Десять утра. Звонок телефона вернул меня к действительности. Это была она. Откуда у нее мой номер? Ну конечно, он ведь указан в истории болезни!

– Я только хотела сказать вам…

Вытянувшись на теплой простыне, я вслушивался в эту населенную недосказанностями тишину.

– Надеюсь, я вам не помешала?

И снова молчание.

– Наверное, я кажусь вам нахалкой…

Я не мешал ей говорить.

– Может, я вас разбудила?

Чувствовалось, что Жозефина смущена, и все же голос ее был теплым и взволнованным.

И я взял инициативу в свои руки. Это было очень просто. Намного легче, чем я думал.

– Мне тоже хотелось вас услышать. И вы мне совсем не помешали. Я нахожу вас очаровательно смелой! Да, вы меня разбудили. А вы знаете, что в Сен-Ламберте идет фильм «Энни Холл» Аллена?

Мы стали встречаться раз в неделю недалеко от ее работы в кафе на бульваре де л'Опиталь. Жозефина решительно отказывалась от алкоголя, потому что мне пить было запрещено. Расставались мы обычно поздним вечером, проведя пару часов за приятной и оживленной беседой. Я часто подумывал о том, чтобы пригласить ее на ужин, но не осмеливался, и однажды она сама предложила сходить в бистро на бульвар Сен-Марсель.

В тот вечер мы хохотали как сумасшедшие. От смеха Жозефина щурилась, так что ее глаза превращались в две обрамленные черными ресницами черточки, и становилась похожей на маленькую девочку. К концу ужина она по-дружески взяла мою руку, задержала ее в своей, а потом пальцем свободной руки ласково провела по моим пальцам. Соприкосновение с ее кожей взволновало меня.

– Этот вечер – просто чудо! Редко встретишь мужчину, который умеет так развеселить женщину. Спасибо!

Мне очень хотелось поднести ее руку к губам, поцеловать эту ложбинку у локтя… Но она смотрела на меня ласково и с благодарностью, и я не осмелился испортить интимность момента. На улице, когда мы вышли из кафе, вместо того чтобы ответить на дружеское прикосновение губ к щеке таким же мимолетным поцелуем, я обнял ее. Она положила голову мне на плечо. Мы долго стояли, прижавшись друг к другу.

– Мне хорошо в ваших руках, – прошептала она.

– Я отвезу вас домой, – предложил я. – Вы не против?

– Хорошо. Это совсем рядом. Тем более что сегодня Валентина осталась на ночь у отца…

Оказавшись в ее квартире, в темной прихожей, я обхватил лицо Жозефины ладонями, потом нежно пробежал пальцами по ее скулам, вискам, черным густым волосам, в которых поблескивали несколько серебристых, словно лучики лунного света, волосков. Мы оба молчали. Я слушал ее дыхание, а когда прижал ее к себе, то ощутил и биение ее сердца. Она прильнула ко мне, как это делают дети, всем телом. И подставила губы. Мы в первый раз поцеловались – тут же, стоя в прихожей.

Я никогда не любил целоваться. По крайней мере, я так думал. Однако в тот момент мне казалось, что я никогда не смогу насытиться губами Жозефины, ее слюной, которая смешивалась с моей. Мне бы хотелось, чтобы этот первый поцелуй продлился всю ночь…

Я расстегнул ее блузку, скользнул взглядом по смуглой коже, освободил из бюстгальтера ее грудь. Она раскрыла мою рубашку и прильнула губами к моему торсу. Ее пальцы сжали мою руку и направили ее вниз, под юбку, в трусики, где меня ожидало соприкосновение с мягким облаком волос. Я стал тихонько поглаживать их. Но Жозефина, уступая нетерпению, с силой нажала на мою руку, подталкивая ее вниз. Я уже забыл, когда погружался пальцами в мягкую и жаркую женскую плоть. Какое-то время она смотрела мне в глаза в полумраке прихожей, а потом потянула в спальню.

Ее нагота показалась мне трогательной. Эта стройная спина, эта изящная линия плеч, эти округлые ягодицы… Высоко на бедрах несколько голубых венок переплелись, создавая едва заметный голубой узор. Кожа у нее была еще молодая, и только возле паха и на внутренней поверхности бедер чуть менее упругая. Это тело, крепкое и в то же время податливое, спортивное, но женственное, показалось мне очень красивым.

Жозефина улыбалась, отвечала ласками на мои прикосновения, и все же я чувствовал ее скованность. Я спросил, что ее беспокоит. Она дрожащими пальцами погладила меня по щеке.

– Вы меня возбуждаете, но я заметила, что когда мы с мужчиной попадаем в одну постель, наши отношения меняются.

– Вы боитесь испортить нашу дружбу?

– Наверное, вам кажется, что я ненормальная…

– Я никуда не тороплюсь, Жозефина.

– Обычно мужчины торопятся!

– Это правда. Но не всегда.

– Любой, кому я попыталась бы сказать то, что сейчас сказала вам, уже хлопнул бы дверью!

– Случись это несколько месяцев назад, я бы тоже ушел.

– И никогда бы мне больше не позвонили.

– Да.

– Но вы до сих пор здесь. Почему?

Я прижал ее ладошку к своей щеке и потерся о нее – исчерченную таинственными знаками, мягкую, гладкую. Потом я открыл ее, как разворачивают географическую карту, и принялся рассматривать линии на ней – линию жизни, линию любви и линию удачи, чтобы раскрыть все секреты, все о ней узнать…

– Мне на все хватит времени.

– Я должна вам сказать еще кое-что…

– Вы хотите, чтобы я ушел?

– Нет, останьтесь! С мужчинами… Понимаете, я часто разочаровывалась. Все происходило слишком быстро. А потом нам просто не о чем было говорить. Они одевались и уходили. А во время… – Она замолчала в нерешительности. – Я собираюсь сказать вам то, что никогда не говорила ни одному мужчине.

– А тем более голому, который развалился на вашей постели!

Она засмеялась и провела рукой по моим волосам.

– В любви мне часто приходилось притворяться.

– Так было всегда?

– Уже много лет. Хотя мне попадались очень опытные любовники. Вам это кажется глупым?

– Ничего в вас не кажется мне глупым.

Я прижал ее к себе и понял, что еще минута – и она уснет. Мое желание стало еще сильнее, когда она затихла в моих объятиях. Одного движения хватило бы, чтобы овладеть ею. Но я лег с ней рядом поудобнее, как если бы она была моей женой или постоянной подругой, и заставил себя уснуть.

Давным-давно я не засыпал вот так, обнимая женщину.

С тех пор, как расстался с Элизабет.

Она уже ушла на работу, когда я открыл глаза. На подушке лежала записка.

Как только женщина начинала демонстрировать свою привязанность, я обычно искал спасения в бегстве. Однако на этот раз все было по-другому: мне хотелось снова увидеться с Жозефиной, снова обнять ее, ощутить мускусный запах ее тела. Уснуть рядом с ней.

Я встал с кровати и, не одеваясь, прошелся по ее квартире. Заглянул в комнату ее дочки, где на полу валялось с десяток растрепанных кукол Барби. В ванной обнаружилась плетеная корзина, набитая трусиками и лифчиками. Полочка над умывальником была уставлена кремами, декоративной косметикой и разными флакончиками непонятного назначения.

Эта чисто женская ванная мне понравилась. Я мог спокойно рассмотреть все, от чего отвык со времен развода. Рядом с зубной щеткой обнаружилась баночка с «омолаживающим кремом от морщин», а на бортике ванны – волосяная массажная варежка для тела и молочко, «способствующее похудению и подтягивающее кожу». Я стал наугад открывать баночки, пудреницы, футляры и коробочки. Потрогал пальцем гигиенические тампоны, сережки, лаки для ногтей и помады.

В кухне я сделал себе кофе в бретонской кружке, на которой было написано имя «Марк». Я не знал, кто такой этот Марк, но выпил кофе за его здоровье. Вернувшись в гостиную, я принялся рассматривать книги в стенном шкафу. Если судить по количеству собранных там детективов, эссе и сборников поэзии, Жозефина любила читать. На некоторых имелись дарственные надписи профессора Берже ле Гоффа.

В одной из этих книг, изобилующей описаниями различных болезней сердца, я прочел, что сердце эмбриона начинает биться на двадцатый день после зачатия. А через месяц это биение уже можно услышать. Я посмотрел на фотографию: в эмбрионе еще нет ничего человеческого, но уже есть сердце!