Танцующие не аплодировали музыкантам, в большинстве они просто поворачивались и кланялись в сторону грубой платформы, на которой женщина и четверо мужчин в клоунских штанах уже опускались в глубоких, медленных реверансах — лоб женщины почти коснулся ее колена. Джулия сказала:

– Леди Хризеида. Она преподает танец, с нее-то все и началось. А муж ее стоит во главе Гильдии Сокольничих. Фредерик, герцог Восточной Марки.

– Фредерик Сокольничий, — это имя Фаррелл слышал от Крофа Гранта. Он уже углядел белоголового мужчину, тот мечтательно раскачивался у помоста, от горла до голеней укутанный в просторный шафрановый покров размером с фок. На пояснице этот парус был стянут в лохматый узел, а оставшийся свободным конец его Грант перекинул через левое плечо, так что тот спадал вдоль спины наподобие тоги. Где-то под ним затерялся короткий синий камзол, кроме того два или три жалких намека на белую рубашку еще продолжали борьбу за право выбраться на поверхность. Фаррелл туманно высказался:

– Вот кого водили в бой Брюс, Уоллес за собой.

Музыканты вновь задудели, негромко, на пробу, леди Хризеида уже выстукивала ритм новой паваны. Джулия взяла Фаррелла под руку, и они заняли место в новом строю танцоров, между парой роялистов времен Кромвеля — сплошь локоны, перья, кружева и розетки — и черной парой в сарацинских одеждах. Джулия сказала:

– Ты присутствуешь на Празднестве в честь Дня Рождения Короля, устроенном Лигой Архаических Развлечений.

Фаррелл оглянулся на негритянку и она улыбнулась ему. Мягкое и серьезное лицо ее густо усеяли оспины; наряд состоял большей частью из переливчатых покрывал и широкого вязаного пояса; в сплетенных с лентами, украшенных бисером волосах поблескивало золото. С легким, как во сне, потрясением Фаррелл признал в ее спутнике молодого человека из зеленого автомобиля, того самого, что столь беззаботно отмахивался палашом от Мадам Шуман-Хейнк. Он подмигнул Фарреллу — легко и споро, будто пальцами щелкнул

– и отвернулся, сразу став одиноким и царственным воином в окружении Крестоносцев. Эту павану танцевали на испанский манер, на протяжении нескольких тактов Фаррелл безнадежно плыл, несомый ее течением. Мелодии, исполняемой куда живее знакомых ему английских паван, Фаррелл не знал, и потому он, испытывая тоскливое замешательнство, то обгонял танцующих, то отставал от них. При всем том, когда Джулия увела его, чтобы посидеть на траве в тени от темного шатра, он пошел за ней с сожалением.

– Я уже начал осваиваться, — сказал он. — Еще немного и был бы полный порядок.

Джулия не ответила. Она наблюдала за танцующими, одной рукой безотчетно выдергивая из земли стебельки клевера. Не поворачивая головы, она негромко спросила:

– Ты еще не придумал себе имени?

– А зачем оно мне? До зари никто, кроме королевской дочери, его все равно не сможет узнать.

Джулия резко повернулась к нему:

– Не будь дураком. Я не шутила, говоря, что имена здесь имеют значение. Джо, хоть раз в жизни прояви осмотрительность.

Сам начиная злиться, он ответил:

– Да по какому случаю? Брось, Джевел! Ну, назвал себя какой-то любительский ансамбль народных танцев Лигой Артистических Увеселений…

– Архаических Развлечений, — поправила Джулия. — Официально зарегистрирован-ная корпорация с почтовыми привилегиями четвертого класса.

Глаза ее снова смотрели туда, где танцевали павану, а пальцы по-прежнему слепо трудились в прохладной траве.

– И народные танцы тут не при чем.

– Да, конечно, — сказал Фаррелл. — Они же воюют из-за королевской подвязки. Совсем забыл. Чем они еще занимаются?

– Это была Война Башмаков Королевы-Матери — очень серьезное дело.

Она вдруг рассмеялась, привалившись к его плечу.

– Еще они устраивают поединки, — продолжала она. — Турниры. Для них и предназначался шлем, и кольчуга тоже.

– Ты имеешь в виду поединки на копьях?

Джулия отрицательно потрясла коловой.

– Нет, на копьях нет. На копьях бьются верхом, а это слишком опасно. Но все остальное имеется — поединки на мечах, на кольях, стрельба по дощечке, даже mкlйes[5] .

Неровный свет обратил танцующих и музыкантов в скользящие бронзовые тени; на миг камзолы c плюмажами вспыхнули в темноте, словно свечи. Джулия продолжала:

– И у нас здесь не только сражаются, как в Гиперборее. Кое-кто из мужчин в этом вообще не участвует — занимается музыкой и нарядами, становится бардом, изучает геральдику, каллиграфию, придворный этикет, даже способы приготовления пищи и игры, которые были когда-то в ходу. Хотя без поединков не было бы и Лиги.

Грациозно прокравшись мимо с совсем молоденькой девушкой в синем жупане, Гарт де Монфокон оглянулся на них через плечо. Фаррелл переспросил:

– Гиперборея?

– Наше отделение в Сакраменто. Еще одно есть в Лос-Анжелесе — Королевство Под Горой. А мы — Королевство Ги Бразиль.

Она произнесла это имя с насмешливой напыщенностью, но Фаррелла внезапно пробрала странная дрожь, легкое льдистое покалывание под кожей. Один раз он уже ощутил его сегодня, когда меч Гарта, стеная, рвался из ножен. Он спросил:

– Давно ты в это ввязалась? Сколько времени эти люди предаются подобным забавам?

– Лет десять-двенадцать. Во всяком случае, что касается Ги Бразиля, — другие начали позже.

Две огромных афганских борзых, черная и золотистая, неспешно просквозили толпу танцующих; приоткрытые в грубой ухмылке пасти и лимонного тона глаза обратили павану в мерцающий издали фрагмент гобелена. Джулия продолжала:

– Я с ними связана пару лет — прихожу, ухожу. Это Нэнси меня привела, леди Хризеида. Она тут состоит в подобии приемной комиссии.

Фаррелл медленно произнес:

– Те доспехи на твоей кровати, они были настоящими. А как насчет мечей, топоров и прочего?

– По большей части пальмовое дерево, ротанг. Его лианы похожи на обычные прутья, но потяжелее. Хотя насколько я знаю, некоторые все еще предпочитают простую мягкую древесину — сосну и так далее.

– Только не старый добрый сэр Рахат-Лукум, — сказал Фаррелл. — Тот усатый красавец. Он размахивает чем-то вполне настоящим.

– А, Гарт просто выпендривается, — презрительно откликнулась Джулия.

– Он неизменно притаскивает на танцы Весельчака. Вообще же на этот счет имеются очень строгие правила. Ты не вправе сражаться чем-либо, обладающим режущей кромкой, но при этом удар должен быть достаточно сильным, чтобы оружие, будь оно острым, пробило доспехи. В итоге получается, что убить таким оружием человека невозможно, но руки или ребра время от времени все же ломаются. Предмет вечных препирательств с Братством Оружейников.

– Могу себе представить, — откликнулся Фаррелл. — Ну и дела у вас тут. А ты, стало быть, брат-оружейник?

– Нет, я принадлежу к Содружеству Мастеровых. Это мы делаем одежды и родовые знамена, расписываем щиты, вообще беремся за все, о чем нас попросят. А с доспехами я покончила да и те-то сделала, когда еще только вступила в Лигу.

Сова возвратилась, серой ночной бабочкой скользя в лунном свете, кружа и снижаясь над паваной, тонко вскрикивая — от гнева, полагал Фаррелл, обуявшего ее, когда выяснилось, что все ее охотничьи угодья заняты чужаками. Джулия показала ему короля Богемонда — крепкого, лысеющего, моложавого мужчину в длинной пурпурной тунике и в мантии, покрой и шитье которой были выдержаны в византийском духе. Он стоял под деревом на самом краю лужайки в обществе еще трех мужчин, среди которых виднелся и багровый Тюдор. Фаррелл спросил:

– И как же становятся королем Ги Бразиля?

– Побеждая на поединке, — ответила Джулия. — Точно так же завоевывают рыцарское звание или попадают в число Девяти Герцогов. Существуют еще обряды и испытания, через которые нужно пройти, но в конце концов, все сводится в драке. Богемонд ходит в королях всего пару месяцев, после Турнира Двенадцатой Ночи.

Павана завершилась пробирающим до костей визгливым переливистым свистом крумгорнов и медлительно, словно заходящее солнце, оседающим на траву заревом одежд и плюмажей. Фаррелл увидел, как, подобно всем остальным, в долгом и глубоком реверансе приседает перед музыкантами Гарт де Монфокон; но девушка в синей накидке так и стояла с ним рядом в хрупкой и непреклонной надменности, казалось, заставлявшей пригибаться пламя керосиновых ламп. Лица ее Фаррелл не видел.