Смысл ясен: такой поступок не подходит для управляющего дорогой. Пусть генерал Хорват об этом подумает и известит банк.

Увы.

И невольно клонится седая борода над третьей телеграммой…

И тоже шифром…

«Если его превосходительство задумает оставить почему-либо Манчжурскую дорогу, то не захочет ли он предупредить об этом заранее Китайское правительство.

Если его превосходительство согласится устроить передачу управления дороги генералу Бао, то Пекинское правительство дарует его превосходительству почетное мандаринство, поместье в Чань-Чуне и пожизненную пенсию.

О размерах, как и о всем прочем, можно сговориться в Пекине».

Вот.

Император.

Семенов адъютанту:

— Выслать автомобиль к поезду.

— Кому?

— Баронессе Глинской.

У Маши-цыганки на белках глаз красные нити. Брови тянутся вверх к завитушкам смоляных волос.

— Ты кому это?

— Что? Уже приревновала! Это — от японцев… По делу.

— Знаем, какое дело!

Бриллиантовая брошка на груди Маши порывисто колышется. Вцепились пальцы-когти в руку атамана:

— Смотри!

Баронесса — как всегда. Очарование, плюс воля — мужчины только средство…

Цель баронессы: того, другого, третьего… она найдет настоящего! Того, кого надо. Того, кто сможет осуществить ее грандиозные замыслы.

А тогда…

— Баронесса. Я очень рад.

И губы Семенова на том же месте, где до него побывали губы сотен других, генералов, полковников…

— Чему обязан я вашим посещением?

— Я приехала предложить вам помощь.

— Вы… Но ведь вы…

Семенов не понимает, какую помощь может предложить ему баронесса. Ведь она не начальник какого-нибудь отряда, не представитель иностранных государств. Разве деньги…

— Я слушаю вас, баронесса.

— Я говорила о вас Таро. Он обещал вам широчайшую поддержку в вашей борьбе с Колчаком…

— Баронесса! Я очень вам благодарен! Но не объясните ли вы, чему обязан я таким вашим содействием?

— Интересы русского народа достаточное обязательство для нас всех, — почти тоном проповедницы говорит баронесса.

Потом лукавые искры в верхушках серых глаз и теплое пиано из губ:

— А кроме того… на вас возлагают большие надежды…

— О, баронесса! — Семенов всем корпусом подается к ней.

За эти слова он готов ее зацеловать, заласкать — откуда, откуда она такая!

…Губы опять на руке. Покрывают то же место длительным прикосновением. Затем неожиданно взлет вверх по локтю, между сгибом кисти руки, где газончики черных шелковых кружев…

Полсекунды.

Глаз атамана: рыжий пушок под мышкой, рука: жмет руку баронессы, губы дрожаще: — баронесса!..

Спохватившись:

— Да, да, интересы нашего народа.

Голос Маши:

— Простите, атаман. Посмотрите, не забыла ли я тут платочек?

Два взгляда.

Маши: злой, сверкающий, слегка кровью набухших белков.

Баронессы: дерзкий, вызывающий — сознание своей силы.

Столкнулись. Ясно: ни одна не уступит.

Борьба. Месть.

Поднимаясь по лестнице, Либкнехт сталкивается с баронессой. Она узнает его первая.

— Либкнехт!

Он смотрит на нее. Потом сразу вспоминает: автомобиль, чьи-то теплые, нежные руки, потом, потом… после всех тягот тюрьмы и лагеря… безумная ночь в будуаре баронессы… нега и ласка до утра…

Неужели она его любит?

— Баронесса!

— А вы как здесь? — спрашивает его Глинская.

— Я работаю тут в штабе. В шифровальном отделе.

— Только то! — смеется баронесса. Она любуется красивым профилем его лица, гордой посадкой головы, энергичным изгибом шеи…

И сразу что-то решивши:

— Вы поедете со мной. Я это устрою.

И не дожидаясь его ответа;

— Сегодня будьте у меня! Гранд-Отель, 16. В двенадцать, Либкнехт. Не забудьте!

И, кивая ему рукой, баронесса спускается с лестницы.

В тот же день в штабе.

— Доложите об этих телеграммах лично Семенову, — обращается начальник штаба к Либкнехту. Он передает ему пакет с телеграммами. Отдельно держит одну.

— А по этой нужно известить этого коммерсанта, как его… Люкса.

Либкнехт удивленно поднимает брови.

— Люкса?

А сам думает: «наконец-то. Теперь действовать решительно, неотложно. Сегодня же. Но ведь баронесса… Ах, да ладно…»

Он сперва заходит к Семенову.

— Секретно, лично от начальника штаба, — докладывает он прислуге.

— Их нет! Но там Маша.

— Что? Я должен говорить с атаманом лично. Я должен передать ему телеграммы.

— Ха-ха-ха-ха! — раскатистый хохот. — Вы так думаете? — слегка придушенный голос.

В дверях Маша. Черные глаза смеются задорным капризом. Но вокруг рта злое недовольство.

— Давайте сюда ваши бумаги.

— Нэт! — отчеканивает Либкнехт, — я не могу. Я обязан передать их лично Семенову.

— Ха-ха-ха! Ну, давайте скорее. Я жду.

Либкнехт стоит на месте. Потом вежливый поклон.

— Я приду позже, когда будет атаман. Он поворачивается и направляется к двери.

— Стойте, — кричит Маша, — вы так не уйдете. Я хочу вам сказать… Ну, идите же. Не бойтесь меня.

— Я ничего не боюсь! — отвечает резко Либкнехт. — Я просто исполняю свой долг.

— Пройдите сюда! — и Маша приподнимает портьеру в следующую комнату. Либкнехт… нерешительно следует за ней.

— Садитесь! Вы упрямы… Но вы красивы. Вы мне нравитесь. Целуйте, — она протягивает ему свою смуглую, оголенную почти до плеча руку.

Либкнехт чуть-чуть прикасается к ней губами.

— Ха-ха! Смелей, — смеется Маша, — разве вы такой робкий?

Она притягивает его голову к своей груди, потом неожиданно наклоняется и крепко целует его в губы.

Либкнехт вскакивает.

— Простите, но вы… вы…

Он растерялся от неожиданности и не знает, как себя вести. Маша забавляется его нерешительностью и хохочет:

— Скромница… Любопытно. Я жду вас сегодня в десять. Приходите непременно, иначе…

Либкнехт знает, что он должен делать сегодня вечером: Люкс, затем баронесса… Лихорадочно соображает.

— Я не могу!

— Как? Маша хватает его за руку. Выбрасывает слова, как острые иголки, произносит, как шипение змеи:

— Смотри! Я буду ждать. А если не придешь…

Маленькие кулачки сжимаются. В глазах злоба и жестокость.

О, да! Либкнехт знает про дела Маши. Еще сегодня утром, когда говорили о расстреле поручика Мартынова, не подчинившегося ее капризу.

Ну, да все равно. Он сегодня покончит все и уедет в сопки.

Он резко поворачивается к дверям и быстро выходит из комнаты.

Люкс с недоумением разворачивает записку. От Маши!

«Будьте вечером. Есть важное дело».

Люкс не верит своим глазам. Приглашение к Маше! Кто откажется? Кто смеет отказаться! Но зачем он ей вдруг понадобился? И откуда она знает? И так поздно, так поздно.

Люкс польщен.

Он надевает новую форму, тщательно причесывается перед зеркалом. Придает свежесть вялым щекам.

Потом обильно капает на подкладку френча густой флердоранж и ухмыляется:

— Теперь, если удача — то не ниже полковника!

И, когда часы показывают без пяти одиннадцать, он уже у дверей Маши. Дверь действительно открыта…

Черные, как смола, зыбкие, как озеро ночью, волосы Маши. Сверкают жемчужины над упрямым лбом.

Либкнехт пришел. Сел. Глаз не может оторвать.

Он мадьяр. В его жилах южная кровь. Он горяч, как невыезженный конь, как молодой тигр, почуявший запах крови…

Но он знает… Сегодня: одиннадцать часов, Люкс, бегство.

— Иди ко мне, иди… — зовет Маша Либкнехта. — Ну, иди. Иди же!

Либкнехт стоит.

Маша вскакивает. Упрямство Либкнехта только разжигает ее страсть. О! Она сумеет расправиться с ним! О! Она бы расправилась, если бы он не пришел. Но он все-таки пришел… Значит…