Впрочем, были в правлении Александра III и свои плюсы.

Во-первых, полностью лишенный военных амбиций, государь сумел стать редким российским правителем, на совести которого в итоге царствования оказалось (в сравнении с другими) относительно немного крови.

Охоту воевать отбила Русско-турецкая война, которую вел его отец. В сражениях с турками молодой еще Александр Александрович не участвовал, но "военной романтики", неразберихи и грязи хлебнул изрядно, что вызвало у него устойчивое отвращение к битвам. Во время своего командования небольшим Рущукским отрядом всего за шесть месяцев топтания на одном и том же месте в тылу Александр Александрович умудрился потерять три тысячи человек (в основном по болезни). Такому человеку было, конечно, противопоказано воевать, он просто обязан был стать "миротворцем".

Кстати, лошадей (памятник Александру III и здесь не лгал) император тоже не любил и побаивался, так что даже парадами в отличие от многих своих предков не увлекался.

Вообще, ко всему, что выходило за границы его собственного хозяйства, то есть Российской империи, этот человек относился поверхностно, как к делу второстепенному. Внешнеполитическая история этого царствования удивительно бедна событиями. В годы правления Александра III на посту министра иностранных дел находился Николай Гирс, по общему мнению, опытный дипломат, но человек без инициативы, не столько министр, сколько референт для кратких докладов по внешним вопросам. Это полностью устраивало императора. "Я сам себе министр иностранных дел", — заявил он однажды, хотя на самом деле мало что смыслил в дипломатических хитросплетениях.

Снова сошлюсь на Витте:

У императора был удивительно простой ум; он не признавал никаких осложнений… некоторых и не понимал… все, что не являлось ясным, определенным, твердым, с его точки зрения бесспорным, — он не признавал.

Дипломатия того времени не была ни "ясной", ни "твердой", поэтому Александр III ее и "не признавал". Он, например, категорически отказывался делать какие-либо официальные заявления о миролюбии России:

Я не намерен… из года в год повторять банальные фразы о мире и дружбе ко всем странам, которые Европа выслушивает и проглатывает ежегодно, зная хорошо, что все это одни только пустые фразы, ровно ничего не доказывающие.

Протокол, без которого не мыслит своего существования дипломатия, и Александр III, как видим, сочетались плохо.

Недаром в историю Александр III вошел фразой: "Когда русский император ловит рыбу, Европа может подождать". (Это было сказано в ответ на напоминание, что его ждет один из послов.) В этих вызывающих словах на самом деле не так уж и много позерства: хороший клев в собственном пруду Александру III и вправду казался важнее многих пустых, по его убеждению, общеевропейских дел. Когда Европа это поняла, то зажила удивительно спокойно: меньше всего о "русской угрозе" говорили в годы правления предпоследнего русского императора.

Единственный в этот период серьезный конфликт, который потенциально мог грозить России войной с Англией, царь просто проигнорировал. Это произошло в 1885 году после столкновения с афганцами на реке Кушке, когда к Российской империи отошли пограничные с Афганистаном территории. Пока Англия бурлила, русский император, повернувшись к ней спиной, продолжал спокойно "удить рыбу". Царь отверг все министерские записки, требовавшие принятия срочных мер по подготовке к войне. Лондону пришлось смириться: смешно слишком долго стоять в углу ринга, размахивая кулаками, когда противник тебя просто не замечает. Россия доказала, что, даже когда она ничего не делает, уже делает много, прямо влияя на мировую политику.

Впрочем, при всем нежелании Александра III активно вмешиваться в общеевропейские дела (в данном случае он являлся полной противоположностью Александру I), тем не менее и его эпоха отмечена одним очень важным для мировой истории решением — отказом России от традиционной ориентации на Берлин и ее стратегическим разворотом в сторону Парижа. Именно этот шаг предопределил расстановку сил в Первой мировой войне, сделав Россию членом "сердечного согласия", или Антанты (l’Entente Cordiale), наряду с Францией и Великобританией.

Причин тому немало. Если говорить коротко, то русских не могло не раздражать нескрываемое желание окрепшей Германии диктовать свою политическую волю остальной Европе, в том числе и России. В былые времена, обосновывая свое стремление к территориальным приобретениям, Бисмарк заметил, что Пруссия носит слишком тяжелое вооружение для ее маленького тела. Выход из положения, с точки зрения Бисмарка, заключался не в том, чтобы частично разоружиться, а в том, чтобы, используя вооружение, "нагулять свой вес" за счет соседей. Эту фазу пруссаки уже давно прошли. Теперь на европейской карте появилась сильная Германия, у которой "почему-то" возникла та же самая проблема, что когда-то и у маленькой Пруссии: накопленное вооружение требовало применения, а экономические интересы — расширения границ.

Кстати, единственная война, что вел Александр III в годы своего правления, это таможенная война с Германией, но здесь речь шла о любимом деле государя — защите русского кошелька. Он лишь, реализуя свой любимый тезис "Россия для русских", пытался защитить национальный рынок от иностранцев, противопоставив принципу свободной торговли жесткий протекционизм.

Экономическая политика отца-либерала, в частности доминировавший в его царствование принцип свободной торговли (фритредерство), привела к противоречивым результатам. С одной стороны, приток иностранного капитала и технологий позволил России выйти из николаевского застоя, а фритредерство дало шанс встать на ноги многим мелким предпринимателям, но с другой — политика открытых дверей в экономике вызвала недовольство в среде крупных русских капиталистов. Наш промышленник страстно хотел избавиться от иностранной конкуренции и получить монопольное право распоряжаться на внутреннем рынке.

Одновременно немало упреков высказывалось тогда и в адрес политики Министерства финансов: оно пыталось искусственно укрепить на зарубежных рынках позиции рубля, чем наносило ущерб русской торговле. Только в 1876 году, чтобы поддержать курс, русское правительство продало за границей 60 миллионов рублей золотом.

Любопытно, что в критике финансовых ошибок правительства Александра II полностью совпали русские капиталисты и автор "Капитала" Карл Маркс:

Эта нелепая операция — искусственная поддержка курса за счет правительства — принадлежит XVIII веку. В настоящее время к ней прибегают только алхимики русских финансов.

Таким образом, Александру III действительно было чем заняться в области финансов, промышленности и внешней торговли, чтобы скорректировать экономическую политику отца.

В августе 1892 года группа крупнейших российских промышленников, узнав о подготовке торгового договора с Германией, потребовала в письме на имя государя учесть их интересы, аргументируя свою позицию тем, что иначе страна окончательно превратится в сырьевой придаток Европы. Призыв наверху услышали, потому что его идеи полностью совпадали с мыслями, что проповедовал тогдашний министр финансов Сергей Витте, да и сам император.

Свою критическую позицию в отношении фритредерства Витте изложил в воспоминаниях:

В то время, в 70–60 годах, все были ужасные фритредеры; все стояли за свободу торговли и считали, что этот закон о свободе торговли так же непреложен, как закон мироздания… систему же таможенного протекционизма считали гибелью для государства, и сторонники фритредерства утверждали, что только лица, не понимающие законов развития государственной жизни, могут проповедовать такие теории, как теория таможенного протекционизма.

В 1880-е и 1890-е годы взгляды на фритредерство в России заметно изменились, причем сам Витте сыграл здесь немалую роль, став своего рода глашатаем протекционизма. Именно он с одобрения императора вел жесткую таможенную войну с Германией и выиграл ее. Старик Бисмарк, комментируя действия Витте, как опытный политический бретер, отметил: