– Помочь уйти, – объяснил Линдон. – Мы с Динорой… общались, да. Постоянно. Я очень ей сочувствовал. Ее жизнь была… разве это жизнь, когда все знаешь, все понимаешь, но совсем ничего не можешь, и так будет всегда, до смерти, и только после смерти сознание окончательно станет принадлежать другой Диноре в другом мире, где она… мы… Я не знаю, смогу ли объяснить, чтобы было понятно.

– Я не требую от вас объяснений, – быстро сказал Мэнтаг. – Физические теории – не мое дело, пусть эксперты себе головы ломают. Ты сказал, что помог миссис Дымов…

– Она хотела уйти. Во-первых, чтобы жить, наконец, полной жизнью. Во-вторых, чтобы полной жизнью мог жить здесь ее любимый Виталий. Она понимала, насколько мал шанс, что ей удастся выйти из комы.

– Ее любимый… – с горечью повторил Виталий. – Конечно. Мы любили… любим… любили друг друга. И Дина говорила… хотела, чтобы мы с Айшей были счастливы. Ее слова. Но все-таки… Ревность…

– Вы имеете в виду ваши отпечатки? – участливо сказал Линдон. – Вы знаете вашу жену. Она не могла…

– Но сделала! Не знаю как… тут моя теория пасует… но ведь сделала! Хотела разрушить мне жизнь?

– Нет, – Линдон покачал головой, – не хотела, конечно. Но вы правы – ревность, да… Эмоции… Когда темное вещество становится глиной в твоих руках… Нет – не в руках, конечно, это неверно – в сознании. Лепишь желанием. Это удивительное ощущение, доктор Дымов – власть над мирами… хочется сделать что-то еще… действительно: из глины можно слепить и молоток, и ажурное, тонкое…

– Отпечатки пальцев любимого мужа на орудии убийства, – пробормотал Виталий. – Дина понимала, что разрушит мне жизнь?

– Вы повторяетесь, доктор Дымов, – сухо произнес Линдон. – Динора… миссис Дымов не могла и не собиралась разрушать вашу жизнь, но наказать… чтобы вы почувствовали… Виталий, она предупреждала вас! Вы должны помнить.

– Должен… Я и вспомнил – когда судья уже готов был огласить вердикт. А если бы не вспомнил? Так и остался бы за решеткой? А Дина уже ничем не смогла бы помочь – темное вещество вернулось в состояние равновесия. Дина – там, я – здесь, в тюрьме. С Айшей. Может, Дина это и имела в виду, когда говорила, что мы с Айшей будем вместе?

– Вы действительно так думаете, доктор Дымов? – голос Линдона затвердел, как высохшая под жарким летним солнцем песчаная скульптура. – Вы можете так думать?

– Эти дни были самыми ужасными в моей жизни!

– Миссис Дымов это понимала, доктор.

– Понимала, – хмыкнул Мэнтаг и бросил сочувствующий взгляд на Виталия. Но вместо него неожиданно заговорил Баккенбауэр.

– Послушайте, детектив, – сказал он, – может, хватит на сегодня? Линдону нужно отдохнуть. Как врач, я больше не разрешаю ему давать показания. Завтра, если его состояние позволит. И только в моем присутствии.

– Не могу возражать, профессор, – кивнул Мэнтаг. – Я хотел бы только знать, что означают слова: «Я помог ей уйти». Линдон никогда не спускался на шестой этаж…

– Нет, конечно.

– Когда умерла миссис Мэнтаг, он находился в своей палате, и вы были с ним.

– Безусловно.

– Итак?

– Я, – сказал Линдон, – всего лишь смял горсть темного вещества, я помог Дино… миссис Дымов увеличить силу тяжести там, где она сказала. Доктор Дымов вам уже объяснил. Я подтверждаю.

– Ну… Допустим. А сегодня? Ты опять смял горсть темного вещества и убил сестру Болтон?

– Детектив! – Баккенбауэр поднялся и уперся руками в столешницу. – Я запрещаю говорить с Линдоном в таком тоне!

– Я отвечу, профессор, – мальчик посмотрел детективу в глаза. – Я уже говорил вам, сэр: сестра Болтон вошла в палату, когда… Все получилось не так, как мне было нужно! Я хотел уйти за Диной… туда. За миссис Дымов, простите. Я знал, как это сделать. Я смял в горсть темное вещество и… Кресло, в котором я сидел, повалилось на бок… И в палату вошла сестра Болтон. Я крикнул ей, чтобы не приближалась. Но она видела, как я лежу на полу, пытаюсь подняться… Она хотела выполнить профессиональный долг. Я очень сожалею…

Мэнтаг поднялся.

– Будь я проклят, – сказал он, – если что-то понимаю в этом деле. Передам запись Макинтошу, пусть разбирается.

Мэнтаг демонстративно достал из кармана мобильный телефон и нажал кнопку – то ли что-то выключил, то ли включил – кто знает.

– Запись больше не ведется, – сказал он и пошел к двери. Выходя из комнаты, обернулся и сказал:

– Прошу никуда из города не отлучаться. Конечно, я не вас имею в виду, господин адвокат.

– Я сейчас поеду в суд, – сообщил Спенсер, – и буду настаивать, чтобы мисс Гилмор освободили из под стражи в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.

– Бог в помощь, – кивнул детектив. – Раньше завтрашнего утра судья все равно не станет решать этот вопрос.

Мэнтаг вышел, адвокат последовал за ним.

– А вас, доктор Дымов, я попрошу остаться, – сказал Баккенбауэр, и Виталий непроизвольно улыбнулся, вызвав у профессора реакцию недоумения.

Виталий сел так, чтобы оказаться лицом к лицу с Линдоном. Мальчик, казалось, опять ушел в себя, то ли задремал, то ли о чем-то задумался.

– Сейчас мы втроем, – сказал Баккенбауэр, – и надо, наконец, поставить все точки над «i». Я хочу сказать, что больше не позволю впутывать Линдона.

Линдон открыл глаза.

– Я… – начал он, но Баккенбауэр не дал ему договорить:

– Доктор Дымов, вы можете морочить голову кому угодно. Если вам удастся добиться освобождения мисс Гилмор, то так тому и быть. Но не надо меня уверять, что Линдон, воздействуя на темное вещество, создал поле повышенного тяготения…

– Я… – сказал Линдон. – Да. Конечно.

– Чушь, – отрезал Баккенбауэр. – Мисс Гилмор разбила аппарат. А все остальное…

– Профессор! – воскликнул Виталий.

– Не надо возмущаться, – спокойно произнес Баккенбауэр. – Я ничего не понимаю в вашей науке, но знаю Линдона много лет. Он не способен убить муху. Он не мог прихлопнуть муравья, который ему докучал. Даже если бы ваша жена убедила Линдона помочь, он психологически не смог бы это сделать. Мысль о том, что его поступок приведет к чьей-то смерти… а это не о муравье речь… Мальчик не способен убить. Сестра Болтон погибла только потому, что Линдон не успел ничего предпринять. Верно, мальчик?

– Профессор, – Виталий внимательно следил за тем, как вел себя Линдон: сложил ладони под подбородком – как это недавно сделал Баккенбауэр, – и поза его в кресле была точно такой же, и взгляд – внимательный, не возражающий… Мысль не успела толком оформиться, но времени на раздумья не было, и Виталий повторил: – Профессор, вы совершенно правы.

Баккенбауэр поднял на Виталия удивленный взгляд: он не ожидал, что с ним так быстро согласятся.

– Вы правы, конечно. Линдон находился под вашим влиянием, да. Я не спорю: сам он не стал бы помогать Дине, но когда вы приказали ему…

– Мистер Дымов!

– Профессор, вы хотели расставить все точки над «i». Хорошо. Вы были с Линдоном, когда это произошло. Вы не позвали на помощь, хотя обычно, когда Линдон слетал с катушек, вы это делали очень быстро, потому что важна каждая секунда.

– Послушайте, Дымов!

– В тот момент Линдон говорил с Диной, все слышали запись. Они обсуждали, как сделать то, что она хотела. И еще: Линдон чрезвычайно внушаем. Он всегда был под вашим влиянием, а тут появился некто, кому мальчик доверял больше. Вы слышали его реплики в ответ на реплики Дины.

– Я ничего не понял… – пробормотал Баккенбауэр.

– Да? Вы поняли достаточно, чтобы убить Дину.

– Вы соображаете, что говорите, Дымов?

– Ну, конечно! Вы не знали – откуда вам было знать? – что двумя этажами ниже моя жена пыталась выполнить свое последнее в этом мире желание. Но вы понимали – из слов мальчика – что происходит нечто ужасное… смерть, да? Вы могли его остановить, могли… но вы предпочли… позволили… или даже дали прямое указание… Линдон, – Виталий неожиданно для профессора обернулся к мальчику, – Линдон, ты прекрасно помнишь, о чем вы тогда говорили.