась Констанс.

— Что значит «не вполне нормально»? — Голос молодой женщины дрожал от гнева.

— Ненормально согласно общепринятым традициям. — Он словно наслаждался ее яростью. — Посудите сами: вы молодая женщина, двадцати двух-двадцати трех лет, если не ошибаюсь…

— Ошибаетесь! — злобно прошипела она в ответ.

— Ну, не важно. Вы — такая привлекательная, живете в глуши одна-одинешенька, не считая этой собаки Баскервилей, лепите глиняные вазочки и малюете пейзажики! Так неужели вы будете винить простых деревенских жителей за излишнее любопытство?

— Еще как буду! — Констанс так рассердилась, что даже эти три слова дались ей с огромным трудом. — По воле судьбы у меня хорошо идет бизнес. Да, я занимаюсь лепкой! Но это моя работа. Понимаете вы это или нет? Я пишу картины, и это мой заработок! Я продаю свои изделия и живу за счет этого. Это часть моей карьеры, если хотите! Часть жизни, а не просто хобби. И мне наплевать, что судачат обо мне в деревне! А любая творческая работа прежде всего требует тишины и покоя. Вот почему я выбрала этот забытый богом уголок в качестве временного жилья.

— А кому вы продаете свои творения? В деревне ваши нетленки вряд ли кому-то понадобятся.

Что-то в тоне собеседника показалось Констанс подозрительным: то ли нотки недоверия, то ли плохо скрываемая насмешка.

— Нет, в деревне я ими не торгую, — более спокойно ответила она. — Мама и брат держат в Лондоне собственный магазинчик и небольшую галерею. Там-то и выставляются мои работы. Но они продаются лишь потому, что я вкладываю в них всю душу. Мои родственники прежде всего деловые люди, а брат кроме всего прочего еще и мой агент.

— Хватит, хватит. Ваша мысль мне ясна, — смиренно сказал незнакомец. — Но позвольте один маленький вопрос: зачем тащиться к черту на кулички и снимать дом в Суррее, если намного удобнее жить где-нибудь в Лондоне? Ведь именно там находят сбыт ваши картины или я опять ошибаюсь?

— Я привыкла к замкнутой жизни, — ляпнула Констанс первое, что пришло в голову, а сама вдруг вспомнила просторную, залитую солнцем лондонскую квартиру, которая принадлежала ей и Роберту. — Послушайте, мне надоело это бесполезное словопрение, — спохватилась Констанс. — Простите, но мне действительно надо идти.

— Что ж, отлично! — радостно прокричали на том конце провода. Собеседник Констанс был подозрительно сговорчив. — Но вот вам мой совет, дорогая мисс Уайтселл. Раз уж вы объявили бойкот лично мне, постарайтесь не игнорировать остальных. А то они сильно обижаются…

Он говорил так, словно Констанс была сама жестокость.

— Да что вы несете? Разве я кого-нибудь обидела? — вскипела она. — Ну, кого например?!

— Меня… — тихо ответил собеседник и повесил трубку.