Не получив поддержки в Совете, Екатерина отложила на время решение деликатной проблемы — она умела выжидать. К тому же и внук, на которого она возлагала надежды, пока еще колебался и не давал окончательного ответа на радикальное предложение своей решительной бабки. Александр почти так же критически, как и Павел, смотрел на последние годы правления Екатерины, однако пока не был готов принять на свои плечи столь огромный груз, как Российская империя, да еще потеснив при этом отца.
Долгоиграющее единовластие к концу правления монарха свой КПД, как правило, сводило уже практически к нулю, чего не избежала и вполне успешная во времена своей юности и зрелости Екатерина. В мае 1796 года Александр пишет одному из друзей:
В наших делах господствует неимоверный беспорядок; грабят со всех сторон; все части управляются дурно; порядок, кажется, изгнан отовсюду, а империя стремится лишь к расширению своих пределов. При таком ходе вещей возможно ли одному человеку управлять государством, а тем более исправлять укоренившиеся в нем злоупотребления; это выше сил не только человека, одаренного, подобно мне, обыкновенными способностями, но даже и гения.
Было бы странно, если бы в подобной обстановке в голове и душе будущего государя постепенно не сформировались взгляды, диаметрально противоположные материнским.
Деспотизм и благородство в Павле, когда он уже сам стал императором, сочетались удивительно легко. Деспотизм был предопределен самой российской средой обитания и тем голодом по власти, что накопился у великого князя за десятилетия вынужденного "домашнего ареста". Благородство же было плодом воспитания и целенаправленной работы над собой. Как-то во время одного из докладов на распоряжение императора: "Хочу, чтобы было так!" — ему вежливо возразили, что, мол, сделать это нельзя. "Как нельзя? — возмутился Павел. — Мне нельзя?" "Перемените закон, а потом делайте как угодно", — пояснил разъяренному самодержцу докладчик. "Ты прав, братец", — сразу же успокоившись, признал император.
Эта история очень характерна именно для Павла. Петр Великий довольно долго вообще царствовал без законов. Екатерина II, наоборот, любила писать уложения, но при необходимости легко их обходила. Павел метался между страстным желанием сделать все по-своему и законом, к которому относился с почтением: рыцарь не мог не уважать правил игры.
Как у Петра I в юности было село Преображенское, так и у Павла I (только уже в зрелые годы) появилась собственная "земля обетованная" недалеко от Петербурга — Гатчина. Бывшее имение своего любовника Григория Орлова Екатерина подарила сыну в 1783 году, разрешив Павлу на этом небольшом кусочке русской земли отводить душу, всласть экспериментировать над подданными, создавая в миниатюре тот мир и то общество, что он хотел бы в идеале выстроить в масштабах всей империи. В отличие от петровских потех, гатчинские маневры Павла обычно описывались историками с нескрываемой издевкой, подчеркивался главным образом прусский казарменный дух, царивший там. Это правда. Но не вся. Можно посмотреть на гатчинские опыты и несколько иначе. Некоторые российские исследователи это уже пытаются делать.
Вот красноречивая цитата из труда историка Василия Сергеева:
Павел стал заботливым хозяином местечка, принялся обустраивать его, возводить новые строения для селян. Прежде всего царевич построил больницу на сто коек, при которой находились аптека с полным набором необходимых лекарств и даже лаборатория. Затем появилась школа, где могли бесплатно учиться все дети округи, немного спустя — суконная фабрика, обеспечивающая работой многих людей, и, наконец, часовня для католиков и протестантов, воплощающая экуменизм, давно ставший убеждением Павла.
Не менее интересна цитата из работы другого современного историка, Сергея Цветкова:
У гатчинцев была одна несомненная заслуга перед русской армией, а именно — в организации артиллерийского дела. В конце XVIII столетия ведущими русскими полководцами было официально признано, что артиллерия не может играть решающей роли в победе. Это было тем более опасно, что в далекой Франции при осаде Тулона уже блестяще заявил о себе один молодой артиллерийский поручик по фамилии Буонапарте. Именно в Гатчине была опробована та система организации артиллерийского дела — создание самостоятельных артиллерийских подразделений и новых орудий, повышение подвижности полевых орудий, широкое применение стрельбы картечью, превосходное обучение артиллерийских команд, — без которой русская артиллерия не смогла бы совершить свои славные подвиги в 1812 году.
Павловскую реформу русских вооруженных сил однозначно оценить невозможно. Армию покинули опытные офицеры, но она избавилась и от многочисленной накипи, гвардейских щеголей и бездельников. Канцлер Безбородко свидетельствует:
Накануне вступления Павла на престол из 400 тысяч солдат и рекрут 50 тысяч было растащено из полков для домашних услуг и фактически обращены в крепостных. В последние годы царствования Екатерины офицеры ходили в дорогих шубах с муфтами в руках, в сопровождении егерей или "гусар", в расшитых золотом и серебром фантастических мундирах.
Речь идет, само собой, о гвардии, а не о простом русском офицере.
Изменил Павел и жизнь рядового. Отчасти к худшему, навязав солдату неудобную прусскую форму, столь возмущавшую практичного Суворова своими бессмысленными напудренными косичками. Но во многом и к лучшему. Антон Керсновский в "Истории русской армии" констатирует:
Императором Павлом I было обращено серьезное внимание на улучшение быта солдат. Постройка казарм стала избавлять войска от вредного влияния постоя. Увеличены оклады, жалования, упорядочены пенсионы; вольные работы, широко до тех пор практиковавшиеся, были строго запрещены, дабы не отвлекать войска от прямого назначения.
Итак, войну против Наполеона вела уже не екатерининская армия, а новая армия Павла I и Александра I. Последний, сам пройдя гатчинскую школу, в основном разделял позиции отца в вопросах военного строительства. Если бы французам в 1812 году противостояли русские офицеры с муфтами в руках, но без современной артиллерии, то мировая история сложилась бы иначе.
Редко вспоминают и о том, что именно Павел попытался первым из русских монархов напрямую говорить с народом. В первый же день правления у стен своего дворца новый государь приказал поставить большой почтовый ящик, куда его подданные могли бы бросать письма с жалобами на любое бесправие или факт коррупции в стране. Единственный ключ от ящика хранился у императора. По словам самого Павла, он пошел на это, "желая открыть все пути и способы, чтобы глас слабого, угнетенного был услышан".
Жест был благородный, но, как оказалось, бесполезный. Поначалу, правда, императорская инициатива напугала многих закоренелых российских грешников. Но очень быстро страх прошел. Низы о существовании подобной возможности напрямую общаться с государем не ведали, а недовольные Павлом дворяне вскоре засылали ящик анонимными памфлетами на самого императора. Уникальная в русской истории попытка первого в стране лица наладить прямой, без посредников, контакт с народом завершилась полным провалом. В этой наивной и грустной истории, как в капле воды, отражена судьба многих павловских начинаний.
Уже в день коронации Павла появилось несколько важных указов, главный из которых касался порядка престолонаследия и взаимоотношений членов императорской семьи. Павел исправил ошибку Петра I в этом вопросе — ошибку, которая привела Россию к многочисленным дворцовым переворотам, а значит, и нестабильности. Следующим шагом Павла стало наступление на дворянские привилегии. Затем столь же решительно император вторгся и в ту область, к которой старались не приближаться его предшественники, то есть в крепостную деревню. Указ 1797 года зафиксировал норму крестьянского труда в пользу помещика — не более трех дней в неделю. Он же попытался остановить процесс обезземеливания крестьян. В некоторых российских губерниях государь просто запретил продавать крепостных без земли.