– Для осуществления такого дела необходимо несколько человек. Пока один будет действовать, остальные будут прикрывать его, заметать следы. И тут вступает в силу очень важный фактор. Каждый из нас имеет перед тобой большое преимущество. Мы вне подозрений. На детей буржуа никто не подумает. Особенно когда речь идет о воровстве.

Анна нервно теребила кисточки, разбросанные по столу.

– Ты думаешь обо всем рассказать своим приятелям?

– Да, если ты хочешь, чтобы я помог тебе. И поверь, не стоит это откладывать. Мы должны действовать быстро и решительно. Тот, кто пойдет на дело, должен заботиться о своей безопасности, пока не выйдет на улицу. А там, на углу, его будет ждать машина с включенным мотором, которая в десять минут доставит его на другой конец Мадрида. А потом, когда это будет нужно, несколько человек поклянутся, что во время покушения он был в Карабанчеле и играл с приятелями в кости. Вот как делаются дела.

Анна опустила голову.

– Тогда?…

– Прежде всего оповестить всех.

– Кого же?

– Риверу, Кортесара, Давида, Паэса…

– Ты так думаешь?

– За ними слово. Мне кажется, все они только и ждут подобного случая. Если им не понравится, они всегда могут отказаться.

Девушка колебалась.

– А не лучше было бы… нам двоим.

– Только без дешевки. Дела делаются серьезно или совсем не делаются.

– Ладно. Ты сам знаешь, что больше подходит, и их знаешь лучше меня.

В наступившей тишине вдруг раздалась странная, почти фантастическая трель подаренной Лолой канарейки.

Из кабинета сеньора Паэса пропала коллекция марок. В тот день, возвращаясь из конторы домой, дон Сидонио приобрел несколько экземпляров очень ценных марок Соединенных Штатов Венесуэлы у одного коллекционера с улицы Маркиза де Кубас. Когда дон Сидонио уже собирался положить их в свой альбом, то с изумлением установил, что альбом исчез. Замок в комоде был сломан самым варварским образом, вор даже не попытался скрыть следов своего преступления.

Дон Сидонио, как человек, любящий во всем порядок, прежде чем что-либо предпринять, решил посоветоваться по этому поводу с женой. Как он и предполагал, разговор был недолгим. Вот уже несколько месяцев, как он подозревал сына. Мальчик…

Держа в руке конверт с новыми марками, дон Сидонио направился в кухню, где жена готовила ужин.

– Сесилия.

Донья Сесилия, вынимавшая в эту минуту булочки из духовки, вопросительно посмотрела на мужа.

– Пропал альбом с марками, – сказал он.

Жена непонимающе смотрела на него.

– Твои марки?

– Да, кто-то украл их сегодня днем. Сломал замок в комоде и унес альбом.

Донья Сесилия, словно выжидая, неторопливо вытерла о передник испачканные в тесте руки.

– Когда ты это заметил?

Дон Сидонио задумался.

– Только что. Хотя, если не ошибаюсь, днем я тоже заметил что-то странное. Когда спал после обеда. – Он нерешительно добавил: – Но, может, это мне только приснилось.

Не произнеся больше ни слова, дон Сидонио проводил жену в кабинет. Вместе они осмотрели сломанный замок, щепки. Вор не тронул двух связок документов и папку с акварелями. Две гаванские сигары тоже пропали.

– Ты думаешь, он? – спросила донья Сесилия.

Дон Сидонио в нерешительности замялся.

– Не знаю…

Молча они пришли к единому выводу. Подозревать сына было унизительно, но все говорило против него.

– Можно пойти посмотреть, – сказал дон Сидонио.

Они направились в спальню сына; донья Сесилия зажгла свет.

В комнате, как обычно, стоял страшный беспорядок. Луис всегда старался тратить как можно меньше сил. Покурив, он оставлял окурки прямо в кресле. Выходя из уборной, не спускал воду. Никогда ни с кем не здоровался, никогда не отвечал на приветствия других. Словом, эгоизм освобождал его от чувства долга.

Постель была разбросана и испачкана, весь пол усеян окурками и бумажками. Донья Сесилия в отчаянии взирала на все это.

– И так надрываешься целый день. Сил нет прибирать в этом хлеву.

Дон Сидонио наклонился и поднял с дорожки окурок сигары.

– Что еще? – спросила жена.

– Кажется, моя.

Донье Сесилии было невыносимо стыдно выслушивать обвинения против Луиса. Со свойственной ей кротостью и всепрощением она объясняла проступки сына его неопытностью. «Молодые люди все одинаковы», – повторяла она себе. И продолжала боготворить своего отпрыска.

– Сигары похожи одна на другую.

Дон Сидонио поднес окурок к носу; раздув ноздри, принюхался.

– Нет, жена, я знаю, что говорю.

Донья Сесилия не сдавалась. Она боялась обвинить сына без достаточных на то оснований и хотела быть чистой перед самой собой.

– То, что эти сигары одного сорта, еще ничего не доказывает, – возразила она. – Он сам мог купить такие же сигары, как у тебя.

Но она тут же пожалела о сказанном. С тех пор как Луис в прошлом году отказался учиться, ни она, ни муж не давали ему денег. Изредка она тайком совала сыну пять дуро, и Луис клал их в карман, даже не подумав поблагодарить мать. Он был твердо убежден, что все обязаны оказывать ему услуги, а он вовсе не должен благодарить за это. Но, как правило, родители не давали ему ничего, и, однако, у Луиса всегда были деньги. Он курил дорогие сигары, вечно перезванивался со своими приятелями и вообще вел довольно сумбурную жизнь. И хотя у них не раз вертелся на языке вопрос о деньгах, ни она, ни муж не осмеливались спросить сына. Сейчас ее слова вызвали законное недоумение. Вопрос, который напрашивался сам собой, вдруг прозвучал из уст дона Сидонио.

– Ты говоришь, купил? Хотел бы я знать, откуда у него деньги.

Донья Сесилия не ответила. Наклонив голову, она притворялась, будто внимательно рассматривает раздавленные на ковре окурки.

Дон Сидонио ходил из угла в угол, держа в руках конверт с марками.

– Да! Откуда он достает деньги? Не работает и вообще ничего не делает, мы не даем ему ни сентимо, и тем не менее он не отказывает себе ни в чем. Ходит в кино, курит, покупает романчики…

И он указал пальцем на стопку книг, сваленных на столе: пьесы социалистических театров, французские и советские романы…

– Вот эти книжки во всем виноваты. Они отвлекают его, забивают голову всякими глупостями; из-за них он теряет столько времени. – Дон Сидонио обернулся к жене и внимательно посмотрел на нее. – Может быть, ты знаешь, как он достает деньги?

В его вопросах звучал упрек. Донья Сесилия молчала.

– Нет, ты тоже не знаешь, предпочитаешь не знать, – поправился дон Сидонио. – Мы оба предпочитаем не знать. Мы видим, как он ходит в кино, гуляет с уличными женщинами, покупает книги и сигары, и ничего ему не говорим. Будто это самая обычная вещь, чтобы у мальчишки в его возрасте был туго набитый кошелек. Но знай, больше так продолжаться не может. Мы обязаны выяснить, откуда у него деньги.

Донья Сесилия растерянно смотрела на мужа.

– Но позволь, Сидонио. Ты говоришь так, будто тебе точно известно, что альбом взял Луис. Пока он не вернется, мы ничего не можем установить. Может быть, это сделал совсем не он.

Дон Сидонио пожал плечами.

– Не он? Тогда скажи, кто мог это сделать. Служанка? Бабушка? Глория? Или кто-нибудь из малышей?

Сесилия опустила голову.

– Нет, я не говорю этого… Я только хочу сказать, что, может быть, он вовсе не крал. Ты же знаешь Луиса. Может, он просто хотел посмотреть коллекцию, а так как комод был закрыт…

Ее слова повисли в воздухе. Донья Сесилия сама почувствовала, что не верит в них. Супруг, заметив ее смущение, решил снова пойти в атаку.

– Посмотреть, говоришь? С каких это пор он увлекается марками? Разве он когда-нибудь проявлял интерес к чему-нибудь полезному? Мы сами избаловали его, всегда потакали и оправдывали. «Ах, бедняжечка, он еще обидится. Не говори ему ничего, а то он расстроится». А теперь видишь, чем он нам платит: он плюет на нас и делает, что ему заблагорассудится.

Дон Сидонио негодовал на себя за свое мягкосердечие и, как всегда, приходя в ярость от проделок сына, клялся быть с ним непреклонным. Однако он прекрасно знал, что Луис ни во что не ставит его и прямо в лицо высказывает свое жестокое презрение. Чувство собственного бессилия приводило дона Сидонио в отчаяние.