Радость его политических противников оказалась недолгой: в 1730 году 14-летний Петр II умер от оспы. В дневниковых записях Ключевского молодому императору досталась всего лишь одна короткая, но обидная фраза: "Дрянной мальчишка, преждевременно развращенный".

В оправдание Петра II следует все-таки заметить: царедворцы развращали его с малых лет целенаправленно, цинично используя в своих интересах. Всю свою короткую жизнь Петр находился то под одним, то под другим влиянием, так что во многом сам стал жертвой обстоятельств.

Внук реформатора оказался пешкой в большой политической игре. Пешка была, конечно, королевской и даже проходной, но на самом финише своевольная история просто сбросила эту фигуру с доски.

За ненадобностью.

Смена власти для страны с неудовлетворительной политической системой — это момент, заключающий в себе как очевидные риски, так и шанс на более удачное развитие событий.

Не случайно, что именно во времена нестабильности у нас дважды предпринимались попытки ввести в стране конституционную монархию, Во времена Смуты часть отчаявшихся русских готова была ради восстановления порядка согласиться с правлением польского короля Сигизмунда, но при условии введения конституционной монархии и сохранения православия.

К той же идее — конституционной монархии — русские вернулись после смерти Петра II, когда снова в обстановке нестабильности пришлось срочно искать преемника. Поскольку тема единовластия не потеряла, к сожалению, актуальности у нас и сегодня, не грех вспомнить, что же не устраивало в этом феномене наших предков.

Прошу у читателя прощения за бесконечное цитирование любимого мной Василия Ключевского, но что делать, если это самый блестящий историк-аналитик дореволюционной поры. Ключевский выносит единовластию следующий приговор:

Самодержавие — не власть, а задача, то есть не право, а ответственность. Задача в том, чтобы единоличная власть делала для народного блага то, чего не в силах сделать сам народ через свои органы. Самодержавие есть счастливая узурпация, единственное политическое оправдание которой непрерывный успех или постоянное уменье поправлять свои ошибки и несчастия. Неудачное самодержавие перестает быть законным. В этом смысле единственным самодержцем в нашей истории был Петр Великий. Правление, сопровождающееся Нарвами без Полтав, есть nonsense.

Как так вышло, что отечественные патриоты не повесили Ключевского на фонарном столбе, искренне не понимаю. Представляете, чуть ли не вся русская история — коту под хвост! Впрочем, не стоит, конечно, понимать Ключевского буквально, он лучше других был знаком с перечнем русских побед и достижений. Историк лишь до предела заострил стрелу, направленную в сердце самодержавия.

Однако при всем уважении к Василию Осиповичу, не могу не заметить, что не он первым из русских задумался над тем, какой низкий КПД у режима единовластия. И что было бы неплохо подкрепить "единоличную" голову, думающую и принимающую решения за всех и "про всё", каким-нибудь дополнительным "мыслительным", законодательным и контрольным институтом власти.

Со смертью Петра II пресеклась мужская линия дома Романовых. Выбирать приходилось не императора, а императрицу, хотя это и противоречило традициям русской монархии. Еще когда страна присягала Екатерине I, мужики в деревнях нередко отказывались это делать, считая, что императрица — правительница исключительно для женщин.

Решение принималось узким кругом лиц: пять членов Верховного тайного совета, три члена Святейшего синода и несколько наиболее влиятельных фигур из Сената и генералитета. В списке кандидаток на российский престол значилось шесть имен. Во-первых, княжна Екатерина Долгорукая, на которой собирался, но так и не успел жениться Петр II. Согласно петровскому закону о престолонаследии, правитель мог в завещании назвать своим преемником любого. Этим и решили воспользоваться Долгорукие, составив подложное завещание Петра II, где покойный якобы объявлял будущей императрицей свою невесту.

Подлог не прошел, потому что согласия не было даже в роду самих князей. Если не все Долгорукие признавали подлинность документа, то что же говорить об остальных!

Вторую идею — провозгласить государыней первую жену Петра Великого, бабку покойного императора Евдокию Лопухину, — также отклонили быстро: преклонный возраст претендентки говорил не в ее пользу.

Оставались две дочери Петра, Анна и Елизавета, и две его племянницы, то есть дочери царя Ивана — Екатерина и Анна.

История сохранила речь князя Дмитрия Голицына, ставшую в дискуссии решающей. Вот ее фрагмент:

Преждевременная кончина государя Петра Второго есть истинное наказание, ниспосланное Богом на русских за их грехи, за то, что они восприняли много пороков от иноземцев… Ныне, господа, угасло прямое законное потомство Петра Первого, и мужская линия дома Романовых пресеклась. Есть дочери Петра Первого, рожденные до брака от Екатерины, но о них думать нечего… Нам надобно подумать о новой особе на престол и о себе также… Есть прямые наследницы — царские дочери. Я говорю о законных дочерях царя Ивана Алексеевича. Я бы не затруднился без дальних рассуждений указать на старшую из них, Екатерину Ивановну, если б она уже не была женою иноземного государя — герцога Мекленбургского, а это неподходящее для нас обстоятельство. Но есть другая сестра ее, Анна Ивановна, вдовствующая герцогиня Курляндская! Почему ей не быть нашей государыней? Она родилась среди нас, от русских родителей; она рода высокого и притом находится еще в таких летах, что может вступить вторично в брак и оставить после себя потомство[1].

Дмитрий Голицын пришел на совещание с готовой кандидатурой и отстоял ее. Вместе с тем в выступлении князя скрывалось много подтекста, который стоит расшифровать. Любопытно, например, что Голицын с ходу отвергает кандидатуры дочерей Петра и ни у кого эта позиция не вызывает протеста. Причины очевидны: обе дочери рождены не только от иностранки, но и до брака, а значит, с точки зрения церковной и общепринятой тогда морали, на них лежит клеймо незаконнорожденных, что бы там потом ни утверждал их великий отец.

Сложности, возникшие при попытках Петра I породниться с французским королем, выдав за него свою дочь Елизавету, имели ту же самую подоплеку, хотя по дипломатическим соображениям о столь деликатном вопросе вслух, естественно, не говорили.

Пока был жив Петр Великий или пока правила Екатерина I, подобные "детали" уходили на второй план, но теперь прослеживалось очевидное желание русской аристократии все вернуть в приличное, "благородное" русло под предлогом защиты национальных интересов.

Ущербность такого подхода очевидна. Как показала вся дальнейшая российская история, вопрос национальности монарха и вопрос национальной политики суть вещи разные. Русская Анна Иоанновна в истории ассоциируется с бироновщиной, а немка Екатерина II заслужила титул Великой как раз за то, что проводила сугубо национальную русскую политику. Но в данном случае любопытнее другое: то, что слова об "иноземных пороках" произнес Дмитрий Голицын — убежденный западник. В чем загадка?

В 1697 году, будучи уже зрелым человеком, князь отправился в заграничное обучение, побывал во многих европейских странах, где в отличие от большинства русских проявлял интерес не к "железкам", а к политике и философии. По свидетельству очевидцев, его библиотека была заполнена трудами западных политических мыслителей. Особое внимание Голицына привлекли книги известного немецкого юриста, историка и философа Самуэля Пуфендорфа.

Работы немецкого ученого знал даже Петр. Это был тот редчайший случай, когда реформатора всерьез заинтересовал гуманитарий. По распоряжению царя в России появились переводы двух трудов Пуфендорфа: "Введение в историю европейскую" и "О должностях человека и гражданина". Дело в том, что многое в идеях немца оказалось близко Петру Великому. Например, положение о том, что право должно сообразовываться лишь с законами разума независимо от догматов религиозных. Реформатор-"антихрист" был с этим полностью согласен.