— Что?

— Что не выдаст.

— Да он теперь может и вовсе не принять вас.

— То есть как?

— Так. Только для вас он все время будет занят.

— Тогда зачем вы обещали ему?

— Он — начальство, а начальству, как известно, отказывать не рекомендуется.

Они снова сумрачно помолчали.

— И что же дальше? — спросил Граков угрюмо.

— Сходите сразу в две тысячи пятьсот двенадцатый кабинет. Объясните там, чего вы хотите. И если оттуда дадут добро, я немедленно выпишу вам эту справку.

Переполненный раздражением Граков молча вышел в коридор и плотно прикрыл за собой дверь. «На Земле такой отлуп, кажется, назывался: „спустить дело на тормозах“…» — подумал он хмуро.

Разумеется, в любой момент можно плюнуть на затею и возвратиться в космопорт. Никто не неволит продолжать эти коридорно-кабинетные странствия. Но Граков неожиданно почувствовал, что канцелярская одиссея близится к финишу. Почему? Он не мог объяснить. Просто интуиция — которая прежде никогда его не подводила. К тому же Гракова все еще будоражило любопытство — а как повернется дальше?

Не было сомнения, что круиз лопнул, однако справку Граков хотел добыть непременно — чтобы забрать с собой в качестве трофея и доказательства неожиданного приключения на Шарре…

Из 2512-го кабинета его направили выше, в 2983-й кабинет.

Он поднялся на предпоследний этаж. Отыскав нужный номер, решительно вошел. Кипя негодованием, безмолвно миновал секретаршу, удивленно вопросившую о чем-то его крепкую спину, и ворвался в кабинет.

— Что такое? — ледяным тоном молвил упитанный чиновник с губастым брезгливым ртом. Сказал так, будто он был высшим существом, полубогом, а пилот — низшим, никчемным слизняком. — За дверью есть секретарша… Слышь, ты! Выйди и обратись к ней. Понял?

— Не понял, — ласково сообщил пилот. — Тупой я. Дебил. Ты-то понял?

У чиновника зашевелились брови под узким лбом, как будто он не знал — то ли задрать их удивленно, то ли насупить гневно.

— Если я буду всяких… принимать сразу, то не представляю, куда мир покатится.

— А вот мы сейчас это и проверим, — ласковым тоном нахамил Граков.

— Раз в полгода есть приемный день. Тогда и поговорим.

— Нет, поговорим сейчас.

Заметив, что посетитель не двигается с места, чинуша скорчил зверскую гримасу и приказал:

— Пошел вон, ты…

В поведении чиновника было столько высокомерия, желания унизить, раздавить хотя бы словами, что Граков, человек порывистый, не выдержал.

— Выйти? — рявкнул он. — Ни за что! — И показал чиновнику фигу.

У того отвисла челюсть и выкатились глаза. Должно быть, и на Шарре в этой фигуре из трех пальцев подразумевалось нечто весьма непристойное.

Еще в лифте, даже не предполагая, что сорвется, Граков решил действовать с предельной активностью. Как на планете повышенной опасности.

По его мнению, здесь непременно требовались неожиданность и напористость — вплоть до наглости и хамства. Надо было шокировать чиновников непривычным для них поведением — пусть грубым или нелепым. Отвечать их же оружием, ударом на удар. У разомлевшего от чванства и безнаказанности врага должен случиться шок. Тут-то его и надо будет добить. Очень уж хотелось Гракову запустить увесистый булыжник в это застоявшееся, зловонное болото. И теперь, видя обалдевшую физиономию в кресле перед ним, пилот понял, что исполнил свое желание — булыжник плюхнулся-таки в трясину.

Фига превратилась в кулак, а кулак грохнул по столу чиновника — аж все ручки и бумаги подпрыгнули. Чиновник открыл рот, побледнел и откатился в кресле назад — подальше от стола и кулака.

— Я сейчас охра…

— А пока она придет, мы будем тут наедине, сладкий мой, — напомнил пилот елейным голосом. — И ох, что может случиться.

— А что…

— Может, проверим!? — проревел Граков, как буйнопомешанный медведь.

— Зачем?

— И в самом деле, зачем!

— Но я…

— Молчать! Надоели вы мне все до зеленых чертей!

— Это возмутительно! — провизжал чиновник, пытаясь съежиться в кресле.

— Значит, так принимают у вас инопланетного представителя?! — бушевал он.

— К-как… так?

— Швыряют по кабинетам, будто паршивого котенка! — Пилот вдруг подумал, что шарряне понятия не имеют о том, кто такие кошки. Но ничего, «орден» найдет местную замену.

— Швыряют? По каби…

— Вы что, на междупланетный конфликт нарываетесь? Галактических неприятностей захотели? — Граков помнил по земным впечатлениям, что чиновники больше всего боятся громких конфликтов. Чем громче может случиться конфликт, тем быстрее стараются погасить его. Это один из их неписанных принципов — что бы где бы ни случилось, все должно быть тихо и незаметно. Возможность заиметь собственные проблемы всегда делает их внимательнее к чужим проблемам.

Проходя последние несколько кабинетов, Граков подсохнательно воспринимал происходящее с ним и вокруг него как бездарное театральное представление, глупый и дешевый фарс, неведомо кем придуманный и неизвестно зачем поставленный. Ну, не может такого быть в нормальной человеческой жизни. И нормальной человеческой жизни не может быть в таком вот отстойнике.

Сам он попал в это действо случайно, получил за два дня полную дозу канцелярской отравы, а потому разрешил себе не церемониться с чужой постановкой.

Он бушевал, театрально сверкая глазами и с удовольствием честя шаррянскую Канцелярию, но все же чувствовал, что этого мало. Чего-то недостает. На Земле в таких случаях прибавляли еще что-то. И это что-то изредка действовало.

И вдруг он вспомнил магическое заклинание землян. Замер на миг, вздохнул поглубже и гаркнул во всю мощь глотки:

— Я буду жаловаться! — «Куда? — лихорадочно вопросил он себя. — Есть у них какая-то вышестоящая инстанция. Упоминала администратор в космопорту. Ах, да!» — Буду жаловаться в Министерство! С вас всех тут головы поснимают! Вас всех тут проверками замордуют! — И тут он смолк и пораженно подумал: «Вот так да! Я только что опустился до их уровня… А впрочем, тут с ними запросто одичаешь и оканцеляришься».

И вдруг он увидел, как чиновник резко изменился в лице.

— Успокойтесь, что вы, зачем так горячиться? — с неожиданной мягкостью проговорил он. — Что собственно стряслось? — Он даже подкатился в кресле обратно, с трусливой вежливостью привстал за столом и добавил: — Неразрешимых вопросов нет.

Такой поворот, помня историю Земли, Граков мог объяснить единственным образом: у этого чинодрала, вероятно, был — как говорили на Земле — «густо загажен хвост».

И Граков начал, наверное, в тысячный раз за последние два дня объяснять, что ему требуется от Канцелярии. Чиновник слушал, не перебивая.

Когда исповедь пилота кончилась, он озадаченно покачал головой.

— М-да. Все сложней, чем может показаться со стороны. — Он помедлил. — Без Главного ваш вопрос не решить.

И он взялся за телефон. Граков слышал длинные гудки в трубке. Потом на другом конце провода ответили, и чиновник с нескрываемым подобострастием спросил:

— Главный у себя? Очень хорошо… Один вопросик надо решить… С инопланетным представителем… Срочно… У меня сидит… Можно? Благодарю. — Он опустил руку с трубкой.

— Можно… что? — спросил Граков.

— Можно? Что — можно?

— Прозвучало слово «можно». Значит, справка будет.

Чиновник скривился, как будто задел мозоль.

— Идите на последний этаж. Там всё и решат. И как там решат, так оно и будет.

— Ну-ну, — насмешливо сказал Граков. — Там, значит?..

Чиновник сочувственно — куда вся спесь делась? — пояснил:

— Мы — только исполнители. Исполняем то, что повелевают сверху.

«Оказывается, они даже более непробиваемы, чем я предполагал, — с удивлением размышлял Граков, покидая кабинет. — И, клянусь Союзом, я бы подумал, что они, эти шаррянские чиновники, не что иное, как роботы-андроиды… да-да, мелькнула у меня такая мыслишка, особенно после странного опросника в космопорту… Если бы я не имел некоторого опыта общения с бюрократами Земли, я бы так и уверился в этом. И прежде, каждый раз встречаясь с ними нос к носу, я начинал подумывать, уж не андроидов ли понасажали в кабинеты? А здесь… здесь, я полагаю, бюрократический аппарат достиг вершины своего совершенства. Вершины, когда уже не робот способен заменить человека, а человек с успехом имитирует робота. Впрочем, историки утверждают, что и на Земле были такие времена».