– Прошу вас… Если мы будем препираться…

– Полтора года. С позапрошлой зимы. Я не помню точной даты.

– Полтора года, – с задумчивым видом повторил Мэнтаг и почесал пальцем за ухом. Как обезьяна, – подумал Виталий. Настырная обезьяна, которая сто раз выполняет одно и то же действие, пока не добьется результата. – А когда вы познакомились с мисс Гилмор?

– Тогда же, – буркнул Виталий. Странный вопрос. Естественно, он познакомился с Айшей в тот же день, когда она впервые вошла в палату к Дине. Он приехал после работы, не известная ему медсестра меняла у Дины простыню, он остановился на пороге и подождал, пока она закончит. Девушка обернулась, взгляды их встретились и… нет, ничего тогда не произошло, просто встретились два взгляда. «Я вас не знаю», – сказал его взгляд. «Вы – муж миссис Диноры», – сказал ее взгляд.

– Тогда же, – повторил Мэнтаг. – Чтобы долго не ходить вокруг да около: какие отношения у вас сложились с мисс Гилмор?

Виталий молчал, наверно, дольше, чем этого ожидал детектив. Понятно, вопрос должен был выбить его из равновесия, но, когда совесть у человека чиста, почему не ответить если не сразу, то, подумав минуту, чтобы уточнить формулировку?

– Так что же? – спросил детектив, когда молчание затянулось.

– Мы стали встречаться, – сказал Виталий. Все равно они узнают, да уже и узнали – любая медсестра в больнице могла рассказать, что мистер Дымов ждал в холле или в аллее парка, когда у мисс Гилмор закончится дежурство, и они уезжали вместе, а часто вместе дежурили у постели миссис Дымов, и когда кто-нибудь из обслуживающего персонала или врачей входил в палату, не постучав, то заставал их… нет, не целующимися, Боже упаси, такого никогда не было, но сидели они так близко друг к другу… разговаривали так интимно… и это при живой еще жене, пусть она и не видела ничего, не понимала, но, возможно, чувствовала, люди в коме что-то ощущают, во всяком случае, этого нельзя исключить…

– Вы стали встречаться, – повторил Мэнтаг, потому что пауза опять затянулась, и молчание висело в воздухе, будто густой табачный дым, затруднявший дыхание.

– Да… Айша – замечательная женщина. Удивительная. Она делала для Дины… Палату обслуживали две медсестры – сутки Айша, и сутки Мэри Лихтер, вы с ней наверняка говорили…

Мэнтаг внимательно слушал.

– Мэри выполняла свою работу добросовестно, но… как работу, не более того. А Айша… мисс Гилмор вкладывала душу. Мне казалось, то есть, я уверен в том, что Дина предпочитала, чтобы у ее постели всегда была Айша. Вам это покажется странным, но я понимал желания Дины, я всегда знал, чего она хотела. Вы думаете, я преувеличиваю?

– Нет, – коротко отозвался детектив. – Продолжайте.

– Собственно… Это все.

– Это все, – повторил Мэнтаг. – Вы стали встречаться. Иными словами – стали близки?

– Я понимаю, о чем вы думаете, – устало проговорил Виталий. – Жена лежит в коме, муж и медсестра становятся любовниками, медсестра не замужем, они сговариваются…

– Боже сохрани! – воскликнул Мэнтаг и даже приподнялся, чтобы продемонстрировать свое возмущение. – Я не обвиняю вас в сговоре! Сэр, не нужно приписывать мне мысли, которых у меня нет.

– Хорошо. Сестра Гилмор хочет заполучить мужа, а тут такое искушение. Она искушению поддается и отключает аппаратуру, благо для этого нужно всего лишь опустить один рубильник. Да?

«Вопросы здесь задаю я», – так, по идее, должен был отреагировать детектив, но вместо этого он поднял на Виталия взгляд и сказал:

– Да. Мотив есть. Возможность есть. Но действие совершено не так, как вы описали. Рубильник остался включенным, а по распределительному блоку ударили тяжелым предметом. Результат один: перестала поступать воздушная смесь, отключился стимулятор сердечной деятельности… в общем, все. Хотя, конечно, вы правы – проще было опустить рубильник.

– Вы спрашивали Айшу… мисс Гилмор…

– Конечно. Она утверждает, что ни к чему не причастна. Но, видите ли, никто, кроме мисс Гилмор, совершить это действие не мог. Тут и говорить не о чем.

– Айша не могла этого сделать.

– Вы не можете отрицать, что у нее был мотив. Не можете отрицать, что была возможность. И, наконец, не можете отрицать улик, однозначно указывающих на мисс Гилмор. Она поступила нелогично? Безусловно. Мужчина опустил бы рубильник, а женщина… Правда, мы пока не нашли предмет, с помощью которого был нанесен удар. Найдем, конечно, и мисс Гилмор сильно облегчила бы жизнь – себе, в первую очередь, – если бы сказала, куда она спрятала эту штуку… Тяжелая, наверно, и не такая уж маленькая. Для расследования же очень важно ваше подтверждение того, что вы и мисс Гилмор были любовниками. Вы не отказываетесь от своих слов?

– Это официальный допрос?

– Нет, мы пока просто беседуем. Вы можете обдумать свои слова и на официальном дознании отказаться от сказанного, это ваше право. Но вы должны понимать, что и без вашего заявления…

– Айше будет предъявлено обвинение в убийстве?

– Первой степени, – подтвердил Мэнтаг. – То есть, с заранее обдуманным намерением.

– Послушайте, мистер Мэнтаг, – медленно произнес Виталий, каждое слово он выговаривал отдельно, чтобы детектив понял, осознал, – да, есть мотив и была возможность. Возможность, кстати, была не только вчера, но в любой день, когда Айша дежурила и оставалась с Диной одна. В любой день она могла отрегулировать аппаратуру так, чтобы, скажем, подача кислорода прекратилась, когда медсестры не будет в палате. Испортить систему. Поломка какая-нибудь… Всегда можно придумать, чтобы эксперты не разобрались… Почему, черт возьми, Айша поступает так глупо и бессмысленно? Запирается изнутри, всем дает понять, что она и только она могла… Сэр, в этом нет ни малейшего смысла! И этот, как вы говорите, тяжелый предмет… Разве в палате есть такое место, куда его можно спрятать? И зачем?

– В том-то и проблема, – кивнул Мэнтаг. – Вы оба – умные люди. Должны были понимать, чем все закончится. Очень неразумно. Очень.

– Почему не сделать вывод…

– Но, может быть, – перебил Виталия детектив, – мисс Гилмор специально ждала момента, когда вас не было в Штатах? Обеспечивала вам алиби? У нее действительно было много возможностей, но сделала она это, когда вы впервые выехали за границу и в момент совершения преступления находились в воздухе, что могли засвидетельствовать шестьдесят три пассажира и четыре стюардессы?

– То есть, – насмешливо проговорил Виталий, – мисс Гилмор решила пожертвовать собой ради… Ради чего, мистер Мэнтаг? Если следовать вашей логике, то все это… было сделано, чтобы нам с мисс Гилмор быть вместе? Это – мотив? Но как же нам быть вместе, если мисс Гилмор знала, что ее арестуют, а доказать обвинение, по вашим словам, несложно…

– Да, – Мэнтаг опять почесал за ухом и устремил на Виталия внимательный взгляд. – Бессмысленно? Но почему-то мисс Гилмор это сделала.

– Не делала она ничего, – устало сказал Виталий и закрыл глаза, чтобы не видеть Мэнтага, его умный, но ничего не понимающий взгляд.

– Вам тяжело, я понимаю, – проговорил детектив с сочувствием. Притворяется? Наверно. С чего бы ему сочувствовать подозреваемому в соучастии в убийстве первой степени? – Перестаньте вы смотреть на меня, как на врага! Я не хочу вас запутать… Но все улики против мисс Гилмор.

– Она этого не делала.

– Что вы заладили: не делала, не делала… Кто тогда? Как? Почему? Вы знаете об этом что-то, чего не знаю я. Вы знаете что-то, о чем не хотите говорить. Вы готовы предать любимую женщину…

– Что?

– Ну, как же! Вы что-то знаете и молчите. Мисс Гилмор остается за решеткой. Если это не преда…

– Послушайте, мистер Мэнтаг, – Виталий наклонился вперед, – я вам скажу. Я люблю мисс Гилмор. Она любит меня. Так получилось. Это раз. Я люблю мою жену Динору. Она любит меня. Это два. Мисс Гилмор полтора года посвятила тому, чтобы Дина оставалась живой. То, что случилось… Я могу объяснить. Но вы мне не поверите. Никто не поверит. Это не криминальная проблема, поймите. Это проблема научная.