– Что, охота жрать, сеньоры? – воскликнул механик. – Мы больше ста километров гнались за одним пегасом, огромным, как аквариум, и уже собрались приписать его к своему счету, но он, как трус, увильнул с дороги.

– Кстати, – сказал Ута, – не проезжал ли здесь автомобиль под пиратским флагом?

– Это машина наших врагов, – пояснил Джонни. – Если вы увидите ее, непременно дайте мне знать.

Буфетчик, улыбаясь, поставил на стойку поднос с русским салатом из крутых яиц, ракушек и разных овощей.

– Что будете пить?

– Дайте бутылку красного и три стакана. Джонни разлил вино. Чокнулись:

– За притеснение паралитиков.

– За крушение «Кон-Тики».

– За истребление мау-мау.

Улыбка бармена напоминала дынную дольку.

– Извините, я хочу спросить вас, – сказал он наконец, – вы киноактер?

Ута осушил стакан красного.

– Нет. Я дипломат.

– А!.. То-то мне показалось… – На его лице появилось выражение торжества. – Ваше лицо… Я где-то его видел…

– Очень возможно, – сказал Ута. – Мы с принцессой Маргарет снимаемся для рекламных объявлений в газетах.

– Если вы дипломат, – сказал Джонни, подмигивая ему, – то я епископ.

– Возьмем у него интервью, – блестя глазами, предложил механик. – Интервью у посла Галапагосских островов.

– Слушайте позывные Навалькарнерского радио, – Джонни исполнил несколько музыкальных тактов. – Внимание! Внимание! Начинаю передачу.

– Интервью с его превосходительством послом Галапагосских островов.

Механик стоял, положив руку на плечо Джонни. Он снова наполнил стакан и поспешно поднес его к губам.

– Спросим, желает ли его страна укрепить узы, связывающие ее с матерью-родиной, – сказал он.

– Спросим, с волнением ли ступает он по нашей земле, – прибавил Джонни.

– Спросим, искренне ли он любит Испанию.

Литр вина кончился. По знаку Уты буфетчик снова наполнил стаканы.

– Когда мы приедем в Лас Кальдас, – сказал Ута, – я насяду на кровопийцу дона Хулио и вышибу из него все до последнего гроша.

– Если хотите, мы поможем вам, шеф, – предложил Джонни. – Вы только скажите.

– Да. Сообщите нам, и мы за него возьмемся.

Захватив с собой про запас еще две бутылки коньяку, они снова пустились в дорогу. Уходя, Ута сказал бармену:

– Если люди в «пежо» едут на помощь дону Хулио, дайте мне телеграмму.

На улице дул холодный ветер. Местечко словно вымерло. Небо очистилось от облаков. Пыль, скопившаяся по обочинам дороги, тучами поднималась в воздух и бешено крутилась между домами.

– На дона Хулио, – сказал шофер такси, трогая машину с места.

– На дона Хулио.

– Мы его поймаем.

– Мы его уничтожим.

– Мы разнесем его в клочья.

Они пересекли плоскогорье, все в рытвинах и расщелинах, миновали блеснувшую серебряной чешуей реку, в которой отражался лунный диск, вскарабкались на ощетинившийся кустарником каменистый склон и въехали в долину, где мелькали огоньки населенных пунктов, подобно светлячкам или крошечным млечным путям.

– Мы уже в Арагоне, – заявил Джонни.

– Это надо отметить.

С помощью ножа механик откупорил бутылку. Ута сделал первый глоток.

– Мы будем в Каталонии, прежде чем сообразим, где мы, – сказал Джонни.

Полчаса спустя уровень жидкости в бутылке снизился наполовину, а в голове Уты крутилась карусель каких-то ослепительных образов.

– Когда увидишь приличную деревню, – сказал он шоферу, – остановись. Я совершаю инспекционную поездку и не хочу упустить ни единой детали.

Близ Калатаюда они остановились у трактира перекусить. В этот час там было почти пусто, и оба официанта дремали.

– Сосиски на троих, – заказал Ута. – А пока пропустим по стопочке.

Рядом с ним опирался о стойку парень с сонным лицом. Ута подмигнул шоферу и внезапно приблизил лицо к юноше.

– Вы знакомы с доном Хулио Альваресом?

– Нет. Не знаю, кто это такой.

– Слышишь, – сказал Ута, обращаясь к Джонни, – он говорит, что не знает, кто это такой.

– Ничего удивительного, – каким-то странно усталым тоном отозвался парень. – Я родился здесь и никогда отсюда не выезжал.

– Дон Хулио – хозяин завода, – сказал Ута.

– Дон Хулио – кровопийца, – прибавил Джонни.

– Именно, кровопийца. – Ута сбоку прикрыл рот рукой и прошептал парню на ухо: – Мы приехали прямо из Мадрида, чтобы пришить его.

– Вам виднее, – ответил тот.

– Слыхали, шеф? – воскликнул возмущенный механик. – Вот так рассуждение!

– Не знаю, кем себя воображает этот тип у стойки, – сказал Джонни. – У него самомнение, как у гранда… Ни дать ни взять Кларк Гейбл.

– Никакого самомнения у меня нет, и я вас не трогаю, – возразил парень. – Сеньор обратился ко мне, хотя меня не знает, и я ему ответил, вот и все.

– Ай-ай-ай, какой обидчивый… Можно подумать, что мы оскорбили его матушку…

– А ну его! Оставьте его в покое!.. – сказал Ута. – Он серость, тупица и невежда. Дон Хулио послал его сюда для возбуждения умов.

– И пусть с ним ничего не случится, – сказал Джонни.

– Именно. Пусть с ним ничего не случится.

Парень проворчал, что, хоть он и родился в небогатой семье, он ничем не хуже других и образования у него не меньше, чем у тех, кто слишком о себе воображает, и он никому ни в чем не уступит.

– Тупица! – сказал Ута нежно. – Ты тупица.

Он не помнил, как снова очутился в машине с Джонни и механиком, сжимая в руке непочатую бутылку коньяка. Расплачиваясь у стойки, он успел наскоро пересчитать свои капиталы: две сотенных и одна четвертная. Дон Хулио, только дон Хулио мог его спасти.

Такси вихрем проносилось через спящие городки. Каждый раз, когда они встречали кого-нибудь на дороге, Джонни тормозил, а Ута высовывался из окна и спрашивал:

– Вы не видали дона Хулио Альвареса?

Затем, не дожидаясь ответа, прибавлял:

– В общем, если вы его увидите, дайте нам телеграмму.

Подъезжая к Сарагосе, они встретили жандарма, который, завернувшись в шинель, совершал обход дороги. Ута предложил ему выпить.

– Держите, – сказал он. – Отхлебните глоток.

– Черт побери! – воскликнул, улыбаясь, жандарм. – Вы едете со свадьбы или выиграли по лотерее?

– Ни то ни другое, – торжественно ответил Ута. – Мы псы святого Бернарда.

– Что ж, спасибо. – Жандарм с усердием приложился к бутылке. – Большущее спасибо.

– Предупреждаю вас, что коньяк отравлен, – сказал Ута.

– Ничего. Я вижу, вы все шутите.

– Шутим? – воскликнул шофер. – Пусть с вами ничего не случится!

– Именно. Пусть с ним ничего не случится!

Ута крикнул ему отъезжая:

– Если увидите дона Хулио Альвареса…

– …дайте нам телеграмму, – закончил механик зевая.

Снова шоссе. Ута откинулся на сиденье и закрыл глаза. В полусне ему чудилось, что он пересекает равнины, горы, населенные пункты, долины. Потом он почувствовал, что катится в пропасть, и, задыхаясь, несколько раз позвал на помощь. Но из горла его не вылетело ни звука.

Уставившись вдаль белыми пятнами фар, автомобиль плавно, без толчков мчался и мчался вперед.

Когда он открыл глаза, светящиеся стрелки будильника показывали без четверти восемь. Дон Хулио еще долго лежал неподвижно, не сводя глаз с солнечного луча, перерезавшего оконную створку. Затем, приподнявшись, он ощупью нашел продолговатую грушу выключателя и, сунув ноги в старые вязаные шлепанцы, встал, чтобы открыть окно.

Сад, еще влажный от росы, дыша затаенным покоем, сочно зеленел под лучами солнца. Опершись руками на заоконный выступ, дон Хулио оглядел густую эвкалиптовую аллею, старинные поблекшие вазы, купы олеандров. Гравий на дорожках, только что прочесанный граблями, отливал зеленью, напротив балкона магнолия под сенью пальм казалось сама излучала свет.

Дон Хулио прошел в ванную и отвернул кран душа. Прежде чем стать под водяные струи, он с любопытством оглядел себя в зеркале, словно видел впервые. Жирные складки живота, набухшие синие вены на руках и ногах произвели на него тягостное впечатление. Несколько месяцев назад врач посоветовал ему отдохнуть: «Вы уже не юноша, дон Хулио. В ваши годы нельзя предаваться излишествам». Теперь дон Хулио вынужден был признать, что врач прав. Уйдя с головой в дела, он, к сожалению, не заботился о своем здоровье, о своем теле.