Поезд верховного главнокомандующего тут же. Окна завешены. Мерно гудит динамо в вагон-моторе. У вагонов мелькают обнаженные шашки охраны.
В купэ-кабинете у стола сидит адмирал Колчак. Губы верховного правителя и главнокомандующего плотно сжаты. Крупные черты лица неподвижны. Глубоко сидящие темные зоркие глаза старого моряка внимательно смотрят в лицо генерала Нокса.
Генерал Нокс и полковник Вудсон только что приехали из Владивостока.
— Я должен передать, что правительство Великобритании выразило согласие на отправку в Сибирь новой партии обмундирования в количестве семидесяти пяти тысяч комплектов. Кроме того, посылается сорок орудий легкого полевого типа и десять тяжелого, а также двести автоматических ружей системы Льюиса. Все это будет послано в спешном порядке и скоро прибудет во Владивосток. Танки будут посланы несколько позднее.
— Благодарю. Часть золота в обеспечение заказа мною выделена. В будущем Россия не забудет помощи, оказанной правительством Великобритании. В настоящее же время вновь на очереди другой вопрос.
— Я вас слушаю.
Адмирал встает.
— Русская армия продвигается к Волге. Наступление идет успешно. С каждым днем увеличивается территория, освобожденная от большевиков. Населению освобожденных областей необходимо чувствовать под собою прочную опору. С одной стороны, ее дает армия, но с другой стороны важно, чтобы русское правительство было признано странами Европы. Это будет окончательный удар по советской власти.
Нокс встает и жмет руку правителя.
— О, поверьте, адмирал. Этот вопрос решится вскоре, и ваше правительство будет признано. Я надеюсь… Я и полковник Вудсон…
— Благодарю.
2…. Но не выполняют
Утром следующего дня генерал Нокс рвет края белого пакета.
«Секретно.
ОМСК. Генералу Нокс.
Поезд штаба об’единенного командования союзных войск в Сибири».
Читает:
«Мною также получено сообщение из Парижа. Правительство Французской Республики согласно с королевским правительство Великобритании, что официальное признание правительства Колчака возможно только после падения Москвы.
Я имею поручение сговориться с вами по вопросу о поддерживании в адмирале Колчаке уверенности в скором признании. В настоящее время мой поезд находится в Ново-Николаевске. Здесь я и считаю наиболее удобным устроить наше свидание во время вашего возвращения во Владивосток.
Командующий союзными войсками в Сибири
Генерал Жанен.
Ново-Николаевск. 7/IV—1919 г.»
— Ол райт!
3. Между двух стульев
Ставка. Кабинет верховного правителя.
Тучи ходят по лицу адмирала. Он хмурит брови и бросает частые взгляды в сторону говорящих.
Трое кооператоров из Ново-Николаевска точно сжимаются от каждого его взгляда.
— Ваше превосходительство, такие поступки, как разгром кооперативной типографии, в корне подрывают авторитет правительства. Вся демократическая часть населения находится в тревоге… Создается благоприятная почва для большевистской агитации.
Кооператоры вздыхают. Память четко рисует картины первых дней воцарения Колчака. Тогда они посылали верноподданнические телеграммы: «…приветствуя вас… мы верим… мы желаем вам… и пр. и пр.»
А теперь?
— Ваше превосходительство! Мы понимаем, что это сепаратные действия, почему и просим вас строго наказать виновных.
Треск. Кооператоры вздрагивают. Адмирал резко бросает сломанный надвое карандаш.
— Вы говорите, это были офицеры?
— Да, ваше превосходительство… Из отряда атамана Анненкова.
— Хорошо. Дело будет расследовано и виновные наказаны… Строго.
Кооператоры, откланявшись, исчезают.
Адмирал встает и начинает быстро ходить по кабинету.
— A-а, чорт! — Правитель судорожно хватает пепельницу и швыряет ее в угол. Звонит. Ад’ютант входит.
— Позвать полковника Кабакова.
Ад’ютант звякает шпорами.
Полковник Кабаков входит решительными шагами и смотрит строго, холодно. Низенький, сухой полковник — олицетворение сухой строгости и беспощадного фанатизма.
Он знаменит.
Пленные австрийцы в городе Кустанае чем-то помогли восставшим крестьянам. Восстание было подавлено. Кабаков отдает приказ, и в одну ночь всех пленных развешивают по столбам Кустаная.
За это его оттуда убрали. Теперь он при ставке — генералом для поручений.
— Полковник Кабаков! Дело, о котором вы мне говорили, рисуется для меня иначе. Этому надо положить конец.
— Ваше превосходительство! Вы сами знаете, что мы окружены большевиками. Всюду зреют заговоры. Это нож в спину армии. Здесь в тылу нужно быть беспощадным и в корне подавлять всякую агитацию. Эта газета вела скрытую агитацию. Корнет Усов… и другие офицеры были возмущены. Они борются и проливают кровь. Если вы их будете наказывать за то, что они борются за родину, вы погубите дело.
Верховный правитель опустил голову. Помнит… Также вот: заговор Фомина и других эсэров… Выступление, похожее на провокацию… Затем офицерский суд… И… расстрел эсэров…
И он — адмирал Колчак, узнав о расстреле, бился в истерике. И всё-таки дело пришлось замять.
Адмирал поднимает голову и долго испытующе смотрит на полковника…
Ничего. Холод стальной непоколебимости… Твердость каменная…
Взгляд адмирала мутнеет.
— Ладно. Впредь не допускать… Этого Усова и других из Николаевска перевести. Атаману Анненкову передать, чтоб следил строже.
— Прикажете идти?
— Идите.
Полковник Кабаков круто поворачивается и твердо выходит из кабинета.
4. Три доклада
Генерал Иоши-зава — глава японской дипломатической миссии в Омске.
На приемах Иоши-зава — в плотно сшитом желтом мундире, с кавалерийской саблей и звездой Генро… Но теперь на нем штатское платье и поверх — широкий теплый итальянский плащ.
В ночной тьме торопливо шагает Иоши-зава по одной из глухих улиц Омска.
Столица спит. Спит и маленький деревянный домик в три окна с крылечком. Иоши-зава оглядывается, затем подходит к домику… Тихонько стучит в закрытый ставень сначала два раза, потом один, потом три.
Дверь тихо, тихо открывается.
Оглянувшись еще раз, Иоши-зава входит.
Комната выходит во двор. Окно завешено плотной тканью.
Начальник разведочного отделения ставки верховного правителя, полковник Солодовников, стоя, делает доклад. Генерал Иоши-зава слушает, сидя в кресле и полузакрыв глаза.
— …новых распоряжений не поступало. Список шпионов, отправленных в Японию, я передам вам завтра. Нокс привез известия о посылке Англией обмундирования и оружия, вот по этому списку. О признании ничего не слышно.
— Слышно.
— То-есть?
— Не признают до взятия Москвы, — скалит зубы Иоши-зава.
— Та-а-к…
— Подготовьте Колчака. Завтра вечером я у него буду на приеме.
— Слушаю, ваше превосходительство.
— Как дела с организацией партии японофилов?
— Партия понемногу растет… Я думаю, удастся сманить генерала Зинкевича… Они с Лебедевым втайне грызутся.
— Хорошо. Копию письма Голицына достали?
— Да! Вот она.
— Хорошо. Это вам на дальнейшие расходы.
— Благодарю вас, ваше превосходительство.
— Не стоит.
Иоши-зава закутывается в плащ. Полковник надевает шинель. Выходят. Никого.
— До свиданья, ваше превосходительство.
— До свиданья.
Полковник идет в одну сторону, Иоши-зава в другую.
В ту же ночь в своем вагоне Иоши-зава принимает другого шпиона. Это Люкс.
— Ну что?
— Ваше превосходительство! Ничего неправильного в действиях полковника Солодовникова я не заметил. Агитация им ведется…
— Так. Вы больше здесь не нужны. Я вызвал вас для того, чтобы передать вам новое поручение.